Николай Николаевич и его жена Татьяна Петровна согласились быть на обложке «Татлера», поскольку три первые буквы нашего журнала повторяют буквы в слове «Татьяна». «Татлер» для них такой же диковинный зверь, каким когда-то был Дом Gucci, другом которого восьмидесятитрехлетний зоолог стал летом прошлого года – к восторгу юных натуралистов и неожиданно для самого себя.
И вот теперь семейство Дроздовых на обложке нашего журнала, и мне надо это как-то объяснить людям, для которых «В мире животных» – это полки с Birkin в их гардеробных, львы – исключительно светские, а хамелеоны – представители отряда топ-менеджеров Москва-Сити. Попробую сделать это примерно теми же словами, какими уговаривала на авантюру пожилого профессора: «Понимаете, – говорила я, – молодежь сегодня – одиночки. Нам хорошо с самими собой, нам никто не нужен, тем более на всю жизнь. Что такое сейчас любовь для тех, кому вы рассказываете про игуан и носорогов? Одна эсэмэска – роман, две – разрыв. Мы больше не верим в то, что с одним человеком можно – а главное, нужно – прожить всю жизнь. Мы всерьез рассуждаем о том, что браков (если они чудом случаются) непременно должно быть несколько, и каждый из них на определенном этапе жизни решает свою задачу. Брак для нас – все равно что новая работа, мы ведь так полюбили английский глагол reinvent – «переизобрести» себя. Так почему бы не переизобретать отношения – ну пусть хотя бы каждые десять лет?»
Совсем наоборот: Николай Николаевич и Татьяна Петровна вместе уже сорок четыре года безо всяких переизобретений. Он зовет ее Танюшей, она его – Коленькой. Они не спорят, кому мыть посуду («кто первым успеет, тот и помоет»). Они выхватывают друг у друга из рук пакет с мусором. Николай Николаевич до копейки отдает жене всю зарплату, включая гонорары за редкие коммерческие инициативы. Татьяна Петровна каждое утро упаковывает в пакетики его обычные завтрак, обед и ужин – аккуратно нарезанные сырые огурцы, капусту, салат и болгарский перец. «Нет-нет, – поправляет меня Дроздов. – Мой рацион давно уже состоит не из четырех блюд, а из целых семи. Огурцы, капуста, салат и перец – зеленый, желтый, оранжевый и красный». Невероятное разнообразие, Гаргантюа сошел бы с ума от радости.
Не то чтобы Николай Николаевич был настолько непогрешим, каким его принято представлять и каким я изображаю его сейчас. Он был женат первым браком – студенческим. Любовь вспыхнула и погасла, от нее осталась чудесная дочь Надежда, эколог, работавшая ведущей программы «Очень дальнее Подмосковье», ныне она продюсер в сфере экотуризма. Потом двадцать лет Дроздов ходил видным холостяком. Друзья шутили, что жену он, вероятно, однажды привезет из своих диковинных странствий. Николай Николаевич был специалистом по островным экосистемам, а привезти оттуда можно все что угодно, это вам не тосканские оливковые рощи.
А он взял и встретил в лифте своего дома в Орехово-Борисово соседку Татьяну Петровну. Он жил на седьмом этаже, она на пятом. А где-то между ними обитала подруга Татьяны Петровны, которая мудро стала приглашать соседей к себе на чай, а иногда даже и на бокал вина. Потом Дроздов сел писать очередную книгу. Надиктовывал ее на кассетный магнитофон, а Татьяна расшифровывала. Она тогда работала ученым секретарем в Министерстве текстильной промышленности РСФСР, и с делопроизводством у нее был полный порядок. Первый экземпляр был подарен ей с надписью «Первой читательнице» и стоит у них дома на полке.
Он посылал ей открытки с Эльбруса и из Калмыкии, радиограммы с Северного полюса, с Фиджи, с островов Тонга и Самоа. В Приокско-Террасный заповедник они поехали уже вдвоем. Там через месяц выяснилось, что вместе с ними в палатке ночевала гадюка, которую Николай Николаевич поймал, чтобы показывать студентам, и бережно хранил в мешочке, не желая фраппировать Татьяну Петровну. «Я всегда смертельно боялась змей, – рассказывает она мне, улыбаясь одними кончиками губ. – Но из любви к Николаю Николаевичу этот страх переборола».
