ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Oct. 24, 2014

Конечно, 75 лет для театра это много, но при этом коллектив у нас молодой, средний возраст артистов — 30 лет. Вообще, здесь самый старый человек это я. А любой следующий по возрасту уже сильно моложе меня. Очень много молодежи, все время приток кадров, я беру в труппу своих учеников.

— Два года назад вы открыли свою школу сценического искусства. Для чего? Чтобы выпускники говорили: мы — ученики Константина Райкина? Или вас не устраивало качество преподавания в театральных институтах?

— Просто, на каком-то периоде своего взросления театр, если он правильно развивается, начинает нуждаться в своей студии, где воспитываются свои кадры. При «Современнике» была студия, при многих других театрах — это естественный этап развития театрального коллектива, его взросления. Я много лет преподавал в Школе-студии МХАТ, выпустил три курса. Это огромный опыт, он меня многому научил. До этого преподавал у Олега Павловича Табакова в том коллективе, который потом стал «Табакеркой». Так что у меня накопилось достаточно опыта преподавания и знаний, чтобы организовать свою школу при театре.

— Вы довольны своими студийцами?

— Есть свои сложности, но ребят, которые обучаются актерскому ремеслу, я перевел на второй курс. Это очень талантливая компания, на которую я в будущем очень рассчитываю. Они приехали из разных регионов страны, из городов и сел, и я с ними занимаюсь. Есть у нас и другие факультеты, где готовят художников, звуковиков, заведующих постановочной частью и так далее.

— Ваши коллеги по театральному цеху отзываются о вас с большим уважением. Говорят, что вы очень бережно относитесь к драматургии, не позволяете себе вольно обращаться с классическими произведениями. Это ведь не совсем типично для театрального цеха?

— Я привык с уважением относиться к авторам, которых мы берем. Кроме того, я считаю, что зритель, глядя классическую пьесу, должен обязательно что-то узнать о себе, о своей жизни. Поэтому как раз я за то, чтобы классика звучала современно, чтобы мы не показывали какую-то музейную драму из старинной жизни, а рассказывали зрителю про него самого.

— Выбирая пьесу для постановки, вы стараетесь найти то, что нигде больше не идет?

— Нет, у нас идет много того же, что и повсюду — «Ромео и Джульетта», «Король Лир». Меня никогда не пугала известность пьесы. Потому что если ты искренне полюбил какое-то произведение, даже если его любят многие, твоя любовь все равно в этом смысле уникальна. Если ты не стараешься сделать, не как у других, а искренне высказываешься по поводу этого произведения, то спектакль все равно будет оригинальным и непохожим на других.

УСПЕХ СЛУЧАЙНЫМ НЕ БЫВАЕТ

— Можно заранее просчитать, будет ли постановка иметь успех у публики или нет?

— Гарантировать успех спектакля никто заранее не может. Мы стараемся что-то просчитать, но это может быть верный расчет и неверный. Могут быть ошибки. Поэтому, когда заранее начинают продавать шкуру неубитого медведя — в этом есть всегда некое жульничество. А еще я думаю, что успех никогда не бывает случайным. Знаете, говорят: ну, ему повезло! Везет всерьез только тем, кто этого заслуживает. И успех настоящий приходит к тому, кто его достоин. Как и в жизни. Господь ставит тебе какие-то препятствия и смотрит, как ты их преодолеешь и преодолеешь ли. И в зависимости от этого, либо награждает тебя, либо наказывает.

— У «Сатирикона» сформировался свой творческий почерк, свое собственное лицо. Насколько это лицо похоже на своего руководителя?

— Во-первых, я не один здесь ставлю. У нас, например, много ставит замечательный режиссер Юра Бутусов. Ставили спектакли Роберт Стуруа, Валерий Фокин, Володя Машков, Лена Невежина, Петр Наумович Фоменко. Эти спектакли носят отпечаток их индивидуальности. При этом, конечно, приглашал их я по соображению какого-то творческого родства. Но каждый худрук все равно делает театр по своему образу и подобию, поэтому, конечно, в какой-то степени «Сатирикон» носит черты моей индивидуальности.

