В сентябре жители Вологодской области избрали нового губернатора — 44-летнего доктора политических наук, заслуженного мастера спорта по кикбоксингу и бывшего референта администрации президента Георгия Филимонова. Одной из его первых инициатив стало ограничение продажи алкоголя: с марта следующего года по будням вологжане смогут покупать выпивку только с 12 до 14 часов. Корреспондент “Ъ” Андрей Прах обсудил с губернатором риски такого подхода, а заодно узнал, почему в его приемной висит сразу шесть портретов Иосифа Сталина.
— Я рад, что есть резонанс в других субъектах. Мы идем своим путем: за нами правда, здравый смысл и священная необходимость. У нас 7,5 тыс. человек в год умирает от последствий употребления алкогольных напитков — это цирроз печени, панкреатит, кардиомиопатия, поножовщина, стрельба, пьяное вождение. В этом году, только по официальной статистике, на 30% увеличилась заболеваемость алкоголизмом. Поэтому меры, которые мы предлагаем,— мягкие и щадящие. Можно будет без ограничений, как и прежде, покупать алкоголь по выходным и праздникам, 24/7 — в ресторанах.
— Чтобы прекратили напиваться. Это самые неудобные часы — обеденное время, когда человек должен быть на учебе, тренировке, работе.
Принципиальная задача — не дать возможности приобретать алкоголь ни с утра, ни вечером после работы.
Также не смогут торговать алкоголем магазины в подвалах, с одним входом для посетителей и разгрузки, а также переведенные из жилых в нежилые. Эти условия и ограничение времени торговли больно ударят по «Красному и белому», «Бристолю» и прочим алкомаркетам.
— По данным Росстата, вологжане потребляют 10,5 л чистого спирта на душу в год. До какой цифры вы хотите довести этот показатель? До нуля?
— Нет, мы все-таки говорим об ограничении, а не запрете на продажу. И мы не первые, есть пример Чеченской Республики (продажа с 8 до 10 часов, потребление — 0,1 л.— “Ъ”).
— Но у них еще и религия…
— В Чечне самый высокий индекс рождаемости. И мы прогнозируем повышение индекса рождаемости и воспроизводства населения на территории Вологодской области. Нас полностью поддерживает министр здравоохранения Михаил Мурашко, я не слышал ни одного критического комментария или осуждения со стороны руководства администрации президента. Это важно.
— На сколько повысится рождаемость?
— От полутора до двух раз за пятилетку.
— Главный минус любой антиалкогольной кампании — суррогат. Не имея возможности купить «чекушку», люди будут пить «боярышник». Вы просчитали эти риски?
— Конечно, будем купировать продажу суррогатов, будут меры профилактики. Но не идти на эти риски нельзя: слишком перевешивает на чаше весов ультимативный вызов времени. Нужно делать и не бояться или не делать вообще. Если мы пойдем на поводу у алколоббистов, которые начнут размахивать транспарантами «суррогат», «отравление», «большие риски»… А они уже начали. Мне не страшно. Надо действовать. Да, риски есть, но дорогу осилит идущий.
— Алкоголь — это высокомаржинальный товар, благодаря которому магазины держат низкими цены на другие продукты…
— Это второй аргумент алкогольных лоббистов. Есть еще третий — рабочие места. Правительство Вологодской области берет на себя заботу о трудоустройстве всех, кто будет высвобождаться вследствие закрытия алкомаркетов. Они будут переходить в федеральные сети или другие торговые точки. Что касается сальдирования, то люди будут закупаться не в «Красном и белом», а в продуктовых магазинах.
— Но алкоголь продают не только в «Красном и белом».
— Конечно, продукты питания могут дорожать. Будем незамедлительно сигнализировать в ФАС, Минпромторг и Минсельхоз, чтобы оттуда внушали и стабилизировали цены. Чтобы сети не поднимали их, например, выше 5%. Сети слышат, честь им и хвала. Магазины у дома, в шаговой доступности, склонны злоупотреблять, и здесь придется работать в ручном режиме. Да, мы добавляем себе головной боли, но делаем это сознательно.
— Вы уже больше года работаете в Вологодской области (Георгий Филимонов назначен врио губернатора 31 октября 2023 года.— “Ъ”). Идея об ограничении алкоголя пришла к вам явно не спонтанно, почему вы не объявили о ней до выборов?
— По-моему, это очевидно.
— Потому что за вас бы не проголосовали?
