В конце ноября первый вице-премьер Антон Силуанов, выступая в Москве на Международном форуме по производительности труда, заявил, что уже подготовлены директивы госкомпаниям, которые обязывают их повышать производительность труда на 5 процентов в год. Отметим: даже в лучшие для российской экономики годы она росла примерно на 1,5 процента в год. С чего бы такой рывок? Эта новость совпала с другой: министр экономического развития Максим Орешкин предложил создать при правительстве «подкомиссию по обеспечению экономического роста и содействию реализации структурных реформ». Выходит, целого МЭРа недостаточно для решения этой задачи? Нужна еще одна подкомиссия? Чем дальше, тем чаще экономические проблемы пытаются лечить директивами, комиссиями, подкомиссиями. Правительственные решения и постановления последнего времени все чаще пестрят старыми советскими указаниями: «повысить», «расширить», «увеличить», «развивать», «совершенствовать», «улучшить»… «Огонек» задумался: неужели на наших глазах возрождается советская административно-командная система управления экономикой?
Сколько их уже было, этих комиссий по ускорению, модернизации, обеспечению экономического роста? «Огонек» посчитал: с 2013 года — восемь штук. Две уже почили в бозе — это комиссия при президенте Российской Федерации по мониторингу достижения целевых показателей социально-экономического развития России и комиссия по модернизации и технологическому развитию экономики Российской Федерации. Шесть сейчас числятся в действующих.
В 2014 году правительство уже создавало подкомиссию «по обеспечению увеличения производительности труда, создания и модернизации высокопроизводительных рабочих мест. Подкомиссия разработала и утвердила целевые показатели роста. К 2018 году производительность труда должна была увеличиваться на 3,3 процента в год. А крупные и средние предприятия обязаны были прибавлять в год 7,9 процента. Увы, строптивая производительность, согласно Росстату, росла на 1 процент в год («Огонек» № 27 за 2018 год). Комиссия та больше не собиралась и никаких отчетов не публиковала. Также неизвестно, удалось ли в 2018 году создать 25 млн высокопроизводительных рабочих мест (решение этой же комиссии).
Другие комиссии собирались то два раза, то один раз. Продукт заседаний — директивные указания в духе «улучшить» и «повысить». Причем содержание документов, которые публиковали эти комиссии, иногда просто повторяется, одни и те же постулаты кочуют из одного постановления в другое.Комиссии же были должны найти инструменты решения для задач, поставленных в майских указах 2012 и 2018 годов. Инструменты оказались до боли знакомыми.
Занятная история с комиссией по экономическому развитию и интеграции (речь об «осуществлении взаимовыгодного сотрудничества РФ с государствами — участниками СНГ, ЕС, АТЭС и др.»). Вообще-то она была создана еще в 2009 году. Но до поры о ней ничего не было слышно. Однако в сентябре этого года вдруг ожила — был обновлен ее состав, а 29 октября премьер-министр дал ей поручения «по экономическому развитию России». Первым в перечне из 9 пунктов стоит поручение Минэкономразвития России «представить с участием заинтересованных федеральных органов исполнительной власти предложения по сферам деятельности, в которых требуется снижение избыточных требований надзорных органов в первоочередном порядке, для реализации в этих сферах пилотных проектов. Срок — 18 ноября 2019 года». Но никаких предложений 18 ноября не последовало. Вместо этого МЭР выступило со встречным предложением — создать в рамках той же комиссии подкомиссию по обеспечению экономического роста и содействию реализации структурных реформ. Обосновали это тем, что в России «критически необходимо» провести шесть реформ: «по улучшению инвестиционного климата, по стимулированию инвестиционного спроса, по повышению эффективности рынка труда, по развитию конкуренции, по технологическому и инновационному развитию, по развитию финансирования и увеличению рынка сбыта российских товаров».
Эксперты эти инициативы не комментируют — нечего сказать. Потому что «повысить», «улучшить» и «увеличить» — это не стратегия или руководство к действию, a «слова, слова, слова». Экономика заклинаниям не подчиняется.
Алексей Ведев, заведующий научно-исследовательской лабораторией структурных исследований Института прикладных экономических исследований (ИПЭИ) РАНХиГС; работавший в 2014–2017 годах заместителем министра экономического развития, так прокомментировал этот документ: «Минэкономразвития просто обязано было выпустить такой документ. Ведь МЭР отвечает за реализацию 204-го майского указа президента, где говорится, что мы должны выйти на устойчивые темпы роста и стать пятой экономикой в мире. Давно было ясно, что этого не будет. В 18-м году мы росли плохо, в 19-м — еще хуже, и похоже, что в 20-м будет такой же результат. Вряд ли рост будет больше 1 процента. Но зато министерство отчитается о принятых мерах. Я всей душой за то, чтобы это получилось. Хотя все это предлагалось и предписывалось не раз, но результатов как не было, так и нет».
