Какие претензии предъявляют к единому госэкзамену и не пора ли возвращаться к советской проверке знаний
В 2001 г. в некоторых регионах России в порядке эксперимента ввели единый госэкзамен. И все эти 20 лет по поводу ЕГЭ не утихают споры. А недавно зампред комитета Госдумы по образованию и науке Максим Зайцев высказался весьма категорично: «ЕГЭ себя не оправдал». Так вернётся ли российская школа к советской системе проверки и оценки знаний?
Так какая судьба ждёт ЕГЭ? И чего такая форма проверки знаний принесла больше – пользы или вреда?
Однако среди учителей, учеников и родителей противников ЕГЭ значительно меньше. Учитель русского языка и литературы из Минеральных Вод Татьяна Бойко предлагает тем, кто считает, что ЕГЭ – это угадайка, а репетиторы натаскивают детей на выбор правильных ответов, просто открыть реальный вариант ЕГЭ (они есть на сайте ФИПИ, в печатных сборниках). «Вы поймёте, что натаскать того, кто не понимает сути предмета, невозможно, – говорит она. – Поначалу экзамен был весьма несовершенным. Сейчас угадаек даже в тестовой части нет, требуются развёрнутые письменные ответы».
С ней согласен и завотделом Центра развития стратегии образования МГУ им. Ломоносова Константин Зискин: «Кошмары, существовавшие вокруг Единого госэкзамена ещё 10 лет назад (слив ответов в интернет и тотальное списывание, ЕГЭ-туризм, когда дети за несколько месяцев до экзамена переводились в отдалённые сельские школы и др. – Ред.), сейчас преодолены. Понятно, что, когда вводится какая-то новая вещь, что-нибудь плохо получается. «Детские болезни», которые были у ЕГЭ, в том числе непродуманные и ошибочные задания, более-менее лечатся. Мы учимся с этим работать. И сейчас нет ни одного документально подтверждённого факта, что влияние ЕГЭ было отрицательным. Говорить, что дети стали глупее после его введения, смешно. Да и как измерили уровень глупости? Где цифры, аргументы? А раз их нет, это разговор из серии «у бабушек на лавочке». Согласен, есть немало претензий к организации ЕГЭ. Но динамика показывает, что эти процессы улучшаются».
3 экзамена вместо 20
Тем не менее, несмотря на отсутствие доказательств вреда ЕГЭ, регулярно находятся те, кто предлагает вернуться к советской системе выпускных и вступительных экзаменов.
«Но тогда давайте сначала хотя бы определимся, в какое место мы будем возвращаться, – продолжает К. Зискин. – Мы вернёмся в конец 1980-х, конец 1960-х? Или, может, в гимназию XIX века? К слову, в последней было много позитивных вещей. И ещё неплохо было бы объяснить, почему туда надо вернуться. Когда я заканчивал школу в 1989 г., то сначала должен был сдать 7–8 экзаменов в школе, а потом ещё 3–4 в вузе. В то время, если абитуриент в конкретный университет не проходил по конкурсу, то он не мог свои экзамены из одного вуза перенести в другой, а должен был сдавать всё по новой. Мой папа, который окончил 444-ю московскую математическую школу в 1965 г. (одну из лучших, к слову), ухитрился за лето сдать 16 вступительных экзаменов, не считая школьных. По четыре в несколько вузов – Бауманку, Физтех (на два разных факультета), вечерний мехмат МГУ и т. д. Сейчас выпускники школ сдают 3–4 экзамена (по желанию можно и больше), результаты которых могут подать на конкурс для поступления в пять вузов, и в каждом – на несколько специальностей (минимум две, максимум десять – зависит от вуза).
Все развитые страны мира – США, Британия и многие другие – имеют некий аналог ЕГЭ. И когда в нашей стране эту инициативу 20 лет назад вводил тогдашний замминистра образования Виктор Болотов (сейчас – научный руководитель Центра мониторинга качества образования НИУ ВШЭ), он и его сподвижники ориентировались именно на эту модель. Конечно, везде есть исторические особенности итоговой аттестации школьников. Но в общем и целом это мировой тренд.
Хитрые лазейки
Главное – ЕГЭ в разы снизил градус коррупции при поступлении в вузы. Да, можно нанять ребёнку репетитора, который будет «натаскивать» на ЕГЭ. Но он никак не сможет повлиять на результат экзамена – подрисовать баллы, подсказать правильный ответ на вступительных экзаменах, как это было раньше, когда те же самые репетиторы сидели в приёмной комиссии вуза и помогали поступить нужным детям. Да и результаты школьных выпускных экзаменов зачастую были необъективны. Если учитель любит ученика, это одна ситуация. Если нет – другая. И оценки на этих экзаменах невозможно было перепроверить или оспорить. А вот теперь, если, скажем, выпускник считает, что ему поставили на ЕГЭ меньше баллов, чем он заслуживает, можно пойти на апелляцию и попытаться добиться справедливости.