— Нет. Я часто говорю нашим уважаемым жителям: комедий не ломаю, на мостик не становлюсь и если обещаю, то делаю, а завышенных обещаний не даю. Всему свое время. Это могло случиться и через год после выборов. Я бы не привязывался к электоральному циклу. Народ видит результат работы и голосует. У нас все по-честному.
— На выборах вас поддержало 270 тыс. избирателей — больше, чем экс-губернатора Олега Кувшинникова пять лет назад (230 тыс.— “Ъ”). Вам было важно превзойти его?
— Явка была беспрецедентная — 49%, потому что мы создали точки роста социальной активности, интереса к политике, всколыхнули общественно-политическую жизнь, которая, к сожалению, напоминала тихое умиротворение со знаком минус. Мы не гнались за цифрами, не состязались с предшественниками, но, как выяснилось, показали лучший результат.
Оппоненты понимают нашу силу, потому что, наверное, впервые на территории субъекта федерации власть идеологична — в силу моего ориентира, сочетающего левый и правый консерватизм.
При этом я представляю патриотическое крыло, которое можно назвать динамическим консерватизмом в «Единой России».
— В феврале вы говорили, что не собираетесь вступать в партию, но всего через три месяца оказались в «Единой России» (ЕР). Вы не боитесь, что из-за таких резких разворотов люди не будут воспринимать ваши слова всерьез?
— Люди реагируют не на слова — они устали от слов, красивых обещаний, сладкоголосых повествований, они видят конкретный результат. Посмотрите в окно: (мы отремонтировали.— “Ъ”) площадь Дрыгина, городские пространства в Вологде и Череповце. Впервые в жизни люди начали ощущать себя как в Москве, Петербурге… Другое дело — какие-то мелкие пакости со стороны оппонентов из числа осколков старых команд, которые при содействии ряда верхов в коммерческом секторе могут вбрасывать в информпространство высосанный из пальца абсолютно необоснованный негатив. Но мы идем вперед не моргнув глазом.
Что касается причин вступления в партию. Первая — это знакомство с Андреем Анатольевичем Турчаком (бывший секретарь генсовета ЕР, сейчас — глава Республики Алтай.— “Ъ”). Ментальный единомышленник, брат, соратник. Я долго не думал, потому что увидел, как рвутся шаблоны: насколько стереотипное восприятие о «Единой России» в массах и насколько содержательный контент в управленческом ядре партии. Она стремительно трансформируется, у нее новое лицо, свежая кровь, другие ментальные установки и ориентиры.
Вторая причина — вступление подспудно дало мне возможность выбить почву из-под ног предыдущей команды и потенциальных оппонентов, забрать у них козырь в виде контроля над партией. Мы установили один центр принятия решений, одну точку входа. В своем управленческом подходе я совмещаю принципы иерархии, умеренной жесткости, армейской дисциплины — с эджайлом, мозговыми штурмами, корпоративными практиками и, главное, принципами вече. Многие решения принимаются за этим круглым столом. Мы называем это не новгородским, а вологодским вече.
— В ноябре прошлого года вы делегировали Олега Кувшинникова в Совет федерации, однако после выборов не стали продлевать его мандат. Какая кошка пробежала между вами?
— В верхней палате нам нужен эффективный человек, лоббист региональных интересов. Из предыдущей команды был подобран кандидат, максимально отвечавший этим критериям,— бывший заместитель губернатора по внутренней политике Евгений Богомазов. Перед своими предшественниками мы по-честному, по-джентельменски все обещания выполнили: год прошел, и у меня было время замерить эффективность работы того или иного коллеги. Я абсолютно зряче предложил такое решение и на уровне руководства получил поддержку и понимание.
— Ваша кадровая политика была одной из самых резких среди врио (постов лишились спикер Заксобрания, мэр Вологды и десятки других чиновников.— “Ъ”)…
— Ничего подобного — прагматичной.
— Прежние чиновники плохо работали?
— Да, плохо. Не соответствовали нашим критериям: мыслили, работали по-старому, в старой системе координат, умиротворенно. При этом добрая половина правительства Вологодской области сейчас сформирована из представителей предыдущей команды: мы помогли им раскрыть потенциал, обеспечили соответствующий профессиональный лифт. И Богомазов, кстати, из их числа. Ничего личного. Никакой предвзятости. Только KPI, сухая оценка, прагматика.
— Отвечая на предыдущий вопрос, вы упомянули происки неких коммерческих структур…
— Не комментирую. Мне кажется, все очевидно: мы сильнее, мы будем идти вперед и будем доводить свое дело до конца. Потому что на нашей стороне здравый смысл и закон.
