ТОП 10 лучших статей российской прессы за
May 5, 2021

Стрельцова заметил тренер московского «Торпедо» Василий Севастьянович Проворнов и пригласил в профессиональную команду. Было Эдику шестнадцать лет. Дальнейшее необъяснимо с точки зрения логики и здравого смысла. Взлет его спортивной карьеры получился мощным, ранним — такого не бывало ни до него, ни после в советском футболе.

Ну посудите сами. В семнадцать Стрельцов уже играет за сборную СССР. Семнадцать лет! По сути это ребенок! Они выигрывают матч за матчем. Мальчишки по всей стране во дворах играют «в Стрельцова и Иванова». К середине пятидесятых Иванов и Стрельцов были идеальными партнерами в игре.
О них легенды слагали. Об отце, например, такую: будто выходит на поле с перевязанной правой ногой и удар его правой — он смертельный. Замечательный футболист и тренер Михаил Гершкович мне об этом рассказывал, он младше отца на десять лет, а подражал ему, как говорит, с самого детства.
В девятнадцать Стрельцову присвоили звание заслуженного мастера спорта. Это было очень почетное звание, большинство футболистов в то время получали его только к концу карьеры, когда им переваливало за тридцать. А ему досталось столь рано. Но ведь заслуженно — наша сборная тогда блистательно побеждала, и отец тоже вносил огромный вклад в эти победы.
В 1955 году на чемпионате СССР он забивает пятнадцать голов. В матче против Швеции в Стокгольме уже в первом тайме выдает хет-трик — три гола в одном матче, советская сборная побеждает с разгромным счетом 6:0. Следом матч с Индией, и снова хет-трик от Стрельцова, результат матча впечатляет — 11:1 в нашу пользу. Это было время больших побед советского футбола.
В 1957-м на игре в Лейпциге отец получил болезненный удар по ноге. Врачи обкололи обезболивающими, он вернулся на поле и с разорванным сухожилием забил гол. Снова победа советской сборной — 2:0.
Александр Павлович Нилин, известный спортивный журналист и писатель, хорошо знавший отца, выпустивший о нем три книги, в том числе «Вижу поле...», над которой они работали вместе, сегодня с изумлением констатирует: так рано в футболе не взлетает никто. История поразительная, фантастическая. Такого не бывает.
После Олимпиады 1956 года за заслуги в спорте Стрельцову дают квартиру. Район метро «Автозаводская» — чуть ли не в центре Москвы. Он переехал туда из Перово вместе с мамой. От завода презентовали машину. Словом, взлет был стремительным.
— Во второй половине пятидесятых в советских газетах стали писать о якобы звездной болезни Стрельцова. Позволил себе модную прическу — кок! Расценивалось это как высокомерие. Не по-советски!
— Самым главным недостатком в советское время, если помните, считалось выделиться, быть «не как все». Человеку полагалось вести себя скромно! Одно дело, когда кок сделал и носит сын академика, это негласно, но позволялось, хотя и не без критики. А тут — «рабочий» мальчик! Но послушайте, он что, должен был ходить в телогрейке? Он в ней пришел в «Торпедо». Потом появились возможности выглядеть иначе.
Советская одежда была, положа руку на сердце, не самого лучшего качества. А футболисты сборной бывали за границей, могли привозить оттуда подарки родным и друзьям. Получали официальную зарплату, были и премиальные за выигранные матчи — хотя чаще, чем деньги, они получали дипломы, грамоты, значки. С современной точки зрения советские футболисты не были богаты.
Не присутствовало, я в этом убежден, у отца никакой звездной болезни! И совсем уж точно не был Стрельцов высокомерным, я же лично наблюдал, как он общается с людьми. Просто, полагаю, в середине пятидесятых их поколению вдруг показалось, будто все можно. Сами посудите. В 1956-м Никита Хрущев развенчивает культ личности Сталина. Молодые восприняли это как возможность дышать свободно. Оттепель начиналась!