Конечно, сейчас тоже есть коррупционный механизм попадания в вузы через олимпиады. Есть и хитрая система с целевым набором, когда по направлению от региональных органов власти, учреждений здравоохранения, образования, крупных предприятий абитуриенты могут поступать в вуз по отдельному конкурсу с более низкими баллами ЕГЭ. Так или иначе, обходные пути протоптали, но их стало меньше, а воспользоваться ими – сложнее.
Константин Зискин уверен, что по баллам ЕГЭ не стоит судить об уровне знаний детей.
«Я не понимаю, почему некоторые считают, что если ученик готовится к экзаменам по физике, химии, математике, русскому языку и т. д., то он вдруг эти предметы почему-то будет знать лучше, – удивляется он. – Нам говорят: вот, мол, дети учат ЕГЭ и при этом ничего не знают. А кто это проверял? Если ребёнок что-то хочет изучить, он это и так изучит, без экзаменов. А если не хочет или, например, попался плохой учитель в школе, то экзамены не помогут. ЕГЭ, вступительные экзамены – это конкурсная процедура. Они не подводят никакой черты под тем, какие знания ребёнок получил за 11 лет в школе. Есть много конкурсов, например, конкурс певцов. Человек подготовился, пришёл, спел. Не получилось – пошёл на следующий год. А от конкурса под названием ЕГЭ зависит очень много. Не зря же его называют экзаменом с высокими ставками. Сетования на тему, что раньше было лучше, скорее из области психологических проблем. Вряд ли можно в одну реку войти дважды. Нужно двигаться вперёд, а не назад. И разделять ЕГЭ как идею и то, насколько успешно она была реализована».
Довести до ума
В этом смысле вопрос «как можно совершенствовать ЕГЭ?» выглядит гораздо более конструктивным.
«20 лет – это достаточно большой срок, чтобы понять, как довести до ума любое начинание, – считает руководитель Института развития образования НИУ ВШЭ Ирина Абанкина. – Теперь уже очевидно, в какую сторону надо трансформировать ЕГЭ, чтобы его осовременить. Сегодняшний единый госэкзамен ориентирован исключительно на предметные знания. Надо дать возможность выпускникам сдавать экзамены не только по школьным предметам. Допустим, они могут продемонстрировать компьютерную или финансовую грамотность, например, в виде собственной разработки, проекта, которые опираются на знания сразу нескольких предметов. И уже не сдавать отдельно обществознание или физику, биологию. Пока же ЕГЭ никак не учитывает компетенции «четырёх К» – критическое мышление, креативность, коммуникабельность и сотрудничество (коллаборация). А это как раз умение человека принимать решения, сопоставлять варианты и обосновывать эти решения.
Второй принципиальный момент – дать возможность выпускникам сдавать ЕГЭ многократно на протяжении всего 11-го класса в независимых центрах. Их можно организовать и на базе школ. Человек чувствует, что подготовился, – значит, может пойти и сдать. Если что-то не получилось – снова подготовиться и пересдать. А потом выбрать лучшие результаты для поступления в университет. Сейчас же ЕГЭ – как последний раз в жизни. Все идут строем в один день и пишут. В итоге уровень стресса такой, что многие получают гораздо меньшие баллы, чем те, на которые реально знают предмет. Результаты во многом определяются случайностью – плохо себя чувствовал в этот день, переволновался, солнце светило в окно, духота, жара и т. д. Надо перевести ЕГЭ из стрессовой процедуры в обыденную и размеренную. У нас любят говорить, что ЕГЭ – это экзамен с высокими ставками. Не надо этих высоких ставок. Дайте возможность ребятам попробовать, примериться, исправить результат. Мы же не на вылет играем. Не надо всё время устраивать плей-офф. Нужно заменять ЕГЭ прозрачными и понятными цифровыми технологиями».
«Дистанцировались» ли ученики от знаний?
Российские девятиклассники в этом году провально сдали ОГЭ по математике. Количество
«неудов» за экзамен резко возросло по сравнению с 2019 г. Так отразилась на успеваемости и глубине знаний удалёнка или причина не только в ней?
Вместо классов – шалаши
Провал с экзаменом по математике констатируют многие регионы. Так, в Ханты-Мансийском АО в этом году число «неудов» во время первой попытки сдачи ОГЭ по математике выросло до 25%, а в отдельных школах округа – до 50%. К примеру, в Сургуте экзамен по математике провалили 1700 человек. К счастью, результаты пересдачи оказались много лучше. Некоторые педагоги склонны винить в низких оценках дополнительно включённое в экзамен задание по геометрии. Другие считают, что так сказался дистант.
