Мы привыкли требовать от врачей многое. Однако часто забываем о том, что и нам самим можно многое сделать для здоровья.
Раннее московское утро. Часы показывают цифру шесть, и я выхожу из подъезда. На улице темно и морозно. На остановке уже топчутся несколько темных фигур, ожидающие троллейбус… Я — педиатр, работаю на неотложке. Иногда спрашивают — какая разница между скорой и неотложкой? Поясняю: у скорой есть сигнальные маячки, и ездит она по вызовам, где состоянию человека угрожает опасность.
Например — ножевые, огнестрельные ранения, потеря сознания, травмы в ДТП, кровотечения, судороги и т. д. Неотложке же с той же скорой перекидывают вызовы с гриппом, ОРВИ, пищевыми отравлениями, сыпью. У нас нет сигнальных маячков, а на машине только красный крест. И на скорой в паре с врачом всегда работает фельдшер. А на неотложке врач работает один… Сейчас я еду на свою смену, которая начнется в восемь утра сегодня и закончится в шесть утра завтра. Работка не из легких. Попробуй покрутись сутки в машине, побегай по чужим квартирам, обследуя целый конвейер из 25–35 разновозрастных детишек. Но, как говорится, кто на что учился.
■
Дверь открывает молодая женщина с опухшим лицом, и меня буквально сшибает с ног едкий тошнотворный запах. «Вы что, курите прямо в квартире?» — возмущенно восклицаю я, стараясь дышать через раз.
Женщина смущенно кивает головой. «У вас же ребенок этим дышит!» — продолжаю я, надевая бахилы и направляясь в сторону ванной мимо пяти или шести закрытых дверей, ведущих в коридор. «Тараканы!» — вскрикиваю я, включив свет и увидев на краю раковины двух молоденьких тараканчиков, бесстрашно шевелящих усами при виде меня.
«Это мы с соседями так с ними боремся: то они травят, то мы. Вот тараканы и бегают туда-сюда», — опять смущается женщина.
Прохожу в комнату, где на засаленном постельном белье сидит настороженный коротко стриженный четырехлетний мальчик. Внимательно слушаю, как он дышит, как стучит его сердечко. Перед глазами мамины пальцы с отросшими ногтями и грязью под ними. Из разговора выясняется, что в квартире курят все, включая дедушку. А также вместе с ними проживают несколько кошек и собак. Интересуюсь, не была ли у них еще опека. Молодая мать-неряха говорит, что уже была и что ребенка пока оставили при ней.
■
Вызов к очередному детсадовцу. На широкой постели разбросаны игрушки. С краю под покрывалом — светловолосое трехлетнее дите в соплях. Испуганно смотрит на меня. Мой вердикт — острая респираторно-вирусная инфекция.
— А у него не грипп? — неожиданно раздается мужской голос из угла. Я приглядываюсь и обнаруживаю рядом со шкафом скрючившегося за ноутбуком полулежащего на полу мужчину с голым торсом. Отвечаю, что не грипп и что наши средства массовой информации перестарались, нагнетая истерию. Быстро отписываю необходимое лечение, и тут из угла звучит просьба послушать и бабушку ребенка.
Отвечаю, что у нас много детских вызовов, но... «А если бы это была моя бабушка и ей тоже нужна была бы медицинская помощь?» — мысленно говорю я себе и соглашаюсь посмотреть женщину. Мужчина, шествуя впереди меня в одних плавках, провожает к бабушке. «Интересно, а если бы они ждали на дом нотариуса или полицию, товарищ так же ходил бы в плавках или натянул бы на себя хотя бы треники», — продолжаю размышлять я, следуя за ним и стараясь не смотреть на бледные, волосатые ноги…
■
Выхожу из лифта, нажимаю на кнопку звонка. Открывает дверь невысокая молодая женщина с какой-то шкатулкой в руках. Достав из нее бахилы (!), опускается передо мной на колени.
— Что вы делаете?! — пугаюсь и удивляюсь я.
— Знаю, вам приходится весь день нагибаться, чтобы надеть бахилы. Позвольте, я за вами поухаживаю, — отвечает она и протягивает бахилы к моим ногам.
С подобным я сталкиваюсь впервые. Потом, на базе, я рассказала коллегам об этом случае, и все они говорили, что такое отношение к врачу — большая редкость. Мне тогда показалось или на самом деле в голосах моих коллег прозвучали нотки недоверия и зависти? Не знаю… Зато точно знаю, что буду рассказывать об этой женщине своим детям, внукам и знакомым всю оставшуюся жизнь. Спасибо ей огромное!
■
Следующий вызов к семилетней девочке с высокой температурой. Надеваю бахилы и иду в ванную, мою руки маленьким обмылком, другого нет, спрашиваю, каким полотенцем можно вытереть руки. Улыбчивая мама отвечает:
— Да вот этим. Его все равно уже в стирку кидать.
— Как скажете. Этим — так этим. Только я этими руками буду смотреть вашего ребенка.
— Подождите, пожалуйста, — женщина кидается вглубь квартиры и возвращается с чистым полотенцем. — Извините, доктор.
Я киваю головой, и мы идем к больному ребенку…
■
Мое дежурство заканчивается. Впереди два выходных: первый — отсыпной, второй — выходной. Мне нравится это ощущение, когда утром, садясь в метро, ты понимаешь, что возвращаешься домой, а люди вокруг только едут на свою работу.
Ну, а главное — мне нравится то, чем я занимаюсь. Я радуюсь, видя, как начинает улыбаться только что задыхавшийся малыш и как сияют благодарностью глаза родителей. Ни с чем нельзя сравнить то моральное удовлетворение, которое получаю я, занимаясь любимым делом. Поэтому и на работу хожу почти с такой же радостью, как с работы — домой.
Почему почти? Отвечу: вот если бы еще и в зарплате чуток прибавили, то было бы вообще хорошо!
СПРАВКА
В Москве действуют 58 подстанций и 67 постов скорой помощи, на которых работают свыше тысячи бригад. В течение года они обслуживают около четырех миллионов вызовов.
Ежедневно скорая выполняет около 12 тысяч вызовов самого различного профиля. Такая система позволяет обеспечить необходимым объемом скорой помощи всех жителей столицы.