В издательстве книжного магазина «Циолковский» вышло первое за полвека переиздание романа Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?» — удивительного памятника консервативной мысли и одного из самых диковинных текстов печатной прозы 1960-х. Кочетов остался в истории как предельно одиозная фигура — маниакальный сталинист, беспощадный погромщик, автор оголтелых памфлетов на все, что только было живого в его эпоху. Но сегодня его роман-завещание выглядит иначе: как неожиданно актуальный эпос о борьбе с иноагентами и как завораживающий акт культурного терроризма, нарушающий все принципы политической и литературной рациональности
Литературная карьера Всеволода Кочетова началась в конце 1930-х, но действительно заметным писателем он стал на самом исходе сталинской эпохи — в 1952 году, когда вышел его первый роман «Журбины» о династии рабочих судостроительной верфи. На следующий год умер Сталин, художники облегченно вздохнули, начались несмелые эксперименты. Одной из первых ласточек оттепели иногда называют картину «Большая семья» Иосифа Хейфица — экранизацию тех самых «Журбиных». Но сам Кочетов шел другим путем. На посту секретаря Ленинградской писательской организации, затем редактора «Литературной газеты», с 1961-го — главреда журнала «Октябрь», а также в своих романах, рассказах и очерках он давал бой новым веяниям в советской культуре с твердых сталинских позиций народности и партийности. Кочетов был заклятым врагом всех интеллектуальных лидеров оттепели — Твардовского, Эренбурга, Дудинцева, Евтушенко, Ромма, а в глазах последних — древним чудищем, реликтом страшных времен. Партийное начальство отчасти благоволило ему, но никогда не выводило в первые ряды, используя как надежный противовес заигрывающимся либералам.
Затем настала брежневская эпоха, культурные баталии хрущевского времени ушли в прошлое. Казалось, Кочетов должен был торжествовать над загнанными в угол оппонентами. Но новому режиму, делавшему ставку на умеренность и конформизм, радикальные консерваторы были нужны так же мало, как радикальные прогрессисты. В середине 1960-х Кочетова начали убирать с ответственных постов. Вскоре он взялся за свой главный роман.
«Чего же ты хочешь?» был напечатан в трех номерах «Октября» за 1969 год и сразу же стал сенсацией. Журнал моментально раскупили, но ни в одном из центральных издательств роман опубликовать не удалось. Через год он вышел небольшим по советским меркам тиражом в Белоруссии. Сам Кочетов утверждал, что большую часть этого тиража конфисковали и уничтожили. Роман вызвал скандальный ажиотаж на Западе, над ним вовсю издевались представители либерально-советской и андерграундной культуры. Но и в партии книгу сочли произведением крайне вредным и практически запретили ее обсуждение в печати. По легенде, секретарь ЦК Петр Демичев, один из главных идеологов застойной эпохи и будущий министр культуры, сказал, что кочетовский роман можно читать только в туалете.
В 1973 году окончательно вышедший из фавора, умирающий от рака писатель покончил с собой. Ни в одно из посмертных его собраний, периодически выходивших в СССР, «Чего же ты хочешь?» редакторы не включали.
Роман
Фабула этого романа, если вкратце, такова: британское издательство New World отправляет в Советский Союз экспедицию для подготовки альбома древнерусского искусства. В ее состав входят бывший эсэсовец, участник неонацистского движения, садист и маньяк Уве Клауберг, американская славистка и ценная работница ЦРУ Порция Браун, фотограф Юджин Росс (активист НТС и, возможно, спецназовец США) и пожилой итальянец Умберто Карадонна, он же — Петр Сабуров, эмигрант, когда-то соблазненный обещаниями немцев очистить Россию от большевизма, участвовавший в походе на Ленинград, а теперь оплакивающий свое предательство.
