«Из-за чего мы в то утро поссорились, я даже не смогла вспомнить. Какая-то мелочь, бытовуха, усталость, несдержанность… Слово за слово — и понеслось… Пришла в себя, только когда Андрей, хлопнув дверью, выскочил на улицу», — рассказывает Екатерина Волкова.
как обычно, я поздно возвращалась домой после вечернего спектакля. И как всегда, за рулем. Новая Рига. Дождь льет, лужи… Я даже не сразу поняла, что произошло. Меня закрутило и понесло из левого ряда через пять полос. Мимо проносились машины… И все вдруг стало так медленно-медленно. Я и не знала, что в момент опасности время как будто растягивается… Чудом затормозила у отбойника. Оказывается, лопнуло колесо. Абсолютное чудо, что и я, и машина остались целы. Я сидела в салоне, рыдала. Руки тряслись. Позвонила Андрею (муж актрисы, танцор и архитектор Андрей Карпов. — Прим. ред.): «Приезжай! Забери меня!» Как только услышала в трубке его голос, успокоилась. Он примчался ко мне на такси. Андрей обнимал меня, а я думала: «Какая же я дура! Неужели могла потерять самого родного своего человека из-за какой-то глупой ссоры?!»
Из-за чего мы в то утро поссорились, я даже не смогла вспомнить. Какая-то мелочь, бытовуха, усталость, несдержанность… Слово за слово — и понеслось… Пришла в себя, только когда Андрей, хлопнув дверью, выскочил на улицу. Стала собираться на вечерний спектакль. Внутри все бурлило. И вот прошло всего несколько часов, и именно Андрею я звоню, именно он бросается меня спасать! А кто другой? Мы же самые близкие люди, ближе быть не может. Мы любим друг друга. Невероятно, как можно по глупости от этого отказаться. Именно в такие критические минуты понимаешь, что в жизни главное — любовь и семья.
— Все так, конечно, любовь и семья — главное, но я наблюдаю даже за своим окружением — все вдруг стали разводиться, расходиться…
— Я тоже наблюдаю это среди своих знакомых. Обидней всего, что расстаются пары, которые казались практически идеальными. Разводятся Шнур и Матильда. Расстались Аглая и Милош (Тарасова и Бикович. — Прим. ред.). Я была невероятно расстроена, когда узнала, что чуть не расстались Агата Муцениеце и Паша Прилучный. Когда прочитала, что они «брак поставили на паузу», у меня просто внутри что-то оборвалось. У себя на страничке это написала Агата. Очень рада, что сейчас у них все наладилось. Просто бывают такие моменты… Звезды не сошлись, магнитные бури разыгрались, что угодно. Люди устают. Просто устают. Я не знаю, что точно у них произошло. Но ведь со стороны видно — Агата и Паша созданы друг для друга, дышат одним воздухом, смотрят в одном направлении.
Конечно, я за Агатушку очень переживала. Хотела прийти, помочь, сказать: «Давайте сядем, давайте поговорим. И у нас такое было, и мы решали проблему…» Мне иногда хочется поработать психологом. Но я, конечно, не лезла в их отношения. Максимум, который я себе позволила, — набрала номер Агаты и сказала: «Солнышко, знай, если хочешь поболтать, позвони мне в любое время...» Понятно, что у каждой пары есть сложности, ну невозможно, чтобы было все идеально. Конечно, Паша работает много, устает… Агата тоже. Бывает, что одной половине приходится в отношениях брать на себя больше и тянуть, а потом — другой. Но ведь это и есть любовь, когда один другого из болота вытаскивает. Конечно, проще всего сказать: «Да пошло все на фиг!» — и разойтись. Недавно еще одни наши знакомые с такой именно формулировкой развелись. Одному наплевать, другой не хочет бороться. О чем-то глобальном, вроде измен, речи даже не идет. Просто оба устали.
Да, бывает, и мы с Андреем ругаемся и психуем. Недавно прихожу домой и говорю: «Андрей, где мои цветы?» — «У меня стройка, не мешай». Я закипаю: «Если у меня к вечеру не будет цветов, я выложу пост в Instagram, что мой муж не дарит мне цветы. И попрошу других мне подарить!» — «Ты этого не сделаешь». — «Вот увидишь!» На следующий день снова приезжает без цветов. Я говорю: «Не поняла, где цветы?» — «Я собирался...» — «Собирался — давай! Хочу только пионы!» — «Ну ты и хамка!» — развернулся и метнулся из дома… Через полчаса приходит запыхавшийся и вручает кулек: «На!» Я ему: «Разворачивай! Дари!» — «Блин, я же цветы принес». Но развернул. Я говорю: «Спасибо, любимый!» Андрей уже улыбается: «Счастлива?» — «Да! Видишь, как мне мало надо. Просто подарить цветы». — «У меня нет времени, я занят другим... И вообще, где мой завтрак?» — «Завтрак на завтрак, а сейчас ужин...» Вот так и живем. (Смеется.)