«Списанные домашние задания, невыученные уроки... Очно ты всегда видишь глаза ученика и готов прийти на помощь, а на удалёнке на первый план выходит отношение к учёбе самого ребёнка и его родителей, понимание, что здесь и сейчас вершится будущее. А такое понимание есть не у всех», – сетует учитель математики из Ханты-Мансийска Ирина Курковская.
В отдалённых районах Калининградской обл. дистанционку вспоминают как страшный сон. Педагогам приходилось буквально ночевать на работе, чтобы подготовить письменные задания для каждого класса. Дважды в неделю водители на школьных автобусах развозили пакеты с «домашкой» по посёлкам, где нет интернета.
«Каждый изощрялся, как мог, – рассказывала весной 2020 г. журналистам «АиФ» Ирина Уприванова из Филипповки. – Я работаю в Правдинске, где есть интернет. Брала с собой тетради с уроками, фотографировала и отправляла учителю на проверку. Остальным родителям приходилось штурмовать автобусную остановку, куда привозили из школы пакеты с заданиями».
В посёлке Солдатово Правдинского округа ребятишки отправлялись «ловить интернет» на край поля, благо, от польской границы недалеко. В тёплое время под дубами ставили шалаш, тут же делали уроки.
«За время удалёнки дети сильно отстали. Сужу по своим школьницам – одна в 5-м, другая в 8-м классе, – говорит староста посёлка Александр Селин. – В Калининграде система зависала, что говорить о нас! Сначала ребятишки радовались – учиться не надо. А когда возобновились уроки и стали нагонять пропущенное, радость быстро поутихла. Историю, биологию ещё можно самим прочитать и понять, а с алгеброй, немецким языком так не выйдет. Пробелов много, старые цепляются за новые. Можно только посочувствовать тем, кто сейчас сдаёт экзамены».
Учиться разучились?
«Увы, проблема неравенства школ – кадрового и цифрового – сохраняется, – говорит директор московской школы № 109, заслуженный учитель РФ Евгений Ямбург. – Когда дети из деревень вынуждены бегать к вышкам сотовой связи, чтобы получить задания, – это идиотизм. Надо немедленно ликвидировать цифровое неравенство. Такое решение уже принято. Понятно, что в некоторых школах туалеты до сих пор во дворе. Но интернет сейчас важнее».
Однако, по мнению педагога, на основании результатов ОГЭ не нужно махом судить обо всех школах и школьниках. «Всё зависит от того, как была организована работа в школе во время пандемии, – продолжает Е. Ямбург. – Например, выпускники моей школы в прошлом году сдали экзамены лучше и получили медалей больше, чем обычно. Есть такие дети – условно говоря, «тихушники», интроверты. Когда они во время дистанционного обучения работали в чатах с учителями, которые их готовили, то смогли раскрыться. Они не стеснялись казаться глупее, чем все остальные. И стали с троек подниматься на пятёрки».
Так что вряд ли стоит перекладывать вину за то, что ученики на дистанте расслабились, только на самих детей. Многое зависит от профессионализма и желания учителя. Проще всего рассылать по интернету задания и проверять их. Прошедший опыт – это урок для всех. Ведь тот же онлайн – прекрасная возможность для проведения занятий допобразования в отдалённых регионах, где нет столько педагогов, как в больших городах. Или провести занятие, если учитель заболел. К слову, в столице к началу пандемии уже работал портал «Московская электронная школа», где собраны десятки тысяч сценариев уроков, электронные учебники, организованы виртуальные лаборатории и т. д. Поэтому выйти из непростой ситуации удалось с наименьшими потерями.
От резких и однозначных оценок предлагает воздержаться и директор «Школы будущего» в посёлке Большое Исаково Калининградской обл. Алексей Голубицкий. «Пандемия и вынужденный дистант, неровный график организации учебного процесса в течение года не могли не повлиять на образовательные результаты наших учеников, – считает эксперт. – Да, высокомотивированные старшеклассники достигли даже больших результатов, чем ожидали и мы, и они сами. Например, итоги нынешнего ЕГЭ по литературе и химии красноречиво об этом говорят. Средний балл по этим предметам выше, чем за последние несколько лет. С другой стороны, ученики, которые и так имели низкую мотивацию, столкнулись с ещё большими трудностями. И результаты у некоторых школьников стали хуже, чем до пандемии».
Плюс к тому нельзя не учитывать психологическое состояние детей и родителей, издёрганных постоянными изменениями и ограничениями. «Вырос уровень тревожности и агрессии, которые испытывают все участники образовательного процесса – и учителя, и родители, и особенно школьники, – отмечает Алексей Голубицкий. – Очень надеюсь, что ближайшее лето позволит всем отдохнуть, успокоиться, набраться сил – и с новой энергией и, надеюсь, в очном формате приступить к следующему учебному году, чтобы восстановить пробелы, которые, возможно, возникли у отдельных не очень мотивированных учеников».