Сабуров, единственный настоящий искусствовед в группе, отвечает за профессиональное прикрытие. Остальные потихоньку плетут свои козни, окучивают души и тела представителей советской богемы, а также проверяют старую агентуру. Им противостоят сознательный инженер Самарин, метущаяся интеллектуалка Ия и писатель консервативных взглядов Булатов.
Вокруг центральных героев — целый паноптикум: декадентствующие художники и наглые поэты, коллекционеры и фарцовщики, завравшиеся молодые ученые, развращенные дети директоров, левые ревизионисты, подпольные дельцы, беспринципные самиздатчики. Как и положено в большом романе, десятки линий сплетаются в единое полотно — панораму жизни советских 1960-х.
Заговор
«Чего же ты хочешь?» поражает широтой охвата. Нет ни одного явления социальной и культурной жизни послесталинского СССР, которое Кочетов не подвергал бы разоблачению. Он ненавидел или презирал все: политику международной разрядки, экономические реформы, доступные автомобили, модернистскую архитектуру, неореализм в кино, ритуалы во дворцах бракосочетаний, цветастые обои, зауженные брюки, увлечение космосом, увлечение русской стариной, разумеется — борьбу с так называемым культом личности и, конечно, любые отступления от соцреалистических канонов в литературе и искусстве.
Сейчас мы представляем себе культурные битвы эпохи главным образом глазами либеральных шестидесятников и художников подполья. В романе Кочетова можно увидеть взгляд другой стороны. Тут мелькают Синявский и Даниэль, Окуджава, Бродский и еще десятки фигур оттепельного канона. Все они сознательные или несознательные агенты огромной сети, ведущей подрывную работу по разрушению советского строя. Сетью этой тайно и властно управляют западные спецслужбы. С ними, в свою очередь, сотрудничают уверенно поднимающие голову неонацисты и остатки белоэмигрантского движения. Планы их разнятся: у одних в мечтах всемирный капитализм, у других — новый Рейх, третьи хотят вернуть царя, а заодно свои особнячки и лавочки. Но все они больше всего на свете жаждут сокрушить большевизм.
Война
Почему эти страшные люди занимаются такими глупостями — собирают стихи молодых поэтов и картины непризнанных художников, устраивают вечеринки с танцами, пишут какие-то статейки, подкладывают роман «Доктор Живаго» в портфели к зазевавшимся гостям? Разве тут есть серьезная опасность? Кочетов отвечает: безусловно, Советский Союз — могущественная держава, на нее не напасть без угрозы погибнуть самому. В 1945 году это понял весь мир. Но можно разрушить ее изнутри: размягчая и развращая души, ослабляя бдительность, отравляя здоровый дух всеми известными ядами — от религиозного дурмана до рок-н-ролльного угара.
Считается, что у Кочетова были хорошие связи в КГБ и именно оттуда такая осведомленность как в эмигрантских, так и в андерграундных делах. Только в органах он, вероятно, мог найти настоящих единомышленников в своих взглядах на культурную политику: эстетический фронт во всем подобен фронту военному, на нем необходимо действовать твердыми чекистскими методами. На вражеские стишки и памфлетики должен последовать сокрушительный удар проверенного сталинского оружия — оружия социалистического реализма. «Чего же ты хочешь?» и есть такой удар — роман-бомба, срывающая завесы и разбрасывающая осколки во все стороны, книга, после которой общество обречено очнуться от сна.
Метод
В конце 1960-х социалистический реализм сталинского образца был в сущности мертвым стилем, в котором работали только глубоко вторичные писатели. Кочетов пытается оживить его шоковой терапией. Он доводит метод до передела, но одновременно подрывает его изнутри.
Настойчиво артикулируя принадлежность книги неосталинистской прозе, ее герои на протяжении многих страниц рассуждают о силе и правде соцреалистического метода. Следуя сложившейся в 1930-х модели, все они (за исключением сугубо отрицательных и одного абсолютно положительного) проходят трансформацию из сырого материала в настоящих людей — обретают классовую сознательность и готовность к участию в общем будущем. Однако эта трансформация здесь мало похожа на трудовую закалку, а больше напоминает религиозное обращение — страшное откровение истины. В книге Кочетова есть и трудовые будни, и военные подвиги, но гораздо больше ночных блужданий, посиделок со скандалами и объяснений на разрыв души.
