Глобальная неопределенность в результате специальной военной операции (СВО) на Украине не оставляет пространства даже для прогнозных дискуссий. Показательно, что спустя десять месяцев после начала конфликта вариативность будущего зашкаливает. Одно понятно точно: возврата к старому миру не будет, причем это верно для всех континентов. Само же противостояние в ближайшее время может как качнуться в сторону затухания, так и вызвать значительную эскалацию — и оба варианта никого не удивят.
Проблема в том, что невозможно определить выгоды и издержки для сторон конфликта, при которых дальнейшая конфронтация станет невыгодной. Ведь приходится учитывать позиции огромного количества игроков, так или иначе вовлеченных в Большую игру. В этом смысле аналогов украинской прокси-войны мир еще не знал — и именно этот фактор позволяет предположить, что речь давно не идет о локальном конфликте.
Удивительно (и опасно!): основные противники России убеждены, что эскалацию можно легко остановить и в любой момент перейти к переговорам, при том что помимо раскрутки гонки вооружений как снежный ком наращиваются эмоциональные и идеологические претензии сторон друг к другу. Недавний опрос Ipsos показал, что в 33 странах мира большинство респондентов ожидают третью мировую войну. Среди них США, Китай, Великобритания, Турция, Франция, Индия, ЮАР, ОАЭ, как минимум половина населения земного шара. Войны боятся все, но морально к ней уже готовы. Отмотаем календарь и зададимся вопросом: как же так вышло?
Предопределенность конфликта
Война на Украине началась бы в любом случае. Она могла стартовать раньше или позже, пройти по иным сценариям или иметь иной масштаб. Но все наши противники признали, что столкновение было предопределено. Украинские политики, включая Петра Порошенко, заявили открыто, что изначально плевать хотели на данные в 2014 году обещания, а европейские, в лице Ангелы Меркель, не постеснялись подтвердить: никто не думал исполнять Минские соглашения, Киев лишь получил время на перевооружение. И накачка ВСУ оружием шла в полную силу, особенно последние два-три года, явно не для складирования на будущее. Двадцать четвертого февраля 2022 года, по сути, получил активное развитие прокси-конфликт последних восьми лет, стартовавший с киевского Майдана и гражданской войны в Донбассе, которые, в свою очередь, стали следствием процессов развала советской империи. Эту преемственность и активное участие западных политиков в деструктивных олигархически-националистических тенденциях последних тридцати лет на Украине постоянно подчеркивает Владимир Путин, объясняя истоки сложного решения о вводе российских войск. Не случайно конфронтация активизировалась после выставления Россией требований по разграничению зон влияния, откату НАТО на рубежи 1990-х и предложению новых гарантий по стратегической безопасности в Европе. Это был не ультиматум и последнее предупреждение, но конкретный свод уязвимостей, которые Москва видела в потере Украиной нейтрального статуса.
Ведь даже без официального принятия в НАТО Киев фактически перешел под контроль натовских структур и именно в таком статусе готовился к прокси-войне с Донбассом и Крымом. Старт аналога хорватской операции «Буря» («Олуя») был вопросом времени. Оторванная от России территория стремительно становилась «антироссией» в самом радикальном формате. Москва действовала на упреждение. Но также пыталась выиграть время. Иллюзии относительно перспектив Минских соглашений улетучились. Экономика готовилась к разрыву связей и к санкциям, а военные спешили с подготовкой, исходя из потенциала перспективных видов вооружения, вероятно гиперзвука, по которому у нас остается небольшой задел. При том что Запад стремительно накачивал Украину оружием. Балансом этих условий и определялась дата старта операции. По прошествии 10 месяцев СВО до сих пор сложно оценивать многие ее аспекты, не имея на руках всех данных. И все же ряд выводов можно сделать. Вывод первый — предопределенность войны на Украине. Второй — предопределенность геополитического конфликта. В этом контексте события 2022 года красноречивее любого анализа предыдущих этапов противостояния. Потому как именно рефлексия предыстории конфликта с Россией как в глобальном плане, так и фокусно на Украине у западных политиков отсутствует напрочь.
Более того, нам прямым текстом предлагают забыть обо всех нарушенных обещаниях и вероломных гибридных атаках на постсоветском пространстве, поскольку якобы они не могут оправдывать жертвы войны. И это не лицемерие. Это то самое высокомерие западного мира, который убежден, что имеет право определять историю, а остальные могут лишь встраиваться в предложенные рамки. Отсюда психоз европейцев, называющих СВО «крестовым походом против либеральной демократии» (так сказал канцлер Германии Олаф Шольц, далеко не самый экзальтированный политик ЕС). Они действительно не понимают, почему русские рискнули налаженными связями с Западом, доходами от углеводородов, рукопожатностью «большой семерки» и виллами на Лазурном берегу. Догмой их политики остается убежденность, что Россия не имеет права требовать уважения к своим суверенным интересам и гарантии безопасности. Отсюда отказ от каких-либо переговоров по Украине: это повлечет за собой слишком радикальный пересмотр места Запада в мире, за которым придется признать безволие и некомпетентность политики последнего тридцатилетия. Привычнее — расширить НАТО и накопить арсеналы. Ошибочность курса на крепкие связи с Западом признает и Владимир Путин. Однако было бы неверно рассматривать эти заявления как «открытие» 2022 года. Если использовать в качестве аналогии семейный разлад, нам придется фиксировать первую громкую ссору в 2007–2008 годах, затем желание сохранить семейный очаг, но выход на развод в 2014-м — в состоянии шока, но все еще в попытках не разбить посуду и разойтись «по-человечески». 2021-й — это наконец финальный ультиматум, после которого бывшие супруги не стесняются бить друг другу морду и не скрывают брезгливости и недоверия. Суда не будет, дальше — война.
