Мы завершаем рассказ об учащихся Московской духовной академии, расположенной в самом сердце древнейшего русского монастыря — Троице-Сергиевой лавры (первая часть репортажа вышла 4 февраля в утреннем номере «ВМ»). Обладатели сана — люди для светского большинства загадочные. А между тем священник становится массовой профессией. Кто и почему в нее идет? Как стать студентом духовной академии? Чему в ней учат? Каковы карьерные перспективы выпускников? Об этом — специальный репортаж.
Впервой части нашего репортажа ректор академии архиепископ Верейский Евгений поведал нам о своем духовном пути, становлении как священнослужителя, рассказал о том, как он попал в семинарию и принял монашеский постриг. Мы побывали на учебных парах и приняли участие в семинарской постной трапезе, угостившись отварной картошкой. Теперь пришла пора познакомиться с молодыми людьми, для которых религия и вера стали главным делом жизни и настоящим призванием, — студентами академии.
ГАНЖА
— Случай у нас был такой дома, — вспоминает третьекурсник семинарии, 20-летний чтец Алексей Ганжа. — Курьезный, можно сказать… Украинская бомба залетела во двор к моему дядьке, разводившему пчел, и взорвала ульи. Бездомные пчелы прилетели к бабушке, которая жила неподалеку, и съели варенье, которое та оставила во дворе.
Однофамилец обаятельного хулигана из кинофильма «Большая перемена» приехал в Сергиев Посад из города Курахово Донецкой области, который сейчас находится под контролем Вооруженных сил Украины. О войне Алексей говорить не любит, разговоров о политике избегает, однако при упоминании «майдана» брезгливо морщится. Дома не был почти два года и не стремится.
— Возвращаться не хочу, нет там никаких перспектив, — горько замечает он. — Надеюсь, что удастся закрепиться в России.
В речи Алексея заметен легкий украинский говорок. «Ну точно гоголевский бурсак», — определяю я, увидев его в первый раз.
Чтец, коим является Алексей, — первая степень священнослужения. Уже можно носить подрясник, чем он и пользуется, но не положено рясу. Разрешается отпустить бороду, но Ганжа обходится без нее.
— Вообще, священнику крайне желательно носить бороду. Но у меня она толком и не растет, — разводит руками он.
Алексей — скромный, но общительный парень, не лишенный доброго чувства юмора. По лицу его блуждает легкая улыбка.
Сегодня он позволил себе разговаривать во время предобеденной молитвы и понес заслуженное наказание. Теперь он проводит с нами редкие, потому бесценные, свободные от занятий часы. Мы сидим в семинарской общаге, тихой и пустынной, в его комнате, рассчитанной на трех человек. В комнате, кроме новой, но скромной мебели, ничего нет. Жильцы ее соблюдают поистине армейский порядок. Иконы на стенах напоминают — мы в келье. На столике Алексея лежит пара книг на духовную тематику.
Это новое здание общежития, построенное пару лет назад. Здание долгожданное: в старой общаге условия были гораздо суровее. Жить приходилось человек по 20 в одной комнате.
— Невозможно было побыть наедине, — ежится Алексей. — А я это люблю. Приходилось уединяться по вечерам в свободных аудиториях, читать книжки в тишине. Сейчас попроще стало.
Путь в семинарию занял у Алексея несколько лет. Потребность в церкви, как он сам выражается, возникла у молодого человека еще в школе. Будучи крещенным бабкой в детстве, сам он начал ходить в храм в старших классах. Причем сначала — за симпатичной ему девочкой из школы. Так он постепенно влился в церковную жизнь, стал общаться со священником — протоиереем Петром Карпенко, помогать настоятелю в работе. Это был настоящий разрыв с бушующим вокруг подростковым угаром.
Гедонистическое познание жизни, которому предавалось большинство сверстников, не интересовало Алексея. В отличие от познания духовного.
— Я себя как-то цельнее стал чувствовать, — старается описать он свои ощущения. — Как будто какой-то механизм внутри меня смазали. Говорят же, призвание? Наверное, вот оно. Когда пришла пора поступать куда-либо, я уже был готов внутренне, что буду служить. Не было ни одного другого варианта, кроме семинарии. Настоятель меня благословил.
Алексей подчеркивает: священник не профессия, а служение.
Родители, по словам Ганжи, его решение поддержали, хотя семья у Алексея, что называется, светская.
— Мама недавно в церковь ходить стала, глядя на меня, — говорит он. — А папа пока колеблется. У него отношение к этому неоднозначное. Но когда я заявил, что хочу поехать в Сергиев Посад, родители лишь сказали: «Нравится? Иди».
Хотя девушку ту Алексей сегодня называет сестрой, монашество ему не близко: «Слишком бескомпромиссно, смелые души выбирают такой путь». Ганжа планирует стать «белым» священником, но это значит, что до рукоположения в сан ему следует подыскать себе жену. Таковы правила.
— Но путь семейный — это тоже решимость, — рассуждает он. — Пока у меня ее нет.
Союз с избранницей должен получить благословение правящего епископа, в данном случае ректора, который знакомится с девушкой лично, проводит с ней беседу и решает, подходит ли ей важная роль матушки. Если жениться без ведома епископа, могут и отчислить.
Обручальные кольца, кстати, священники не носят. Считается, что при рукоположении они обручаются Церкви.
Спрашиваю у Алексея, слышал ли он о таком явлении, как ХБМ.