Уже позже, дома, у них жил полоз Санджар. Однажды во время ремонта он уполз из террариума и нашелся только спустя неделю – конечно же, в пододеяльнике. Еще вместе с Дроздовыми жили тарантул и пассионарный хамелеон, который однажды обнаружился сидящим на цветке на соседском балконе. «Это не потому, что я их очень люблю, – оправдывается Николай Николаевич таким родным с детства голосом. – Просто мне нравится за ними наблюдать».
Чтобы закрыть тему питомцев семьи Дроздовых, не могу не поделиться историей, потрясшей мое воображение. В 1974 году Николай Николаевич вместе со своим учителем, великим Александром Михайловичем Згуриди, первым ведущим программы «В мире животных», поехал в Индию снимать фильм «Рикки-Тикки-Тави» по знаменитому рассказу Редьярда Киплинга. Старший научный сотрудник кафедры биогеографии географического факультета МГУ Дроздов был научным консультантом фильма. В его обязанности входило следить за тем, чтобы мангуст боролся с кобрами фотогенично и не опасно для жизни исполнителей ролей киплинговских людей Алексея Баталова и Маргариты Тереховой. Уже на месте был забукирован факир Абу с семью кобрами и шестью мангустами. Факир Киплинга не читал и плохо понимал, чего от него хотят эти белые человеки, поэтому битвы кобр с мангустами режиссировал Николай Николаевич.
В конце съемок Згуриди решил, что ему не хватает крупномасштабных сцен, и велел везти факира и его «команду» в Москву. В гостиницу столь экзотических гостей столицы не пустили, и Дроздов, добрая душа, поселил их в своей двушке: кобр в мешках, мангустов в клетках, факира на матрасе – Татьяна Петровна то лето проводила на даче. «Вы знали, что вместо вас в доме жили кобры?» – спрашиваю я ее сейчас. «Конечно, знала», – улыбается она. Соседи Николаю Николаевичу попались удивительные: не только не настучали участковому, но однажды даже зашли в отсутствие хозяина посмотреть, как факир кормит змей: зажимает горло, вставляет воронку из кости коровы и вливает по два сырых яйца. Николай Николаевич вспоминает ту немую сцену: «Прихожу домой: соседи сидят, вжавшись в кресло, и с восторгом наблюдают. Я им: «Ну что вы, друзья! Скорей выходите, а то, не дай бог, кобра вас укусит!» Нельзя сказать, что за время тех съемок ни одно животное не пострадало. Мангусты в итоге загрызли всех кобр до одной – у «Центрнаучфильма» все было как в дикой природе, без комбинированных съемок.
Это непривычно лирическое для «Татлера» отступление призвано показать силу любви Татьяны Петровны к Николаю Николаевичу. Ученый секретарь, кстати, особенно даже не рассчитывала, что популяризатор науки на ней женится. «Меня вполне устраивали наши отношения, – рассказывает она. – Мы много общались. Николай Николаевич часто приходил в обеденный перерыв в министерство, приносил сласти. Моя подруга работала в библиотеке, и вот мы там устраивали чаепития. После работы он меня встречал. У него как раз шел обмен квартир, и мы вместе отправлялись смотреть варианты». Когда спустя год Дроздов сказал, что пора бы узаконить отношения, удивленно спросила: «Вы хорошо подумали?» (они все еще были на «вы»). В загс на Ленинском проспекте 9 сентября 1978 года пара пришла с ближайшими друзьями, Николай Николаевич был в сером костюме, Татьяна Петровна в обычном платье – тогда не было ни Gucci, ни чего бы то ни было еще. Потом снова было чаепитие – что за обаятельное слово «чаепитие»! – дома у друзей.
Родилась дочь Лена. Татьяна Петровна работала уже во Дворце пионеров на Воробьевых горах, Николай Николаевич жил в своем мире животных, который разнообразен настолько, что надоесть не может. Интересуюсь, как менялось их понимание любви с годами. «У поэта Степана Щипачёва есть такие строки, – отвечают дуэтом Дроздовы. – «Любовью дорожить умейте, с годами дорожить вдвойне. Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне». У нас не было ни вздохов, ни прогулок. Некоторые с этого начинают. Приходит молодой человек к девушке и говорит: «Я тебе звездочку достану с неба. Принесу цветок откуда-то там. Я для тебя прыгну в море, пропасть перепрыгну в три прыжка». Татьяна Петровна от меня таких геройств не требовала». «Да даже в голову не приходило, – подхватывает она. – Мы как-то делом были заняты все время».