Классический соцреализм был эрзацем большого русского романа. Любой советский писатель мечтал вернуть его к корням — написать нечто грандиозно-классическое, и Кочетов здесь не исключение. Удивительно то, что, оживляя соцреализм, он действовал по формалистской формуле литературной эволюции, вместо отцов обращаясь к дядьям. Точнее вместо деда, почитаемого в сталинском каноне Толстого, он прибегает к деду двоюродному — полуотверженному Достоевскому, откровенно используя изобретенную последним модель, соединяющую конспирологический детектив и экстатический роман идей.
Главный образец здесь, конечно же, «Бесы», краеугольный камень реакционного антиканона в сталинской версии истории русской литературы. Кочетов отлично отдает себе отчет в таком родстве, и его герои то и дело высокомерно поминают Достоевского, будто бы отводя от своего автора подозрения в принадлежности к сомнительной традиции. Этот странный кульбит — прямое следствие политической природы кочетовского письма. Толстой, точнее «советский Толстой»,— писатель истории и диалектики, Достоевский — катастрофы и парадокса. Кочетов верил в первое, но жил вторым.
Идеология
Среди советских консерваторов 1960-х Кочетов был белой вороной. В большинстве своем они были почвенниками, иногда — скрытыми монархистами, и если ценили Сталина, то как возродителя националистической традиции. Кочетов был ортодоксальным марксистом-ленинистом, свято верил в диктатуру пролетариата и войну с мировым империализмом. Он ненавидел русофилов не меньше, чем либералов, и посвятил их осмеянию немало страниц в романе.
Левый консерватор — позиция заведомо обреченная: человек, исповедующий революционные взгляды, вынужден выступать в роли охранителя по отношению к явлениям, которые считает прогрессивными все культурное общество. Это парадокс с точки зрения марксистской логики: история идет вперед, попытки вернуть ее на старые рельсы во имя любых идеалов могут быть только преступным самообманом. И этот парадокс автор «Чего же ты хочешь?» явно чувствовал. Оттого само его письмо окрашено в ноты достоевского надрыва, подпольного выверта.
Это вытеснение, обреченное на провал: Кочетов знает, что его собственное место — в калейдоскопе политических химер, которые он изображает в своем романе,— выходцев из мрачного прошлого, точащих зубы на прекрасное будущее; они его зеркальные отражения. И чем заметнее сходство, тем с большей яростью он набрасывается на них.
Герой
Химерические создания страшны, если имеют в себе нечто от «настоящей» реальности, и таковы многие персонажи Кочетова. Чтобы разобраться с богемой 1960-х, он задействует еще одну традицию, тоже не слишком органичную соцреалистическому канону,— модернистский роман с ключом в духе вещей Вагинова, раннего Каверина и Ольги Форш.
По законам этого жанра многие из героев здесь легко узнаются. Художник Антонин Свешников, работающий в неорусском стиле на радость западным заказчикам,— Илья Глазунов. Юркий авангардист-почвенник Савва Богородицкий, собирающий лапти и пишущий ребусами,— курьезный сплав Андрея Вознесенского и Владимира Солоухина. Отвратительный марксист-ревизионист Бенито Спада — один из главных западных популяризаторов советского модернизма, итальянский литературовед Витторио Страда. Жанр романа с ключом обычно предполагает включенного наблюдателя — фигуру автора, чьими глазами мы видим этот вертеп. И он здесь есть — это писатель-сталинист Василий Петрович Булатов.
