ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Aug. 11, 2017

— Вы являлись противником ЕГЭ, утверждая на примере поступающих к вам, что этот вариант проверки знаний не самый объективный. Взгляды не переменились?

— Я по-прежнему считаю, что ЕГЭ, если его сохранять, следует сильно менять. Да, экзамен, надо признать объективно, постепенно меняется. Убрали тестовую часть, появились более содержательные вопросы, требующие развернутых ответов... Но один из главных недостатков в другом, и как его изжить — непонятно. Заключается он в том, что школьники, выбрав место, куда планируют поступать, сосредотачивают свое внимание исключительно на предметах, которые им предстоит сдавать. И мы постоянно видим, как слабо подготовлены ребята по тем предметам, которые не входили в их личный обязательный перечень для поступления. Сейчас одиннадцатиклассники пишут обязательное сочинение. Наши сверхпрофессионалы, филологи, каждое сочинение в обязательном порядке проверяют. И знаете каковы их выводы? Грамотных работ, увы, очень мало. Вот вам типичная цитата из сочинения: «Гринев играл с каким-то мужиком в карты, проиграл, влез в долги». А темы сочинений знаете какие? «Какой поступок честен, какой бесчестен» или «Могут ли совершенно разные люди быть друзьями». Какое они отношение имеют к такому предмету, как литература? Вывод: детей в школе не нагружают литературой, как следствие — очень низкая грамотность, которая еще и ухудшается год от года. Школьники литературу не изучают, большинство школьников готовится только к профильному ЕГЭ. Потому нам даже пришлось ввести, например, на журфаке, обязательный предмет «русский язык», иначе журналисты будут с грамматическими ошибками писать! Практически мы, в университете, студентов учим русскому языку как предмету.

Я по-прежнему скептически отношусь к ЕГЭ и думаю, что впереди еще огромная работа по усовершенствованию механизма итоговой аттестации школьников. А в целом, уверен, нельзя оценивать абитуриента исключительно по этим баллам. Должен быть интегральный подход, учитывающий и общие достижения школьника за многие годы, и среднюю оценку аттестата и, если возможно, собственные дополнительные испытания в вузе. В советское время в выпускном классе писали по 10-15 экзаменов. Поэтому у нас не было возможности учить два предмета. Московский университет, как только ЕГЭ стал обязательным, ввел собственный дополнительный экзамен. И мы стараемся сделать это дополнительное вступительное испытание более междисциплинарным, что мотивирует наших абитуриентов заучивать не конкретный предмет, а готовиться более широко. Не все разделяют эту точку зрения: кое-кто считает, что легче принимать только по ЕГЭ, а в это время приёмной кампании можно взять отпуск, но это — неправильно.

— Позвольте возразить: общемировой тренд — учить не все подряд, а только то, что может пригодиться в конкретной профессии. Может быть, зря мы своих детей нагружаем всеми предметами подряд?

— Не согласен. Есть такое понятие — «базовое фундаментальное образование». Человека надо научить учиться и мыслить. И это можно делать только на базе конкретных, отработанных столетиями, тысячелетиями предметов. Это безусловно математика, безусловно литература, физика и естественнонаучные предметы, это гуманитарные науки, искусство. Специализация в ущерб базовому объему знаний приводит к искаженной подготовке человека к жизни. Он не может правильно выбрать свой путь, если не имеет базовых знаний в хорошем объеме. А еще он не сможет сменить род деятельности в случае, если его нынешняя специальность по каким-либо причинам перестанет быть востребованной — мир сейчас меняется с немыслимой скоростью. Заслуга и мощь советской системы образования была в том, что она давала очень мощную базу знаний, а это давало суперквалифицированных инженеров, математиков, химиков... Мы были лидирующей страной в мире по многим важным направлениям — космос, ядерная физика, химия, переработка... А потом мы все это потеряли.

— Вы уже более 20 лет являетесь председателем жюри «Учитель года». Что этот конкурс дает педагогическому сообществу и школьникам?

— Конкурс возник как идея «Учительской газеты» в 89-м году, и первому победителю награду вручал сам Михаил Сергеевич Горбачев. С 92-го года я стал членом жюри, а с 95-го, то есть уже 22 года, являюсь председателем жюри. Конкурс очень сильно влияет на уровень школьного образования в стране, на уровень методологической подготовки. Каждый год в первом этапе конкурса участвуют сотни тысяч педагогов со всех концов страны.