— Когда вы ставите спектакль как режиссер и участвует в нем как актер, вам удается избавиться на сцене от режиссерского самоконтроля?

— Я никогда не играю в собственных постановках. Если я занят как артист, значит, спектакль ставит кто-то другой. Я хорошо учился актерскому делу в институте. А, кроме того, как артист работал с замечательными режиссерами. И играя в их спектаклях, у них учился. У меня будь здоров учителя!

— На сцене вы такой легкий, раскованный, уверенный в себе, а было время, когда вы испытывали зажим?

— Во-первых, профессия мне нужна для того, чтобы преодолеть неуверенность в себе. Я очень неуверенный и стеснительный человек - так уж устроен. На сцене я произвожу другое впечатление, но это потому, что я профессионал.

— Я видел вас в «Ричарде Третьем», вы играли с таким увлечением, темпераментом, энергией…

— Просто я занимаюсь любимым делом. А когда мы влюблены, мы брызжем энергией, мы все успеваем, мы все свое время проводим у предмета своей любви. Мы же не жалуемся на вялость. Вялая любовь — мне как-то это мало знакомо. Мы же не берем отгулы, не говорим: родная, я тебя очень люблю, но сегодня у меня выходной. Наоборот, как только у нас есть свободная минута, мы несемся к ней, а она, если влюблена, к нам. Так и здесь: я просто очень люблю дело, которым занимаюсь, и ничего более интересного не знаю.

— Не могу себе представить, где можно увидеть Константина Райкина вялым и апатичным?

— На отдыхе. Когда я куда-нибудь уезжаю из страны на недельку, то бываю вялым: медленно разговариваю, неторопливо двигаюсь. Но потом начинаю скучать, адреналин-то надо куда-то девать.

— Вы практически перестали сниматься в кино. Нет интересных ролей или вы вполне удовлетворены работой в театре?

— Если я перечислю свои роли в театре, то, возникает вопрос: что равновеликое мне может предложить кино? Понятно, что кино — это деньги, слава. Но я уже взрослый, и давно понял, что это не самое главное в жизни. Есть вещи важнее, чем узнаваемость и все такое прочее. Существуют какие-то глыбы мастерства, есть высоты и глубины в твоей профессии - этим очень интересно заниматься. Поэтому мне некогда сниматься в кино. Мне действительно так интересен театр, что ничем другим уже заниматься не хочется. А в кино я хожу просто как зритель, и мне иногда бывает очень интересно.

МОСКВА — ЭТО ТЕАТРАЛЬНАЯ МЕККА

— Как вы думаете, Москву можно назвать театральной столицей России?

— Можно назвать, можно не называть — но, это, безусловно, так и есть. Москва — это театральная Мекка, а Россия — это театральная империя, где много всего интересного.

— Вы успеваете следить за театральным процессом? Многие считают, что современный театр в погоне за кассой, сделал сильный крен в развлекаловку?

— Про театр всегда говорили, что он стал поверхностным, что он переживает кризис. Сколько я этой профессией занимаюсь, столько я это слышу. Мне на эту тему говорить легко и просто. Я хожу по театрам очень много, и знаю, что в Москве всегда есть замечательные спектакли. И могу подсказать, куда сходить, что посмотреть. Сам хожу и смотрю, и к нам приглашаю. Я считаю, что надо хорошо делать свое дело, и не слушать сенсационные заявления.

— Как вы относитесь к переквалификации театров в культурные центры — с ресторанами, кинозалами…К тому, например, что делает Кирилл Серебрянников в «Гоголь–центре»?

— Это мне не очень близко, но это не значит, что этого не должно быть. Кира очень талантливый человек у него есть свои представления о театре. Я к этому отношусь с интересом. Есть вещи, которые мне не нравятся. Мне не нравится, что артисты сидят вместе со зрителями в буфете, а после спектакля выходят и едят с ними. Я считаю, что это убивает таинство театра, и некую загадочность, которая должна быть - об этом говорил в свое время Станиславский. Я в этом смысле человек более традиционный. Но Кира считает, что надо так — пусть будет так. У нас же не одни центры, у нас и центры, и театры — я за многообразие.