Как изменить ЕГЭ к лучшему?
Народный учитель России, профессор Государственного педагогического университета им. Герцена, учитель Григория Перельмана и Станислава Смирнова (лауреат Филдсовской премии) Сергей Рукшин:
– Когда вводили ЕГЭ, одним из главных был лозунг справедливости. Считалось, что такой экзамен даст возможность оценивать знания всех детей России по единой процедуре. Однако за 20 лет он так и не стал надёжным и понятным механизмом итоговой аттестации в школах и приёма в вуз выпускников из провинции. Почему? Во-первых, задания экзамена существенно отличаются от школьной программы, а значит, возможность правильно их выполнить зависит от целого ряда обстоятельств. Во многих регионах до 70–80% учеников, показавших высокие результаты, готовились не в школе, а по индивидуальной программе. Поэтому ЕГЭ по-прежнему упирается в финансовое благополучие семьи, резервы региона, готового предоставить квалифицированных педагогов для подготовки именно к ЕГЭ.
Во-вторых, ЕГЭ практически полностью переформатировал школьное образование. Сегодня школа, особенно в старших классах, перестала быть инструментом передачи знаний. Дошло до того, что в старших классах многие вообще уходят на домашнее обучение: зачем тратить силы на «лишние», как считается, предметы, когда требуется как следует подготовиться только к трём-четырём «нужным». В итоге молодые люди не получают образование в пределах школы.
ЕГЭ катастрофически повлиял и на приём в вузы. Благодаря тому, что сейчас можно подавать документы сразу в пять вузов на несколько специальностей, в ВОЕНМЕХ, например, поступают не те, кто с детства мечтал строить ракеты и конструировать реактивные двигатели, а те, которым хватает баллов. Знаю не понаслышке, что университеты, институты очень страдают от потери ориентированных ребят.
Что делать? Нужно отделить ЕГЭ от школы и школу от ЕГЭ. Сегодня школа выдаёт аттестат по результатам экзамена, который проводит внешняя организация – Рособрнадзор. Почему же мы доверяем педагогам 11 лет учить наших детей, но не даём им право провести экзамен, чтобы они своей репутацией отвечали за знания учеников? Считаю, что госаттестация по всем основным дисциплинам должна проводиться самой школой. А выпускные экзамены, письменные и устные, – проходить с учётом точных требований, утверждённых министерством. ЕГЭ же должен остаться только как пропуск при поступлении в вуз. Такое предложение звучало ещё в 2014 году на съезде ОНФ в Пензе, где присутствовал и президент Путин. Неоднократно законопроект вносился и в Госдуму. Сейчас – очередной этап обсуждения. Надеюсь, у нас хватит сил и прозорливости, чтобы принять правильное решение.
Кто научит учителей
Рособрнадзор заявил, что по итогам исследования только 40% учителей школ обладают необходимыми профессиональными компетенциями.
При этом средний балл ЕГЭ при поступлении в педвузы – 68 и недотягивает до среднероссийского, который равен 69. Чему такие учителя могут научить детей, если их самих надо учить?
Татьяна Клячко, руководитель Центра экономики непрерывного образования РАНХиГС, профессор:
- Главная проблема не в высоком или низком проходном балле у желающих овладеть этой профессией, а в том, что учителя в школах очень сильно перегружены. Они работают в среднем на 1,4 ставки. А зачастую и больше. У них не остаётся ни времени, ни сил повышать квалификацию. Не формально где-то посидеть на курсах и получить корочки, а реально заниматься самообразованием, каждый день думать о каких-то новых задачах для детей, новых подходах к обучению. Вот это основная причина того, почему педагоги не наращивают квалификацию, а со временем теряют её. И из-за усталости, замотанности оказываются неспособны эффективно работать.
Мы не так давно анализировали состояние вузов. И педагогические действительно попали в категорию достаточно слабых. Долгие годы у нас в стране наблюдался негативный отбор: когда более слабые ребята не могли поступить в сильные вузы, они шли в педагогические. И выходили из этих вузов слабые специалисты. Да, в последние годы баллы ЕГЭ в хорошие педвузы растут, и вообще спрос на такие направления, как образование и педагогика, у студентов увеличивается. Но до сих пор ситуация остаётся не очень хорошей. А когда такие не очень сильные учителя приходят в школу, то либо быстро из неё уходят, либо их опять же должны дотягивать до нужного уровня очень загруженные, много работающие старшие коллеги. Неслучайно в нашем мониторинге 23% учителей, давно работающих в школе, говорили, что молодёжи не надо приходить в школу.
Но это не значит, что у нас всё так плохо в школе. Просто надо спокойно, скрупулёзно разбираться в том, что происходит, не обвиняя ни родителей, ни учеников, ни учителей.