С ними трудно говорить о любви в абстрактных категориях, рассуждать в духе «что же будет с родиной и с нами». «Мы это так не анализируем. Если бы мы были философами или общественными деятелями... Мы живем и рады, что у нас все так хорошо и складно, – говорит Дроздов. – Я вот только одно могу сказать: то, что молодежь не расписывается, – это неловко. «Мы верим друг другу и живем в гражданском браке». Не путайте: гражданский брак – это брак, зарегистрированный в записи актов гражданского состояния, в загсе. А иначе это просто сожительство. Вроде бы юридический термин, только какой-то унизительный. Пока вы верите друг другу – это одно. Когда разойдетесь и перестанете верить, одна сторона окажется в совершенно невыгодном положении. Особенно если родится ребенок. Надо расписываться обязательно. Не ради друг друга, а ради возможного потомства. То, что потомство необходимо, – это очевидно. Нас всех произвел на свет кто-то – родители! Хотите стать последним поколением? Давайте заведем себе собачек и кошечек и будем с ними гулять? Животных можно любить, только прежде всего нужно любить людей. И вот эта дурацкая поговорка «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак»... Однажды, не буду говорить, в какой газете, я дал интервью одному хорошему журналисту. Выходит статья с таким вот заголовком. Звоню в редакцию: «Кто это сказал? Я такого не говорил». А журналист объясняет: «Ну, вы знаете, это наш главный редактор добавил. Эта фраза очень отражает ваш характер». Мой характер? Тысячу раз нет! Как раз напротив. Я несколько раз потом уже говорил: «Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю людей». В людях столько хорошего! Конечно, надо их узнавать, обращать внимание на их хорошие черты. Помогать убрать какие-то негативные. Но это больше проходит со сверстниками. Давать уроки молодежи? Нереально. Я понимаю, что пожилым людям обычно не нравится следующее поколение. Еще Цицерон на склоне лет говорил: «O tempora, o mores!» («О времена, о нравы!»). На самом же деле каждое последующее поколение лучше предыдущего. Иначе бы наше общество не развивалось».
Дочь Дроздовых Лена училась в колледже в Австралии, получила диплом дизайнера, сейчас работает в фирме по продаже пробиотиков для здоровья и красоты. Подрастают два внука: семнадцатилетний Филарет окончил компьютерную академию «Шаг», десятилетний Ян там учится, увлечен ментальной арифметикой. Современная молодежь Николаю Николаевичу вообще очень нравится. В первую очередь своей пассионарностью и при этом ответственностью за будущее. Сейчас без мотивации никуда. Хотя даже в идеальном мире Дроздова такие мотивированные, конечно, не все. Но те, кто мотивирован поменьше, берут пример с «самых старательных» – тех, кто пишет бакалаврскую диссертацию уровня магистерской, магистерскую уровня кандидатской и так далее. Каждый год, по наблюдению Дроздова, в популяции его студентов появляются одна-две подобных личности – Николай Николаевич до сих пор преподает в МГУ. Кстати, именно поэтому он сразу защитил свою альма-матер от нашей съемки – «встретим там много моих знакомых, и фотографироваться будет решительно невозможно».
Сам Дроздов учился сначала на биологическом факультете. И это неудивительно: он из медицинской семьи. Папа – сильнейший фармацевт, профессор Второго мединститута, мама – терапевт в 5-й Градской больнице. Спрашиваю, читал ли он в юности журналы. Конечно, читал: «Знание – сила», «Вокруг света», потом «Юный натуралист», «Юный техник». В журнал «Природа» посылал свои фотографии для публикации, автору лучшей полагалась годовая подписка, и Дроздову несколько лет присылали издание бесплатно. После второго курса он взял, как сейчас говорят, gap year и пошел на швейную фабрику №14 – овладевать профессией. Шил ратиновые пальто серого цвета. Ученикам платили бешеную стипендию – триста рублей (после реформы они стали новыми тридцатью рублями, что тоже было о-го-го: очень хороший врач получал зарплату в сто рублей). «Понимаете, в училище никто не знал, что я сын профессора, – вспоминает Николай Николаевич. – Там просто берут пальто и показывают комиссии, а она оценивает сложность изготовления предмета. Обычно дают четвертый, пятый разряд, а мне – раз! – и дали сразу седьмой».