— Вы 27 лет работаете худруком театра. Что вам пришлось преодолеть в себе за это время?

— Это вообще трудная должность, все время что-то преодолеваешь. Многие качества мне пришлось развивать в себе. Потому что, когда ты актер — это одна степень ответственности. Когда ты становишься худруком — это другая степень ответственности и другая нагрузка. При этом ты остаешься играющим артистом. А еще начинаешь ставить, вести техническую и организационную работу. Все это требует большей решительности, большей жесткости в каких-то вопросах. Ты в какой-то степени командир. А командир должен обладать рядом качеств, иначе у него ничего не получится. Если они в тебе не развиты, значит надо их развить. У нас в театре, например, все работают на контракте. Контрактная система дает возможность избавляться от «балласта».

— Вы сами объявляете актерам об увольнении?

— Я кого-то прошу уйти, кто-то уходит сам, потому что работать у нас тяжело. Я их предупреждаю заранее, помогаю им устроиться в другие места. Как потом выясняется, это бывает животворно не только для театра, но и для самих артистов. Ты им даешь возможность не засиживаться, не терять квалификацию, а дальше двигаться, продолжать свою творческую жизнь.

— В общем, вам приходится быть немножко диктатором?

— Да, можно быть мягким и добрым диктатором, но надо уметь вызывать страх, а не только любовь. Эти чувства — любовь, уважение — должны, наверное, преобладать в творческом коллективе, но на одной любви тоже ничего не построишь. Надо чтобы тебя побаивались, боялись быть уволенными, отруганными, распеченными.

НЕДОСТАТКИ — ПРОДОЛЖЕНИЕ ДОСТОИНСТВ

— Представляю, как настрадались от вашего деспотизма ваши домашние женщины…

— Мои домашние женщины — это члены моего коллектива. У меня очень плавный и незаметный переход от личной жизни к работе. Это так диффузировало одно в другое, что понять, где кончается театр и начинается моя личная жизнь практически невозможно.

— Хорошо вы устроились!

— Я устроился хорошо, но от этого можно сойти с ума. Другой бы не выдержал, давно бы уже застрелился. Отдыха нет. В театре я не могу отдохнуть от своей частной жизни, а дома не могу отдохнуть от театральных проблем. В некотором смысле это сумасшествие.

— Ваша дочь тоже актриса, она много и успешно играет в «Сатириконе». Советуется ли она с вами, когда работает над ролью?

— Что значит, советуется — не советуется. Когда я с ней работаю как с актрисой, которая занята у меня в спектакле, она обязана слушать мои замечания. Никаких родственных связей я не учитываю. Она выполняет определенные требования, выслушивает претензии, похвалы, которые заслуживает — как и все. Если она не будет подчиняться, то ей мало не покажется, и она это прекрасно знает. Когда она работает у других режиссеров, я могу ей что-то подсказать, но тут мой голос совещательный, потому что надо слушать режиссера - такое актерское правило. Все родственные связи, даже если твой родственник и профессионал, надо уметь отставлять.

Конечно, я ее папа, а она моя дочка. Но то, что мы находимся в таких творческих, производственных отношениях накладывает определенный отпечаток на наши частные разговоры. К тому же она уже взрослая девушка, у нее своя жизнь, своя семья. Она живет отдельно от нас и это очень правильно.

— Несколько коротких вопросов: вы делаете что-нибудь по дому своими руками?

— Редко, но если надо, возьму и сделаю. Просто у меня действительно мало времени на это, и я предпочитаю делать что-нибудь другое.

— Увлекаетесь спортом?

— Когда-то я был спортсменом, кандидатом в мастера, а сейчас просто очень интересуюсь спортом.