Ресурсы на старте
Интересно, что при этом ни одна из сторон конфликта не готовилась к такому масштабу военных действий. Это третья определенность по итогу года. И это довольно странно, учитывая глубину противоречий предыдущих лет. Но, видимо, сказалась недооценка решимости противников по обе стороны геополитического фронта. Россия вступила в СВО с армией, которая пожинала плоды фундаментальных реформ предыдущих десятилетий. И десь на передний план вышли не проблемы материально-технического обеспечения и гособоронзаказа, хотя и они сыграли свою негативную роль. Сказалась концептуальная перестройка на военные силы экспедиционного формата, недостаточное внимание сухопутным частям, их малая численность, слабое перевооружение, ставка на контрактную армию, а также вынос на аутсорсинг ремонтных и обеспечивающих функций. Как показали события осени, ВС РФ просто не хватило качественной пехоты — и это при том, что решающую поддержку боевым действиям оказали военные ЛДНР, на которых изначально вообще особо не рассчитывали. Характерная черта: на фронте к концу лета было значительно больше техники, чем солдат, которые могли ею пользоваться. Важно подчеркнуть, что при этом к первой части СВО российской армии все же удалось неплохо подготовиться — заметных проблем с обеспечением не наблюдалось. Скорее всего, «нулевой» этап накопления ресурсов ВС РФ западные аналитики проморгали. Однако осенью Москве пришлось объявить частичную мобилизацию, а Минобороны — фундаментальную перестройку системы ВПК и армейского строительства, в том числе в ответ на расширение НАТО. Украина, в свою очередь, тоже была неплохо готова к войне на первом этапе, обладала значительными ресурсами техники, ПВО и снарядов. Но в первую очередь имела огромную армию, численность которой (включая все силовые ведомства) доходила до 500 тыс. человек, и это без учета ветеранов АТО в запасе, получивших реальный боевой опыт. Перевес над экспедиционным корпусом ВС РФ доходил в пропорции до 1 к 3, а потом Киев провел еще девять волн мобилизации, поставив под ружье порядка миллиона человек. Однако уже к началу лета украинская армия понесла тяжелые потери, прежде всего в материальной части, и была частично разбита. Этот фактор почему-то аналитики упускают. Без быстрых и масштабных поставок вооружения с Запада война была бы закончена уже в 2022 году. Вместе с тем сказался перевес ВСУ в живой силе. Несколько месяцев окопы на передней линии просто заваливались трупами плохо обученных мобилизованных украинцев, которые, по сути, выиграли время для формирования в тылу и на полигонах свежих частей ВСУ с новой техникой. В конце августа эти резервы, а также значительные формирования иностранных наемников, прежде всего поляков, пошли в контратаку, воспользовавшись разреженными порядками и неэшелонированной обороной российской армии на ряде направлений. Их успех в условиях дефицита тяжелой брони и малого веса артиллерийского залпа был предопределен исключительно малочисленностью передней линии ВС РФ. После ее реорганизации вновь применить эту тактику ВСУ больше не могут. В то же время дальнейшие перспективы накачки Украины оружием сопряжены с объективными трудностями. На Западе не предполагали масштабов потерь и не готовились к их быстрому восполнению. Свободные запасы советской техники в Европе близки к исчерпанию, сейчас начались поставки из Африки. Варианты еще имеются, но их надо заместить новым производством: такие решения только принимаются. «Зоопарк» из вооружений разных стран испытывает сложности с обслуживанием — ни на Украине, ни в Восточной Европе не созданы заблаговременно ремонтные базы. Отдельная история с дефицитом снарядов 152-го калибра и вообще арсеналов под советские образцы. Подсчитано, что за полмесяца ВСУ выстреливает годовой объем производства снарядов в США. Россия же за счет запасов на хранении и нового производства может позволить себе тот же объем за один день. Запад компенсирует украинцам эти проблемы за счет спутникового видения, высокотехнологичной разведки, высоко точных снарядов, систем связи и наведения — и все это существенно влияет на ход боевых действий. В то же время поставки западных образцов вооружения пока сдерживаются необученностью солдат ВСУ, ограниченными запасами в армиях НАТО и производством ВПК, а также нежеланием Запада интенсифицировать прямой конфликт с Россией.