— В сентябре лесопромышленная компания «Свеза» заявила о намерении сменить юрисдикцию из-за конфликта с региональными властями. Что произошло?
— Это актив «Северстали» (по данным «СПАРК-Интерфакс», ООО «Свеза» на 49% контролируется холдингом «Севергрупп» Алексея Мордашова — основного акционера «Северстали».— “Ъ”) — раз. Во-вторых, компания отказалась участвовать в социально ориентированной работе. Но самое главное — она не стала реализовывать вторую очередь приоритетного инвестиционного проекта по глубокой переработке древесины. Они вложили 6,5 млрд руб. в первую очередь, поэтому мои предшественники держали под них расчетную лесосеку в 1,5 млн кубометров леса. И вдруг мы получаем запрос: коллеги, мы не будем делать вторую очередь, рабочие места не будем создавать, соответственно, налоги в регион не будут поступать, а лес нам оставьте. Может быть, не 1,5 млн «кубов», но 700–800 тыс. оставьте нам, пожалуйста. А для чего вам лес оставлять? Чтобы на корню рубить и кругляк продавать? Так не пойдет. Это противоречит закону.
Если организация выступает с позиции антигероя, с позиции «так всегда было и должно быть так» — нет, ничего подобного.
Центр принятия решений — в правительстве Вологодской области. Не на каких-то предприятиях, а только в правительстве Вологодской области.
Это есть наша идеологема, наша миссия — показать, что власть в регионе работает для людей. Не на крупный бизнес, а для жителей малых городов и поселений, сельских территорий, отдаленных населенных пунктов, крупных городов, людей, которые живут в многоквартирных домах, таких же, как и я… Я вырос в Череповце в небольшой квартирке, и мои родители до сих пор живут в девятиэтажном доме, в подъезде, на который без слез не взглянешь.
— Я насчитал в вашей приемной шесть Сталиных — пять портретов и один бюст…
— Там есть портреты и царских генералов — Скобелева, Ермолова, царей. Упреждая вопрос, объясню. Я воспринимаю историю как единую цепь взаимосвязанных, скованных между собой звеньев исторического процесса. Хватит уже делиться на красных и белых.
И Иван Грозный, и Петр I, и Екатерина II, и Александр III, и Николай II, и Ленин, и Сталин, и наш президент — это все единая история, и мы чтим ее во всем ее величии, цветущей многосложности и трагизме, к сожалению.
Поэтому там портреты не только Ленина и Сталина, но и царских генералов, там Михаил Дмитриевич Скобелев…
— Но он там всего один.
— Нет!
— Два? Но не шесть же. К Сталину у вас какое-то особое отношение?
— Просто есть понимание, что в краеугольный исторический период именно этой неординарной личности мы обязаны и победой в Великой Отечественной войне, и созданием ядерного оружия. Даже если мы принимаем во внимание — а мы обязаны принимать — трагизм того периода и жертвы, нельзя отменить историю, нельзя отказаться от нашего величия и достигнутых результатов.
— А френч, в котором вы всегда ходите,— он сталинский?
— Нет. Это нонконформизм, наличие собственного стиля и дань уважения прошлому. Некоторые мои пиджаки напоминают мундиры гимназистов, другие — мундиры офицеров царской армии. Мой имидж — это некий отсыл к XIX веку, Советскому Союзу на заре формирования новой государственности, который проявился в том числе в имидже Сталина… Вообще, френчи — это английский стиль, который унаследовали китайцы, сделали своим достоянием. Так что это референс и к традиционному китайскому стилю.
— Ваши подчиненные одеваются в одинаковые свитшоты с надписью «Команда Филимонова» и сидят в них прямо на совещаниях. Это не проявление культа личности?
— Их никто не заставляет.
— Есть те, кто не надевает свитшоты?
— Я ни разу не слышал. Думаю, это в первую очередь обусловлено чувством локтя, корпоративной солидарности. Желание разделять ответственность за результаты труда, не на словах, а на деле демонстрировать свою профпригодность и сплоченность. Одежда — это лишь символический атрибут. Никто никого не заставляет. Конечно, замечательно, когда человек исповедует убеждения, ценности, идеалы в унисон с командой. Если ты не целеполагаешь, не целедостигаешь как команда, то, наверное, тебе нечего делать в команде. А если ты разделяешь наши взгляды, то тут и свитшот логично надеть.
0
75.00