Больше всего экспертов удивила «реформа по стимулированию инвестиционного спроса». Это спрос на инвестиционные товары, оборудование, стройматериалы и т.д. Он возникает, когда предприятия намерены увеличивать свои производственные фонды. Этот спрос вместе с потребительским спросом на товары составляет так называемый совокупный спрос. Как это можно реформировать? Совокупный спрос в стране падает уже шесть лет, говорит Алексей Ведев: «Экономика становится все менее эффективной, издержки растут. Один из законов социализма гласил: производительность труда должна расти опережающим темпом по сравнению с зарплатами. У нас сейчас ситуация обратная: неоправданно растут зарплаты. О чем с энтузиазмом докладывают чиновники. А производительность труда очень низкая. Никто не заинтересован в реальном повышении производительности труда, а следовательно, в инвестиционном и совокупном спросе. И эффективность экономики снижается еще больше. Это порочный круг, и государство тут сделать ничего не может. Поэтому все предложения Минэка — на уровне мечтаний».
Новое старое?
Попытки улучшения экономического положения по принципу «нарисуем — будем жить» предпринимались весь уходящий год и стали, пожалуй, самым ярким впечатлением от экономических достижений страны. Началось все с Росстата, который отчитался о растущих «задним числом», как писал “Ъ”, зарплатах и экономике. Оказалось, что в 2018 году номинальная зарплата в госсекторе увеличилась на 7,2 процента, а в частном — на 7,7 процента. А экономика выросла аж на 2,3 процента. Приврали настолько отчаянно, что это вызвало хохот экспертов. И даже Государственная дума, впервые в своей истории, одернула Росстат и потребовала вывести его из подчинения Минэкономразвития. Но проблема, растет ли экономика реально или только по указаниям начальства для отчета перед вышестоящим начальством, никуда не делась.
Тридцать лет назад с легкой руки экономиста Гавриила Попова возникло это определение — административно-командная система (АКС). Рецензия Попова «С точки зрения экономиста» на роман Александра Бека «Новое назначение» стала бомбой и приговором стагнирующей советской системе. Вот что он писал: «Многие, возможно, пока даже еще очень многие, тоскуют по временам, как им кажется, образцового порядка. Многим кажется, что стоит вернуться к методам руководства сталинского типа и разом удастся покончить и с недисциплинированностью на производстве, и со срывами планов, и с погоней за легкой наживой, с корыстолюбием, с наркоманией и со многим другим... Но… истинные корни всех этих явлений лежали именно в Административной Системе, они росли и пускали все новые побеги именно в те годы, когда Система процветала и укреплялась. Именно тогда… возник разлад между словом и делом — благодатная почва для очковтирательства, приписок, обмана государства, незаконного присвоения незаработанных денег и благ. Но сколько рядом с онисимовыми (фамилия главного героя.— "О") жило и работало приспособленцев-конформистов, умело извлекавших личную корысть из недостатков Административной Системы».
Так что же, сегодня мы наблюдаем второе рождение административно-командной системы (справедливости ради уточним, что Попов не был первооткрывателем явления, а несколько переиначил термин «милитаризованная экономика», которым пользовались западные советологи)?
Только теперь «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», с которым идет борьба, называется коррупцией (по уровню ее восприятия страна занимает 138-е место в мире, см. статью Виктора Полтеровича «Неправильный капитализм» в «Огоньке» № 39 за 2019 год).
Конечно, нынешняя система управления экономикой отличается от советской, которую описал Гавриил Попов. Игорь Николаев, директор Института стратегического анализа компании «Финансовые и бухгалтерские консультанты», обращает внимание на сложность нынешней ситуации.
— Сейчас уже ни власть в целом, ни правительство, ни Минэкономразвития,— говорит эксперт,— командовать всей экономикой не могут. Свободу предпринимательской деятельности у нас пока никто не отменял.
К частному бизнесу эти приказы не относятся. Но власти могут воздействовать на компании с госучастием. Однако установление показателей по производительности — это уже прямое директивное планирование, явный перебор.
В рыночной экономике, считает эксперт, есть фундаментальное условие повышения производительности труда — конкуренция. Если предприятие, подталкиваемое конкуренцией, снижает издержки производства, логистики, ставит более эффективное оборудование и снижает цену продукции — повышение производительности труда становится следствием этой работы. Но главное, надо еще людей направить к тому, чтобы они лучше работали.
Что же касается производительности труда, которой приказано подрасти… Никогда в постсоветской России она не росла темпом 5 процентов в год. За 21 год, с 1991 по 2012 год, прибавили только около 30 процентов, то есть в среднем по 1,5 процента в год (Китай за то же время увеличил производительность труда в 7 раз — «Огонек» № 3 за 2017 год). Так с чего бы производительности труда в отечестве так взбодриться именно в ближайшей перспективе?
Превращение
Возврат к административно-командной системе происходит у нас не только на уровне управления экономикой. Алексей Ведев считает, что «экономика становится неэффективной, когда государственная собственность, словно метастазы, расползается по госкомпаниям и госкорпорациям».