В самом деле, что плохого в коке? Я эту прическу у отца, правда, не застал, но наслышан, что кок Стрельцову очень шел. Из тюрьмы он вернулся уже без кока, лысым.
Фельетон про якобы имевшую место звездную болезнь выпустили в 1957-м. Разгромная статья в советской прессе означала, что проштрафившегося непременно накажут. Минимум партбилет на стол. Если бы отец состоял в партии, обязательно исключили бы. Но у него не было партбилета. Не стремился он в партию, таким был человеком. Он не делал карьеры ни партийной, никакой, просто любил играть в футбол и жил футболом. Это тоже воспринималось как нонсенс в советское время: как так, парень талантливый, тем более знаменитый — и вдруг не стремится в партию, где такие возможности?!
Ему придумали наказание — отстранили от очередных сборов и лишили звания заслуженного мастера спорта, того самого, полученного в девятнадцать. За какой-то непонятно кем написанный фельетон. Чушь по нынешним временам, ну сами вдумайтесь. Полагаете, он должен был раскаяться и побежать облачаться обратно в телогрейку? Нет, он очень легко к этой ситуации отнесся: ну не взяли на сборы, они проходили черт-те где, кажется в Китае, поехал на следующие. А звание — ну да бог с ним, как пришло, так и ушло.
Ввиду юношеской беспечности и отсутствия жизненного опыта отец легко воспринимал происходящее. Мало кто в СССР, кстати, мог себе позволить такое свободное поведение. Тем более известные личности. На спортсменов же равнялись миллионы советских мальчишек. В ходу тогда была воспитательная идеология, негласно предписывалось вести себя безупречно. А Стрельцов воспринимался талантливым, но, прямо скажем, разгильдяем.
Мать отца Софья Фроловна при случае подчеркивала, что во всех бедах Эдика виноват его «бесхарактерный характер». К примеру, он считал неудобным отказать, если к нему обращались с просьбой. Ну, например, идет дворник, зовет его «поговорить за жизнь» — он вполне мог посидеть с дворником. Был безотказным и не проводил границы между собой и «простыми людьми». Если тебя зовет выпить представитель народа, как можно отказать? Никак.
«Человек без локтей» — так называется одна из книг Нилина об отце. Гениальный футболист и при этом не спортсмен в широком понимании этого слова. В спорте жертвуют всем ради победы, а он не жертвовал, плыл по течению — куда вынесет. Его талант, безусловно, от Бога, он необъясним с рациональной точки зрения.
— После взлета случилось трагическое падение. Много споров ходило об этой истории с якобы изнасилованием, из-за чего Стрельцов и оказался в тюрьме. Его подставили? Кто и зачем?
— Дома у нас об этом, как понимаете, не говорили ни мать, ни отец. Так что все мои знания основываются на воспоминаниях коллег отца, приходится верить им на слово.
Как дело было? Команда несколько месяцев провела на сборах. Там царит железная дисциплина. Ни единого выходного в течение долгого времени. Поймет лишь тот, кто сам занимался профессиональным спортом. И вот футболистов отпустили на один день — они и давай отдыхать со всем размахом русской души. Заслужили, имели право. Уставали безумно: нагрузки, тренировки, жизнь по режиму...
— Но дома Эдуарда Стрельцова ждала беременная жена Алла, казалось бы, вот куда нужно было ехать, а не на дачу с друзьями. Я рассуждаю с позиции женщины.
— Он и собирался домой, насколько мне известно. Но друзья предложили: поехали на дачу, на несколько часов, искупаемся и по домам. Он в силу бесхарактерности не сумел отказать. В условленном месте послушно ждал остальную компанию. Если бы приятели опоздали, он мог уехать и ничего бы не произошло.
Впоследствии, если правильно понимаю, все участники той вечеринки весьма туманно помнили, что там вообще происходило. Все очень прилично выпили. Появились девушки, сейчас бы их назвали «эскортницами» — таких приглашают с определенной целью. Гуляли с размахом. Утром футболисты планировали вернуться в Тарасовку, где проходили сборы, и продолжить дело государственной важности — подготовку к очередному матчу.
