На самом деле Александр Паль – новый русский. Не тот, о котором сочиняли анекдоты 20 лет назад, а тот, в котором каждый сегодня узнает «своего». Ему идет быть любым: лютым, отшибленным, наивным, замкнутым. В новом фильме Нигины Сайфуллаевой «Верность» он предстает смятенным и обнаженным. Эротическая драма о супружеских изменах стала самым откровенным фильмом «Кинотавра» и дала нам повод поговорить с Палем об отношении к своему телу на экране и об авторитетах в кино, а также вспомнить историю задержания и освобождения из-под стражи после таинственного звонка из Администрации президента.
Паль пришел на съемку обложки этого номера с синяком на виске. Желто-зеленым, размером с куриное яйцо. Собралось оперативное совещание: замазать или оставить? «Оставить, оставить!» – разом отозвалось несколько голосов. Синяк словно открытка из 2013 года, когда на Паля после фильма «Горько!» обрушилась оголтелая слава: прохожие на улице задирали на нем футболку в попытках выяснить, наколоты ли у него на груди богатыри Васнецова или нарисованы для кино.
В первое время челябинская тема была во всех интервью. Дескать, приехал оттуда в Москву вот такой обычный парень. Удобная точка входа в беседу – поговорить о родине, узнать подноготную. Во время моего первого интервью у Урганта он, конечно, про это шутил, и другие интервьюеры тоже решили поддерживать со мной разговор в этом русле. Наверное, так работали мои образы из кино.
А внутри вас это есть или вы просто всем подыгрывали?
Раз дал повод для таких вопросов, значит, есть.
Чувствуете челябинца в себе прямо сейчас?
Конечно. Но знаете, Челябинск – это не кузница суровых пацанов. То, что я родился там, потом сыграл роль лютого парня в «Горько!», да и в жизни могу вспылить и резко ответить, – это совпадение. Но я не безбашенный псих из Челябинска, которого ударил по голове метеорит.
Вы сейчас больше тянетесь к нишевому кино или хотите стать народным?
Не думал об этом. Да и скорее не хотел бы – это налагает большую ответственность. И амбиций таких нет. Тот статус, который есть у взрослых артистов, складывался у них в доинтернетную эпоху. У артистов моего возраста априори не может быть такого влияния: сегодня герои меняются каждый день, и свой статус «тяжеловеса» просто невозможно закрепить.
Хоакин Феникс в «Джокере» в очередной раз утвердился как «тяжеловес». Как вам?
(С коротким зевком.) Замечательно.
Один из критиков назвал его актером холодного технического совершенства – подчеркивая работу над телесным аспектом роли, работу мышц. Насколько это для вас важно?
Феникс круто делает то, что он делает. Другой вопрос – близок ли мне такой стиль. Как зрителю – близок, а в профессиональном смысле – нет, я актер другого типа, игрового склада. Но его работа – вышка, конечно.
Кто вам ближе профессионально?
Из старой школы – Дастин Хоффман, наши советские актеры.
Кто был вашим карьерным ориентиром?
Люблю отдельные роли определенных актеров и могу даже по несколько раз пересматривать эпизоды с ними, чтобы понять, как именно они это делают. Но человека, за которым я хотел бы последовать и быть на него похожим, нет.
Вы говорили, что физиологические и чувственные вещи сложно сыграть. Сколько у вас постельных сцен в фильме «Верность»?
Можно сказать, полторы: одна полноценная и одна минетная.
Опыт эротических сцен меняет отношение к своему телу – когда есть возможность посмотреть на себя потом глазами зрителя?
Всегда спокойно отношусь к себе голому в кадре. Но только если это необходимо. Часто эротические сцены торчат в сценарии как вставной зуб. Но в «Верности» это неотъемлемая часть драматургии, поэтому я рад, что это было. Но вообще занятие не самое интересное. Не то чтобы мы (с актрисой Евгенией Громовой. – Прим. ред.) пулей влетели в эту сцену с радостными криками, но ничего трудного в работе не было, хотя съемки длились семь часов. Неподалеку была железная дорога, и приходилось во время имитации полового акта прерывать процесс на середине, чтобы ждать, когда проедет очередной поезд.