Эксперты сейчас затрудняются точно сказать, какую долю в экономике занимают госкомпании. Кто говорит — 60 процентов, кто — 47 процентов. Как их считать? По Гражданскому кодексу госкорпорации — это некоммерческие организации, в которых доля участия государства превышает 50 процентов. К госкомпаниям у нас относят всевозможные производственные объединения и банки, ПАО, ООО, ФГУПы и крупные госкорпорации (Росатом, Объединенная авиастроительная корпорация, Объединенная судостроительная корпорация, Ростех и т.д.). Они до отказа набиты государственным имуществом, в том числе и пакетами акций, которые были переданы им в собственность.
— Компании с госучастием не заинтересованы в развитии конкуренции,— говорит Игорь Николаев.— Зачем им соревноваться с частным бизнесом, у них и так все хорошо. Они же могут получить финансирование из бюджета, будь то в форме взносов в уставный капитал, или в форме субсидий для капитальных вложений. Могут рассчитывать они и на преференции в распределении госзаказов, даже если это прямо и не предусмотрено. О какой конкуренции тогда может идти речь?
Если им прикажут повысить производительность труда — ну нарисуют они эти 5 процентов.
Но самый интересный вопрос в том, управляет ли ими государство, их породившее. То, что время от времени пытается,— очевидно. То Росимущество требует от них отчета по KPI (ключевым показателям эффективности) — насколько эффективно они используют переданные им здания, сооружения, оборудование. То Минфин тщетно требует с госкорпораций 400 млрд рублей дивидендов, которые они должны вернуть в бюджет. Недавно Минкомсвязи предложило ввести «цифровой KPI» для оценки деятельности глав госкомпаний.
Но раз такие огромные структуры существуют, то и управляться они должны не так, как частный бизнес. А скажем, так, как Гавриил Попов описывал АКС: «жесткий государственной собственности, использование социалистических методов управления; господство партийно-государственной и никакой экономической свободы».
— Под крышей госкорпораций происходит монополизация экономики и ее отдельных отраслей,— говорит профессор МГИМО МИД РФ Владимир Осипов.— Структура нынешних госкорпораций, по сути, повторяет бывшие отраслевые министерства позднесоветского периода. В той системе были четыре управленческих звена: министерство — всесоюзное промышленное объединение — научно-производственное объединение — предприятие. И в современной системе управления их столько же: госкорпорация выполняет функции министерства, далее вниз — холдинг — субхолдинг — предприятие. То есть это точно так же вертикально интегрированная структура. Решения принимают советы директоров, полностью состоящие из руководителей нынешних министерств, их замов и других высших чиновников. И эти решения транслируются сверху вниз. Это чисто директивный метод управления. Фактически произошла реставрация разрушенной в 90-е годы административно-командной системы.
Конечно, кроме внешнего сходства советских министерств с госкорпорациями есть и различия, на которые обращают внимание эксперты. Ценообразование формируется все-таки по рыночным принципам. Это парадокс: финансирование из госбюджета, а прибыль — рыночная. Из бюджета — это значит за счет налогов. А дивиденды, уточняют эксперты, остаются у советов директоров.
Второе отличие — нет координации между самими госкорпорациями. Третье — отсутствие ответственности. Точнее, нет учета и контроля. Госкомпании до сих пор были недоступны для Счетной палаты, только минувшим летом Госдума приняла закон, который позволит контрольному ведомству проверять госкорпорации.
Замкнутый круг?
В истории отечественной экономики наблюдается не научная, но очевидная закономерность: административно-командная система почти всегда включалась после «семи тучных лет». Как только что-то в экономике налаживалось и жизнь людей улучшалась, руль забирали функционеры, которые знали, как надо, и обещали «развить» и «углубить». Так семь лет нэпа в 20-х годах, восстановившие страну после разрухи, сменились рождением в 29-м этой самой АКС — началась жестокая политика коллективизации и индустриализации.
«Косыгинская реформа» середины 60-х годов подарила СССР «золотую пятилетку». Глоток свободы, полученной директорами заводов, отозвался невиданным ни до, ни после того ростом экономики и действительным улучшением жизни людей. Но уже в 1973-м гайки закручиваются, опять возвращается командное управление экономикой. Закончилось — невыполненной «Продовольственной программой», очередями в магазинах и экономическим коллапсом.
С 2000 по 2007 год — экономика России на подъеме, так хорошо, как в те годы, люди в стране не жили. В 2007 году создаются госкомпании и госкорпорации, и начинается возрождение АКС и стагнирование экономики.
А может быть, судьба у нас такая, наступать на те же грабли? Георгий Клейнер, член-корреспондент РАН, заместитель научного руководителя ЦЭМИ РАН, считает, что у нашей страны есть такая генетическая особенность: «Россия развивается по принципу цикличности. В отличие от многих западных стран, развивающихся по принципу поступательности. То мы строим капитализм, то социализм, то опять капитализм. И сейчас мы видим, как проступают в сегодняшней жизни явные черты 80-х, а то и 70-х годов прошлого века. Мы опять вошли в конфронтацию с Западом. Мы опять в экономическом застое. Снова имеем, по существу, однопартийную систему. И опять возрождаем административно-командное управление, потому что оно кажется самым легким вариантом выхода из сложившейся ситуации».
Печальный вывод дает и надежду — потом-то будет точно лучше!
0
75.00