— Но девушки в итоге подали заявление в милицию, якобы футболисты советской сборной их изнасиловали.
— Сын хозяина дачи летчик Эдуард Караханов уверял, будто написать заявление девушек заставили их родители из корыстных побуждений. Девушки, отправляясь на дачу, сначала не знали, что едут к футболистам. Думали, там будут обычные студенты. Когда узнали, с кем провели время, и сообщили об этом родителям, уже постфактум, те решили не упускать шанс подзаработать. Можно назвать это сговором.
Повторюсь — это лишь предположение, а что там происходило на самом деле, никто не знает. Даже сами девушки, насколько понимаю, не сильно помнили события того дня, могли дофантазировать. Не было на этой даче трезвого непредвзятого наблюдателя. Помнил ли что-то отец, я тоже не уверен.
В одном из писем, которые он писал из тюрьмы Софье Фроловне, он с горечью упоминает, что взял на себя чужую вину, его попросили это сделать. Аргументировали так: ты ведь Стрельцов, народный кумир, тебе ничего не будет. А он не сумел отказать. Опять же, по одной из общепринятых версий, виноват был Караханов, а сама Марина, потерпевшая, не разобралась, кто находился с ней той ночью. Но гадать можно долго, это не даст реальной картины.
Судебный процесс проходил в закрытом режиме. Допустили, насколько мне известно, Андрея Петровича Старостина — секретаря Федерации футбола СССР, так сказать, «от общественности». Через много лет он рассказывал: потерпевшая Марина Лебедева держалась так, будто они со Стрельцовым вот-вот поженятся — была очень ласковой с тем, кто ее как бы обесчестил, и выказывала некоторое высокомерие по отношению к остальным.
Софья Фроловна действительно же пообещала ей, что Эдик женится, пусть только Лебедева заберет заявление. Может, и сам он ляпнул — чего не ляпнешь во время гулянки в подвыпившем состоянии. Она и пыталась забрать заявление с формулировкой «я его прощаю», путалась в показаниях. Но не дали уже этой истории обратного хода.
Политика, как показали в кино, думаю, тут ни при чем. Скорее несчастный случай. Ни Сталин, ни Берия ведь не виноваты, что русский человек не умеет пить.
Огоньков и Татушин получили пожизненную дисквалификацию, а отец — реальный срок в двенадцать лет. Суд не принял во внимание, что у него мать-инвалид и только что дочь родилась.
Я думаю, что все-таки судебный процесс над футболистами стал своего рода показательной поркой: а с чего вы решили, что в СССР некоторым позволено вести себя настолько свободно? Эпоха оттепели, обещавшая послабления всем и во всем, по отношению к этим ребятам проявила суровую принципиальность. Отец подписал признательное показание. Взамен ему обещали участие в чемпионате мира. Обманули, на чемпионат не пустили. Советская сборная проиграла шведам.
— Одна из художественных версий — якобы Стрельцову отомстила министр культуры Екатерина Фурцева за отказ встречаться с ее дочерью Светланой. По крайней мере, так показали в кино.
— По-моему, это полная ерунда. Но всем почему-то нравится эта легенда. Однако, во-первых, в 1956-м Светлане было всего четырнадцать лет. В советское время не торопились так рано вступать в отношения. Во-вторых, зачем, извините, Фурцевой зять — футболист, пусть даже очень талантливый. Думаю, и Пеле не пришелся бы ко двору, в политических кругах детям искали более выгодные партии. Светлана вышла замуж за сына Фрола Романовича Козлова — секретаря ЦК, по сути, второго человека в государстве. Нет, версия с местью Фурцевой точно отпадает.
Срок отец мотал в Вятлаге Кировской области на лесоповале. Позже перевели в Московскую — на оборонзавод, а последние месяцы перед освобождением он работал библиотекарем в Тульской области.