Понятно, что Булатов — автопортрет, но автопортрет необычный. Это единственный в романе персонаж, в котором нет изъяна. Он образец всех гражданских и человеческих добродетелей. Именно он разрешает все безвыходные ситуации. В отличие от самого Кочетова Василий Петрович — фигура невероятно влиятельная. О нем ежедневно пишут советские газеты и не умолкают западные голоса, его ненавидят и боятся за принципиальность и прямоту, его совета ищут сильные и слабые. Чем дальше, тем больше кажется, что именно против него, Булатова, направлены все махинации врагов советского строя.
В настоящей сталинской литературе таким персонажем мог быть только Сталин или его символический заменитель. Но никого похожего в вывихнутом мире 1960-х не было, и Кочетов изобразил в роли подобной полубожественной фигуры самого себя — занял пустующее место центра идеологии, единственного гаранта верности революции. Оставаться на этой сакральной территории в здравом рассудке было сложно. В какой-то момент начинает казаться, что автор романа сходит с ума прямо в процессе письма. Как всякий параноик, Кочетов не знает меры: повторяет ситуации, наворачивает круги, сгущает тучи, превращая формально реалистический текст в кошмарный галлюциноз.
Соблазн
По фрейдовскому закону этот бред приобретает отчетливо сексуальный оттенок. «Чего же ты хочешь?» написан с поразительным сладострастием. Количество постельных сцен и бесстыдного смакования женского тела тут превышает всякую меру даже для самого либерального романа, не говоря о книге, одна из задач которой — борьба против западного разврата за советскую любовь. В центре этого сексуального напряжения — Булатов. В него без памяти и без надежды влюбляется роковая красотка Ия. Решающим ударом по козням врагов становится шлепок по заднице, отвешенный им коварной славистке Порции. В этом мире пульсирующего страшного секса он выступает как дающий соблазну отпор.
Мир «Чего же ты хочешь?» — это мир тотального соблазна. Это соблазн красивой жизни и соблазн власти, соблазн подполья (преследующий любого настоящего большевика), соблазн постели и соблазн сложности — умной литературы, подрывающей надежную прямоту социалистического реализма. Кто-то должен был сказать всему этому «нет»: виски, джину и кампари, стриптизу и стихам Мандельштама. Но что можно противопоставить соблазнам — твердую правду? Ее уже не было. Было только воспоминание — заколоченная дача Сталина, к воротам которой Булатов приводит Ию в день их единственного свидания.
Кочетов держит круговую оборону, но, кажется, догадывается, что защищает пустоту: социалистический реализм утратил снимавшую все его противоречия историческую правоту и потерял всякую власть над реальностью; священные слова вроде диктатуры пролетариата превратились в бессильные заклинания.
Трагедия
Добро в романе Кочетова, конечно же, берет верх: враги изгнаны и посрамлены, достойные обретают счастье, другие — знание. Кризис разрешен, но гармония едва прикрывает бездну. На краю этой бездны стоит один человек — стареющий, тяжело больной полуопальный писатель-сталинист — последний воин баталии, невыигранной и непроигранной, а просто вдруг ставшей неважной.
В конце 1960-х обычно видят эпоху торжества консерваторов над либералами, но Кочетов был непричастен к этой победе. Он оказался чужим почти для всех, и от диссидентских кухонь до коридоров ЦК его последняя книга вызывала брезгливые насмешки.
Эту брезгливость легко понять: в текстах, наполненных обвинениями известных людей в национальном и государственном предательстве, мы привыкли видеть циничный донос, попытку передела власти, и такой взгляд подсказывает удивительное сходство кочетовских фантазий с сегодняшней охотой на иностранных агентов. Но в случае автора «Чего же ты хочешь?» это не так. Он не был карьеристом, и тем более циником. Сражавшийся с нонконформистами всех мастей, он сам был нонконформистом. Если отойти на несколько шагов от битв породившей его эпохи и взглянуть на кочетовский роман по возможности беспристрастно, в этой саморазоблачительной и самоубийственной книге видны настоящее отчаяние и особое трагикомическое достоинство.