Андрей очень старается для того, чтобы наш дом был полной чашей. Я тоже стараюсь изо всех сил. Вот на гастроли постоянно мотаюсь. А это, поверьте, очень непросто. Театры в провинции в ужасающем состоянии. Пол в здании в Абакане прогнил, и наш осветитель упал с 10-метровой высоты, сломал ребра, травмировал позвоночник. И это ему еще повезло, как сказали медики. Мог бы погибнуть или остаться инвалидом. У меня каждая поездка — проверка на прочность. Отели часто «волшебные». Жила я на прошлой неделе в гостинице, где не просто есть тараканы, а ступить невозможно — от насекомых буквально черно, и эта чернота живет и шевелится. Актерская красивая жизнь, «дольче вита» — иллюзия. Зрители часто думают, что артисты в шоколаде. А у нас все как у всех. Та же ипотека. И вот чтобы заработать на эту ипотеку, мы мотаемся по всей стране.
Едешь куда-то на край света, заболеваешь в дороге и в результате тратишь весь заработок на лекарства. Например, на лечение спины, потому что три дня жила в маршрутке и не могла нормально спать. Режим иногда жуткий. Недавно в туре повезло — нам надули матрасы и постелили на полу автобуса, чтобы мы могли спать во время переездов. Правда, матрасы ездили по салону. Но это все ерунда… «Волшебная» поездка была в феврале. В автобусе сломалось отопление, на улице минус 40, в салоне минус 19. А у нас с собой — свитера, сменное белье, шапки, не очень теплые куртки. Ничего специального не брали, потому что предполагалось, что мы все время будем в теплом автобусе. Продержались трое суток. Повезло, что не разболелись…
А как-то мы просто чудом остались в живых. Возвращались с гастролей из Петропавловска-Камчатского. Когда ехали в аэропорт, видели, что деревья клонятся к земле — такой был ветер. Мы думали, рейс отменят. Сидим в аэропорту, ждем. Тут нам говорят: момент для взлета подходящий, ураган ушел. Посадили нас в автобус, отвезли в самолет, взлетели… Почти сразу нас бросило вниз, к земле, потом самолет взмыл вверх, за облака. Так нас болтало 40 минут. Оказывается, ураган вернулся, и мы попали в его эпицентр. У стюардесс лица были зеленого цвета. Я думала, это последние минуты моей жизни, внутри все переворачивалось от ужаса. И мысли меня посещали такие: ребенку не уделила времени, перед отъездом поцеловала один раз, а не два. Это плохо.
Но ипотека на меня, я застрахована, если что-то со мной произойдет, банк закроет ипотеку, Андрей и Лиза будут жить спокойно в нашем новом доме. Это хорошо. Поделилась всем этим со Светой, нашим помощником по спектаклю. А она распереживалась: «У меня на карточке деньги на обучение дочери. Их же полгода после моей смерти нельзя будет снять». В общем, мы себя уже похоронили. Потом я опомнилась и говорю: «Светка, о чем мы с тобой думаем? Вот о чем?!» И мы как заржем с ней. В этот момент сумка кому-то на башку свалилась, потому что открылось багажное отделение. В общем, мы и поплакать, и посмеяться успели. А потом самолет выровнялся. Я сходила с трапа, кажется, наполовину седая… Но счастливая, что жива.
— А не было никакого нехорошего предчувствия перед тем полетом?
— Нет, интуиция — это не мое. Хотя понимаю, что существует не только тот мир, который мы можем видеть обычным взглядом. Даже энергию ощущаю. Когда выступаю на какой-то старой сцене — в Пушкинском, Вахтанговском или в Театре Маяковского, перед спектаклем становлюсь за кулисами на колени и дотрагиваюсь ладонями до сцены. Это мне помогает. Однажды так не сделала, и спектакль оказался провальным. Иногда чувствую чье-то абсолютно нечеловеческое присутствие…
— Возможно, и с призраками встречались?
— Возможно. (Улыбается.) Давно, когда я училась в Институте имени Щепкина. Это старейший театральный вуз в нашей стране, его стены помнят многих. Говорят, там полно призраков. И вот однажды несколько человек с нашего курса остались ночевать в училище, хотя это категорически запрещено. Нам казалось, что мы увидим привидение. Было очень страшно. Выключили свет, взяли фонарики, забрались за кулисы. И вот сидим в темноте, и ощущение, что по коридору кто-то ходит. Выглядываем — никого, в коридоре темно. Потом нам показалось: голоса. Кто-то из нас спрашивает: вы это слышали? Все подтвердили: да. Потом еще видели какие-то тени. Спустя некоторое время рассказали обо всем нашему педагогу — как бы в шутку. А он сказал: «Вы зря шутите, старые стены имеют свою магию. Мы тоже были студентами и оставались ночевать, и тоже слышали голоса и шаги»… Интересно, кто это был? Сам Щепкин к нам приходил или Ермолова? Помню, мы боялись уснуть, вдруг придет призрак и задушит нас. Хотя, по легенде, призраки Щепкинского училища ничего плохого не делают. Наоборот. Считается, если сам Щепкин дотронется до тебя, ты гениальный. Говорят, что он братьев Соломиных поцеловал… А у нас, наверное, он поцеловал Лешку и Андрюху Чадовых.