Интересен состав конкурса, средний возраст — 36 лет, 23% — мужчины. Сегодня работа участников транслируется онлайн, и за конкурсом наблюдает все учительство: сопереживают своим, перенимают опыт. Так что это не просто конкурс, а явление. Каждый попавший в первую сотню финалистов — безусловно выдающийся человек и педагог. А пятнадцать финалистов, которые на 3 дня попадают в поле зрения большого жюри — мы в этом случае оказываемся его учениками — просто фантастические люди. Я поименно помню каждого победителя, слежу за его судьбой, они мне все — как родные. И, что интересно, все они становятся руководителями образовательных структур в своих регионах, и тем самым влияют на образование в России. Наши победители — это и министры образования своих регионов, и главы департаментов в профильных федеральных министерствах, и заместители губернаторов, и руководители учительских профсоюзов... Вот вспоминается 2009-й год, математик Наталья Никифорова, которая затем и станет победителем, дает мастер-класс. А математика же —моя наука. Я сижу пораженный, так понятно все излагает... Спрашиваю: «Откуда вы?» — «Из Магнитогорска». — «А кто ваш учитель?» — «Владимир Васильевич Дубровский». А Володя Дубровский — мой ученик, доктор наук, который уехал куда-то туда — и он ее вырастил. Смешно было, потому что пресса ее тут же окрестила моей внучкой (смеется). «Учитель года» — это большая находка, большое событие, и я не знаю более основательного конкурса, который бы так влиял на общественность. Мы не стали в угоду коммерции превращаться в шоу со светодиодами, конкурс абсолютно академичен: это учитель у доски, пишет формулы, делает опыты, рассказывает о литературе, волнуется. Очень важно, что с победителями конкурса всегда встречается президент нашей страны Владимир Путин. И, конечно, при организации конкурса неоценимая роль принадлежит «Учительской газете».

— При МГУ вскоре откроется антидопинговая лаборатория. Это поставит заслон травле наших спортсменов со стороны ВАДа?

— Безусловно, это сложнейший вопрос, который касается всей страны в целом. И то, что президент принял решение организовать новую лабораторию на базе Московского университета, — это, по общему мнению экспертов — и зарубежных, и наших — правильное решение. Потому что эта лаборатория не должна иметь конфликта интересов в системе министерств или организаций, которые готовят спортсменов, она должна быть независимая, беспристрастная и безусловно признаваемая зарубежными организациями. В нашем случае это ВАДА, которая руководит такими лабораториями. Создание лаборатории — сложный и дорогостоящий процесс. Сегодня заканчивается реконструкция здания, где она будет располагаться. Проект был дорогостоящий, но спонсоры помогли. Надеемся осенью завершить. Затем начинаем следующий процесс — оснащение оборудованием, часть примем от других организации, часть предстоит купить. Лаборатория, чтобы соответствовать требованиям ВАДа, должна быть оснащена по современнейшему образцу — это целые линейки, по 30-40 различных спектрометров, каждый из которых может стоить 20 млн. рублей. Параллельно ведем работу по аккредитации у ВАДа. 2 недели назад генеральный директор ВАДА Оливье Ниггли по моему приглашению приезжал в Московский университет. На мой взгляд, осмотрев строящуюся лабораторию, он был крайне удовлетворен. Его сопровождал министр спорта Колобков, и в этом смысле у нас есть полная договоренность с ВАДА о плане действий. Да, проблем много, впереди сложный и длительный процесс, но они — преодолимы и, надеюсь, авторитет Московского университета поможет получению аккредитации.

— Идут разговоры о еще одном масштабном строительном проекте, известном под названием «долина МГУ». Зачем университету столько территорий и зданий?

— Мы с вами встречаемся в здании фундаментальной библиотеки МГУ. Еще 15 лет назад здесь был огромный заброшенный пустырь, где бегали стаи собак-мутантов. И когда мы заложили камень в основание библиотеки, никто не верил, что здесь что-то можно построить. Но вопреки всему вы видите, сейчас здесь находится одна из лучших в мире библиотек с 9 млн. томов. Рядом находится Шуваловский корпус, где учатся студенты гуманитарного профиля, с другой стороны — Ломоносовский корпус, где находится медицинский факультет. Построен шикарный Медицинский центр, общежитие на 3 тысячи мест, здание для уникальной гимназии. И впереди — масса планов, которые Московскому университету идти на равных, а то и впереди с крупнейшими мировыми научными лидерами. Здесь опыт и потенциал 10 тысяч кандидатов и докторов наук Московского университета будут воплощаться в новые разработки и, конечно, в новые способы обучения. Очень важна интеграция с ведущими корпорациями страны. И еще одно: я несколько лет был членом Римского клуба, очень известной международной экспертной организации, чьи доклады потрясали мир, буквально перевернув мировую политику и экономику. Потому что именно Римский клуб впервые заговорил об исчерпаемости земных ресурсов, об угрозе экологических потрясений. И тогда же впервые осознано заговорили о том, что сохранению человечества из века в век служили две основные структуры: храмы и университеты. Именно они обеспечивали его устойчивость и развитие: духовное и образовательное. Поэтому задача, которую я, как ректор МГУ, вижу перед собой: сохранить университет, расширить его и передать потомкам. Эта задача сверхважная, она — государственная. Долина призвана сохранить инфраструктуру Московского университета уже на новом инновационном этапе. 29 июля президент РФ подписал закон, позволяющий Университету получить для своего развития нужные территории. Госбюджет на их освоение не предусмотрен. Теперь нам предстоит подтянуть инвесторов, которые помогут в строительстве.