— Это означает «хочу быть матушкой», — объясняю я. — Есть целые форумы на эту тему в интернете. Это что-то вроде движения православных девушек, которые хотят выйти замуж за священника.
Семинарист немного смущается, краснеет, но ему становится весело.
— Странно это, — качает он головой. — А сообществ девушек, которые хотят выйти за космонавтов, нет? Для священника женитьба — это важный вопрос. Есть такая шутка — священники и саперы ошибаются только один раз. Так что я не тороплю события. Да и забот по учебе столько, что не до девушек. Дай Бог, пару часов в день свободные бывают.
Романтика, шутит чтец, не предусмотрена уставом.
— Хотя иногда кто-нибудь и выкручивается, если очень надо. Говорят, был такой случай, — рассказывает он. — Поступает абитуриент в семинарию. Его на приеме документов спрашивают: у тебя сколько бабушек? Две было, отвечает он. А сейчас они где? Умерли. Так и запишем, говорят ему, а то некоторые по два раза в год к бабушкам на похороны ездят. Это вроде как и к девушкам в том числе, поняли? Меня, правда, о таком не спрашивали, так что не знаю. Может, и байка.
У Алексея вступительные экзамены предваряло традиционное для семинарии собеседование со старцами лавры: — Сидят умудренные опытом монахи и сканируют тебя. Но сканируют добрыми глазами и вопросы задают нежно. Так что не страшно. Наоборот, успокаиваешься сразу перед ними.
— Есть какие-нибудь приметы у поступающих? Или суеверия в духовной академии неуместны?
— Может, и неуместны, но куда без них. У абитуриентов есть послушания, трудовые обязанности. Мне поручили убираться в иподьяконской. И иподьяконы мне рассказали: мол, каждый год к ним приводят на послушание двух абитуриентов. И всегда один поступает, а другой нет. Представьте себе, так и случилось! К счастью, я поступил.
Молчаливый Андрей Урядов, сосед Ганжи по комнате, бархатным басом, созданным для чтения проповедей, неожиданно вставляет свое слово:
— Как матушек находят? Молитва, наверное. Есть у нас такие предания: встал, молился, молился — и вот она, и жили долго и счастливо. И такое бывает, да.
ЭПИЛОГ
Академия имеет свой внутренний храм, построенный в конце позапрошлого века. Алексей Ганжа ведет нас сюда на вечернее богослужение.
— Скучаешь по чему-нибудь из своей досеминарской жизни? — спрашиваю я.
— Скучаю по родителям, — говорит Ганжа. — А в остальном... Дело в том, что семинарист — это обычный человек, который живет обычной, в принципе, жизнью. Просто соблюдает при этом некоторые ограничения. И для меня, например, это все так же естественно, как и то, что руку в огонь лучше не совать — обожжешься.
Учащиеся академии не оторваны от реальной жизни, уверяет мой собеседник. У семинаристов есть доступ к интернету, социальным сетям.
— Правда, что в академии «мониторят» соцсети абитуриентов, чтобы получше узнать, что за человек? — интересуюсь я.
— Вряд ли, — говорит Ганжа. — Я не слышал о чем-то подобном.
— Леша, а почему именно православие?
Мой собеседник молчит, думает.
— По-моему, православие — это единственная религия, которая дает человеку живую связь с Богом, — наконец отвечает он. — Если человек искренне ищет Бога, а не своих материальных выгод, не индивидуального счастья, не каких-то переживаний и состояний, даже и духовных, то православие — это для него.
— Разве материальные блага и личное счастье — это плохо?
— Нет, все это не плохо само по себе, но оно не должно заслонять главную цель — Бога. Если человек идет к Богу, то Бог дает ему и материальные блага, и благополучие, но человек уже знает им должную цену.
— Ты говоришь, как настоящий проповедник.
Ганжа смеется:
— Ну еще бы! Общение с людьми, умение выслушать их и донести до них ту или иную мысль важны для священника. Психологии в академии не учат, но соответствующими навыками служитель обязан обладать.
— Точно знаю, что иной раз приходится тяжело, и понимаю, что служба, в принципе, это совсем непросто, — говорит Алексей. — Основная сфера деятельности священника — это люди, причем в 80 процентах случаев — люди с проблемами. Часто с очень тяжелыми, ведь часто человек идет в храм, только когда «прижмет».
Можно представить, каково это — целыми днями выслушивать чужие проблемы, вскрывать чужие болячки, спорить, убеждать.
…Мы в храме. Службу проводит сам ректор. В храме многолюдно. Поют три хора, один из них женский. Около тридцати простых прихожан, в основном женщин, — они могут свободно приходить сюда.
Во время службы Ганжа стоит рядом со мной и на ухо разъясняет действия священнослужителей, каждое из которых имеет строгий порядок и отработано до мелочей.
Ближе к концу богослужения, при помазании, верующим раздают освященный хлеб, политый вином.
Наконец сегодняшняя миссия Алексея закончена. Напоследок я интересуюсь: бывает ли, что получивший духовное образование молодой человек, отдав Богу Богово, сворачивает с пути священнослужения на мирскую стезю? Чтец улыбается:
— Говорили, что двое выпускников академии работают сейчас стюардами в какой-то авиакомпании, — отвечает он. — Но, как видите, они все равно стремятся быть поближе к небесам.
ЦИФРА
350 тысяч томов содержится в библиотеке духовной академии. Это крупнейший фонд богословской литературы в СНГ.