Как жизненный багаж влияет на вашу интерпретацию секса в кадре?
Мы долго обсуждали с режиссером Нигиной Сайфуллаевой и моей партнершей Женей, что кому нравится в сексе, и на основе этого разговора выстраивали сцену.
Насколько вам близок подход главного героя к отношениям и женщинам?
Достаточно близок. Герой похож на меня в каких-то чертах и в поведении, но то, что он переживает и проживает, было тяжело играть, потому что постоянно всё было на надрыве – эти отношения… Каждая сцена была стрессом, и мы с Женей были вымотаны. Одни из самых тяжелых съемок психологически.
Вы вместе с другими известными актерами не так давно снялись в ролике в поддержку фигурантов «московского дела». Кто вас пригласил участвовать?
Никто. Это была наша с ребятами оперативная инициатива.
Верите в то, что такие видео могут что-то поменять?
В конкретной точке – вряд ли. Когда Пашу Устинова задержали и все стали выкладывать видео, все вышли на пикеты, потому что произошел всеобщий эмоциональный выплеск. Постепенно люди устают, энтузиазм затухает, в этот момент видео мало на что может повлиять. Но в сознании людей останется то, что многие не молчат и пытаются призывать к соблюдению прав человека. И в перспективе это может помочь развитию сознательного общества, которое интересуется событиями вокруг, замечает несправедливость.
Откройте секрет: кто ваш таинственный благоволитель из Администрации президента, благодаря которому вас отпустили из полиции после задержания во время московских протестов 3 августа?
Думаю, что это не мой благоволитель, а штат сотрудников, которые отслеживают задержания известных лиц во время митингов, и у них есть команда вытаскивать их.
Давайте вспомним, как это было: вас забирают в автозак во время несогласованной прогулки избирателей по Бульварному кольцу, доставляют в отделение, там у вас звонит телефон, просят передать трубку сотруднику полиции и говорят, что звонят из АП, через десять минут приходит майор и провожает вас на выход. . .
Я не понял, почему они позвонили именно мне, а не в ОВД. Они могли сделать это бесшумно, но вместо этого позвонили мне и представились Администрацией президента. А уже потом позвонили начальству отделения.
Какие-нибудь конспирологические мысли приходили в голову после этого?
Может, так сделали, чтобы я задумался: меня видят и отпускают, а я, вероятно, должен быть благодарен и об этом не говорить. А может, там никто об этом и не думал вовсе, просто существуют подчиненные чины, у которых задача – выпускать.
Такая встреча с властью впечатляет?
Ну, в первый момент, конечно, ого. Но потом, когда я уже вышел из ОВД, то подумал: странно, зачем я вышел, все равно простоял у дверей до тех пор, пока не освободились мои друзья. Кого-то выпускают по звонку, а кто-то продолжает сидеть.
Не захотелось ли потом пересмотреть политику собственной пуб личности?
Не пересматривал. Да я для них не та фигура, которой следует опасаться. Если бы я был оппозиционным политиком или человеком, который постоянно говорит на эту тему, тогда, может, да.
Тем не менее шум тогда вокруг вас поднялся порядочный.
Да что толку в этом шуме! Логично было бы, чтобы каждый гражданин задумался, почему одного отпустили, а других нет, и что это за неравноправие. Но у нас просто посудачили об этом и дальше пошли. Освободили Пашу Устинова и дали ему год условно, хотя он ни в чем не виноват, чтобы не привлекать к ответственности ни свидетелей, ни росгвардейцев. Это происходит на глазах у всех, и все прекрасно осознают происходящее – ну и что в итоге? Пошумели, чуть поговорили, и всё. Шум периодически возникает, и власти понимают, что люди пошумят и успокоятся.
А вам предлагали выступить или просто появиться на каком-нибудь мероприятии крупнейшей политической партии?
В смысле «Единой России»? Пока нет. Чтобы кто-то ко мне приходил или специально звонил – не было такого. В нашей власти все довольно взрослые, и в некоей иерархии артистов мое имя, полагаю, вообще ничего не значит, не имеет веса. Они стучатся к народным, а я для них, вероятно, неизвестный молодой оборванец, к которому странно приходить и стучаться.