Карьера портного набирала обороты. Дроздову предложили идти учиться на закройщика к звезде ателье ГУМа, человеку по фамилии Шнейдерман. Но он пошел в реальный сектор – шить те самые пальто уже по-настоящему, а не для комиссии. Правда, оказалось, что шьет он качественно, но слишком тщательно и медленно для ателье третьего разряда. За месяц Дроздов одолел два изделия, получил двести рублей, решил, что очень соскучился по природе, и вернулся в университет.
Окончил он уже географический факультет МГУ, и следующая его осмысленная встреча с миром текстиля случилась только в 2020-м, во время сотрудничества с Gucci. От этого опыта у зоолога остался на память подаренный брендом шикарный костюм с пчелами. В интервью Ирине Шихман на ютьюбе Николай Николаевич рассказывал, как сначала думал, что пятнышки на костюме – это капли воды. А вообще он покупает старомодные костюмы на рынке в Коньково по цене три–четыре тысячи рублей.
На мое замечание, что он теперь кумир молодежи, Дроздов шутливо хмурится: «Как-то вы меня этим огорчаете. Я привык, что мне говорят: «Мы выросли на ваших передачах». А такая «популярность» просто не может быть».
Все эти годы они с Татьяной Петровной вместе. Вместе ездят отдыхать, хотя такого понятия, как «отпуск», в их семейном вокабуляре никогда не было: отдых – это всегда поездка со смыслом. Накануне нашего интервью Дроздовы вернулись из Анапы, где пять дней провели даже не на перце с огурцами, а на одной воде. И вместо того чтобы прилечь с дороги, бросились разбирать до конца не разобранные на карантине книги. Потом отвозили ненужные, потом еще что-то. «А скоро будем высаживать рассаду», – радостно говорит Татьяна Петровна.
Выходной день у них ничуть не отличается от рабочего, Дроздов все так же встает в шесть, все так же ест свой завтрак из семи блюд, все так же садится работать. В общем, жизнь в труде, которая, видно, и впрямь защищает от ненужных рефлексий по поводу смысла жизни и опасных – по поводу смысла любви. Он даже книгу писать отказывается. «Знаете, мне часто говорят: «Напиши мемуары». А зачем? Ну буду я ее год писать, потом еще год издавать. А жизнь проходит. Мне интересно жить».
Все эти годы Татьяна Петровна находится чуть-чуть в тени мужа и его популярности. Летом Николаю Николаевичу на курортах Краснодарского края даже искупаться не дают спокойно – молодые девушки чуть видят, сразу бегут фотографироваться: Дроздов для них – как какой-нибудь бухарский олень для зоологов. Хотя на съемки программы «Последний герой» на Жемчужные острова в далекой Панаме Татьяна Петровна все-таки ездила. «Я же не могла допустить, чтобы к мужу никто не приехал – там это предполагалось по сценарию, – рассказывает она. – А наша дочь тогда как раз ждала ребенка и не могла никак. Пришлось мне, целых два раза». Фотосессия для «Татлера» – первая в ее жизни съемка для глянцевого журнала, которые Татьяна Петровна, случается, берет с собой в поезд почитать – про какую-нибудь Одри Хепберн или еще что-нибудь разумное, доброе, вечное. Сейчас, перед тем как начать макияж, визажист накладывает на лицо Татьяны Петровны тканевую маску, и Николай Николаевич заботливо сердится: «Это еще зачем?» В их семье сорок четыре года обходились без масок, и все равно его жена – самая лучшая.
«Ну все-таки скажите, в чем секрет любви, в чем?» – напоследок интересуюсь я. «Как в чем? – отвечает Дроздов. – В любви и уважении». И правда, ну что здесь непонятного?
0
66.00