— Все знают, что вы потрясающе танцуете…

— Ну, это было давно, сейчас у меня в труппе полно артистов, которые двигаются гораздо лучше, чем я. Как когда-то спросили Григоровича, почему он считает, что нельзя танцевать до пятидесяти лет? Григорович сказал: «Почему же? Танцевать можно — смотреть нельзя». По этому принципу я уже не танцую.

— Назовите два своих главных достоинства и два недостатка?

— Я думаю, что мои недостатки это продолжение моих достоинств, потому что одно вытекает из другого. Я добросовестный — это очень важное мое качество. И добросовестность моя мучает окружающих. А еще я отношусь к легковоспламеняющимся существам. Это вытекает из моей профессии, потому что иначе я не был бы актером. Но это имеет и колоссальную отрицательную сторону, потому что я бываю очень несдержан.

— А гастрономические пристрастия у вас есть?

— Я очень традиционный человек по части кушаний. Моя жена родом из Харькова, и она прекрасно готовит. Очень люблю русскую кухню: картошку, селедку, водку, пельмени. Салаты овощные со сметаной обожаю, в общем, традиционная славянская еда.

— Какая книжка лежит у вас на столе?

— Я много читаю. В основном, это связано с театром. В связи с постановкой пьесы я должен прочесть определенную литературу, чтобы лучше изучить эпоху, время. То есть, все равно театр определяет мои читательские вкусы. Театр — это некая ось, вокруг которой крутится вся моя жизнь.

«Вечерняя Москва» поздравляет Константина Райкина и весь коллектив театра «Сатирикон» с юбилеем. Желаем вам новых ярких премьер и ежедневных аншлагов!

ДОСЬЕ

Прародителем театра «Сатирикон» является основанный в 1939 году Ленинградский театр эстрады и миниатюр, получивший известность как театр Райкина. В 1982 году театр переехал в Москву, в его коллектив влилась большая группа молодежи. В качестве постоянной площадки театру передали здание кинотеатра «Таджикистан», построенное по типовому проекту и совершенно не приспособленное для деятельности театра. Потребовалась большая перестройка и реконструкция, и лишь 4 июня 1987 года в новом здании был сыгран первый спектакль театра «Сатирикон» «Мир дому твоему». В декабре 1987 года ушел из жизни Аркадий Райкин. Став руководителем театра, Константин Райкин ищет для него новое лицо, постепенно формируя полноценный драматический репертуар. В «Сатириконе» играют Шекспира и Мольера, Брехта и Кафку, Кроммелинка и Островского, Гольдони, Ростана и Кундеру, Чехова и Зюскинда. Театр унаследовал многие родовые черты своего предшественника — работоспособность, постоянный творческий поиск, любовь и уважение к зрителю.

СПРАВКА «ВМ»

Константин Райкин родился 8 июля 1950 года в Ленинграде. В 1971 году окончил театральное училище имени Б. В. Щукина (курс Ю. В. Катина-Ярцева). В том же году был приглашен Галиной Волчек в театр «Современник», на сцене которого играл десять лет. За это время он сыграл в театре 38 ролей, из них 15 главных в спектаклях: «Валентин и Валентина» М. Рощина, «И пойду… и пойду…» по Ф. Достоевскому (режиссёр В. Фокин), «Монумент» Э. Ветемаа (режиссёр В. Фокин), «Балалайкин и К» по Салтыкову-Щедрину (режиссёр Г. Товстоногов), «Двенадцатая ночь» У. Шекспира (режиссёр П. Джеймс) и другие.

В 1981 году перешёл в Ленинградский театр миниатюр под руководством А. И. Райкина. В 1982 году театр переехал в Москву и стал Государственным театром миниатюр, а с 1987 Московским театром «Сатирикон». В этот период вместе с отцом он сыграл спектакли «Его Величество Театр» и «Мир дому твоему». В 1985 году состоялась премьера авторской программы Константина Райкина «Давай, артист!» С 1988 года является художественным руководителем театра. Народный артист России, лауреат Государственных премий РФ и театральных премий «Золотая маска», «Хрустальная Турандот», «Чайка», «Кумир».