— Скандалы с диссертациями — как эта тема решается в МГУ?

— В 80-90-х такой проблемы, как плагиат, просто не существовало. Но доступ в интернет открыл шлюзы к воровству чужих мыслей и идей. Стало модным нанять кого-то для написания диссертации, многие чиновники мнили себя кандидатами наук. Между тем, если человек — ученый, то он и должен быть ученым, если чиновник, то должен заниматься своим делом. Сегодня Московский университет получил право самостоятельно присуждать степени, и уже в этом году образованы свои советы. Это позволит нам нести полную ответственность за защитившихся у нас.

— МГУ — лучший вуз страны, но тем не менее в мировых рейтингах он занимает то 10-е место, то 100-е. А где правда? Где место МГУ и российского образования в целом в мировом сообществе?

— 1987 год. Разгар холодной войны. США. Журнал Princeton Review публикует рейтинг университетов. Московский университет занимает в нем второе место в мире. И так длилось несколько лет. Дальше началась перестройка, и примерно в это же время начинают создаваться другие рейтинги. Причина: начиная с 2000-х рейтинги активно стали применяться в бизнесе. Для рейтинговых возможностей компаний, банков, стран даже. И эта же наукометрическая методика начала применятся и в системе высшего образования. Она не учитывает, например, такую важную составляющую как то, что многие региональные университеты являются скрепами регионов и огромное место в своей работе уделяют просветительству. Поэтому я выдвинул идею создать новый Московский международный рейтинг. Идею поддержал президент РФ. В отличие от большинства рейтингов, учитывающих 5-6 критериев, у нас их более 40. Месяц назад в университет съехались 30 ведущих зарубежных экспертов в области образования. И что удивительно: они сделали очень много полезных замечаний, но поддержали этот рейтинг. Сейчас мы собираем данные по мировым университетам и осенью планируем презентовать Московский международный рейтинг. Но, замечу, МГУ имеет высокий статус и в тех, на наш взгляд, не самых совершенных рейтингах, которые существуют в мире.

— А место нашего образования в мире? Правильно ли поступают те, кто отправляют детей в США, Англию — за знаниями?

— Это однозначно ошибка. Я думаю, по фундаментальности образования у нас есть десятки достойных университетов, которым в мире нет равных. Если окончить такой университет — дальнейшая карьера даже в той же Америке будет обеспечена. Я был свидетелем сотен случаев, когда родители очень жалели, послав детей учиться за границу сразу после школы. Одновременно я поддерживаю стажировки за границей, получение там второй ступени высшего образования. Чем больше такая интеграция будет, тем лучше для учёного и для нашей страны. Приведу пример, чтобы весомее ответить на ваш вопрос. Я учился на первом курсе мехмата МГУ, после работы в шахте очень трудно было. А со мной на курсе учился один победитель всесоюзных математических олимпиад, на которого преподаватели ходили «молиться». И что вышло, творческая среда на мехмате давала все условия для научного роста. Я защитил докторскую, стал академиком, а он — сразу уехал в Штаты. Через 30-40 лет мы встретились на собрании своего курса. И оказалось, что он так и работает там инженером-программистом, даже не защитил кандидатскую и, конечно, очень жалел, что у него так получилось.

— В России самое большое количество людей с высшим образованием — более 50%. Нужны ли эти дипломы ради дипломов?

— Непростой вопрос. В Португалии, вполне развитой стране, 30% населения имеют только школьные дипломы, а в Финляндии 91% молодежи поступает в вузы. В принципе, чем образованней человек, тем для страны лучше. И наша страна по количеству бюджетных студентов до сих пор не достигла советского уровня. А вот «платных вузов» — немыслимое число. Одна моя дальняя родственница попросила проконсультировать: правильный ли вуз она выбрала для сына. Начал интересоваться и оказалось, что он... действовал на втором этаже многоквартирного дома в центре Москвы! Так что стране надо искать баланс, закрывать недобросовестные вузы, делать ставку на средне-специальное образование и стараться давать максимально фундаментальное высшее образование, чтобы человек мог легко поменять специальность.

— Кто будет востребован на рынке труда через 25 лет?

— Ответ дать непросто. Например, в начале ХХ века был точный прогноз, что к XXI веку каждая семья будет иметь самолет... Но, безусловно, понятно, что впереди человечество ждет дальнейшая глобализация. Второе: это автоматизация. Есть прогнозы, что до половины рабочих мест к 2025 году будут заняты уже роботами. Третье: нас ждет усиление цифровых подходов, то есть каждому придется освоить азы программирования. Четвертое: важным трендом будет экология и защита окружающей среды. Пятое: резко усилится влияние науки на будущие профессии. Станет востребовано все, связанное с человеком: изучение мозга, генетика, здоровье. Следующее направление: науки, связанные с изучением окружающей среды, космоса. Конечно, приоритетом будут роботы, IT-технологии. Ну и конечно — гуманитарная составляющая образования, потому что человеку всегда необходимо чувствовать себя внутренне богатым.