— Вы учились с ними на одном курсе?
— Да, это наши два брата-акробата. А на параллельном курсе учились Таня и Оля Арнтгольц. Мы с однокурсниками были очень дружны. Как-то даже взбунтовались, защищая Лешку Чадова. Сниматься нам, как и другим студентам, категорически запрещалось. Но после второго курса на летних каникулах Балабанов забрал Лешку сниматься в фильме «Война». Леха должен был вернуться до 1 сентября, но график съемок сбился, и он задержался на пару дней. Мы всем курсом умоляли руководство, чтобы Чадова простили. Встречать его тоже ездили все вместе. И очень радовались, когда после «Войны» у Леши пошло — один проект, второй, третий. У него не оставалось времени учиться. И вот в институте решили с четвертого курса его все-таки отчислить. Педагогам почему-то казалось, что мы будем только «за». Они даже пытались вызвать в нас зависть: «Вот, Чадов снимается, а вы тут сидите». Но мы сплотились и заявили, что, если у человека сложилась судьба, это классно. И если его отчислят, мы уйдем всем курсом. Это был бунт, каких в Щепкинском училище прежде не случалось. И педагоги испугались. Так что Лешку Чадова мы отстояли…
Из нашего курса собирались создавать театр на западе Москвы, и нам даже запрещали показываться в другие театры после окончания. Но уже вручая дипломы, нам сказали: идите куда хотите, театра не будет. Мы сунулись туда, сюда, а практически все показы уже прошли. Успели в несколько театров: к Дорониной во МХАТ, к Проханову в «Театр Луны», к Калягину, к Виктюку и к Бородину в РАМТ. И вот, мы всем курсом приходим к Дорониной. Она смотрит наш длинный список: а чего так много? Нас 16 человек: один помогает, другой показывается, это же нормально. Она посмотрела первые два отрывка, сказала, что больше смотреть не будет и берет одну девочку — Маринку Фомину, очень фактурную, как наливное яблочко. Доронина в нее прямо влюбилась.
— Вы успели показаться Дорониной?
— Успела показаться в самом первом отрывке. Она сказала: «Профурсетка! Свободна!» Это я еще сейчас смягчила… Знаете, мы были в шоке, народная артистка нас перебивала, вела себя неуважительно. Мы, конечно, понимали, что за пределами института другой мир, но не предполагали, что такой жестокий. Конечно, испытываешь шок, когда перед тобой сидит звезда, постоянно перебивает и вообще на тебя даже смотреть не хочет… У Враговой в театре «Модернъ» нас тоже встретил поток площадной брани. Но нужно отдать должное, она посмотрела все отрывки. Девочки у нас все были молоденькие, с пухленькими щечками. Она обвела нас взглядом и сказала: «Как вас набрали в институт? Вы профнепригодны». Но при этом захотела взять к себе двух девочек.
Одну очень красивую голубоглазую блондинку. Но даже ей, красавице, она сказала колкость: «Вам нужно исправить прикус…» — и нашла еще какие-то мифические недостатки. Девочка сказала: «Я готова к вам пойти, но я в положении, на пятом месяце…» — «Милочка, ты на работу пришла. Делай аборт». Моя однокурсница сказала: «Спасибо, до свидания»… Дальше наш маршрут лежал через «Театр Луны». Сергей Проханов нас всех посмотрел, хитро поулыбался и говорит: «Девчонки, вы не в моем вкусе!» Мы подумали, это шутка… Взял он Сашку Гундарева, и тот по сей день у него прекрасно работает… А нам повезло в Театре киноактера — там набирали молодой коллектив, и нас взяли почти всех. Проработала я в театре 13 лет, а потом, к сожалению, нашу труппу распустили. Но я не унываю. Спектаклей антрепризных у меня достаточно. 26 июля премьера — «Все мужья на одну букву», в этом спектакле собралась практически вся команда «Ворониных». Это так комфортно — репетировать с людьми, которых ты любишь и чувствуешь с полувздоха. Мы же вместе уже десять лет… Вообще, я везунчик по жизни. Мне и мама, когда я ей звоню, чтобы пожаловаться на какие-то свои проблемы и горести, говорит: «Помни, ты счастливая. Ты родилась в рубашке!»