— Писали, якобы в Вятлаге заключенные чуть не забили его до смерти — что-то не то кому-то сказал, четыре месяца провел в тюремной больнице.
— Сам он ни о чем подобном не рассказывал ни мне, ни друзьям. Но откуда-то пришла эта история о якобы избиении, теперь все ее повторяют и она стала частью легенды. В принципе «легенда» — наиболее точное определение жизни отца. Все, что с ним произошло, необъяснимо. И столь раннее начало. И этот трагический семилетний перерыв в футбольной карьере. И то, что сумел вернуться в спорт, играл почти до тридцати двух лет.
Выпустили его в 1963 году по условно-досрочному. Устроился на ЗИЛ — Завод имени Лихачева — рабочим. Буквально через несколько недель после возвращения из тюрьмы познакомился с Раисой Михайловной — моей будущей мамой. Их представили друг другу, насколько мне известно, на какой-то вечеринке у общих друзей. Быстро все завертелось, они поженились, через год, в 1964-м, уже родился я. Счастье, что отец встретил именно такую женщину. Мать работала завскладом ЦУМа. Красивая и властная, а с другим характером и не удержишься на такой должности. Что такое в СССР быть завскладом Центрального универмага? Это о-го-го какая карьера.
— Первую супругу Стрельцова Аллу в кино изобразили весьма инфантильной.
— Об Алле я мало что знаю, эту страницу жизни отца мы с ним точно не обсуждали. Александр Нилин был знаком с нею. Он работал редактором журнала «Спортклуб», она дала ему интервью. Говорит — приятная интеллигентная женщина.
— В фильме она по большому счету предала Стрельцова, разведясь сразу, как только его посадили.
— Она уверяла Нилина, что ей не оставили выбора, Софья Фроловна фактически выкинула ее из дома. Бабушка могла! Характер у нее был тяжелым, отца она душила своей любовью. И с матерью моей пыталась цапаться, жила с убеждением, что ни одна женщина в мире не достойна ее обожаемого сына. Даже если бы привели Софи Лорен, думаю, Софья Фроловна и ее забраковала бы. Мать-то моя умела дать отпор, а первая жена отца, видимо, нет.
В двадцать шесть лет, после тюрьмы, отцу пришлось начинать почти с нуля. За сборную ему не дали играть, в дублирующем составе тоже. Через год позволили выйти в составе заводской команды в товарищеском матче. Среди болельщиков прошел слух, что выпустят Стрельцова. Но посторонним не разрешали приходить на игру. Вокруг базы стоял деревянный забор, болельщики взбирались на него — забор в итоге не выдержал и рухнул.
После игры все бросились к Стрельцову с теплыми словами. То есть любовь народная к нему не угасла. Жалели, сочувствовали, говорили, что ждут на больших стадионах и больших матчах. Михаил Гершкович, друг отца и футбольный тренер, сказал, что во второй половине XX века у нас в стране было три народных героя, не официально назначенных, а именно народных — это Стрельцов, Гагарин и Высоцкий. История с огромной толпой на заводском стадионе и снесенным забором лучше всего подчеркивает народную любовь к Стрельцову. На большие матчи путь ему был закрыт, пожизненную дисквалификацию ведь не отменили.
Ситуацию сумел изменить Аркадий Иванович Вольский. Его изобразили в фильмах об отце, на мой взгляд, маловнятной фигурой. Совершенно незаслуженно, между прочим. Он был большим начальником, очень влиятельным человеком, парторгом на автозаводе. Умный, много знавший. И он обожал футбол, футболистов, всячески им помогал, был им как отец родной. Понимал, что это разгильдяи по большому счету.
Нилин рассказывал, а ему говорил это сам Вольский, как Валерий Воронин, полузащитник советской сборной, в разгар сезона вдруг улетел в Сочи. Вернулся через сутки. Уже разразился скандал, собрали партком, разбирают проступок, Вольский сурово спрашивает о мотивах. Воронин ему в ответ: «А вы любили когда-нибудь, Аркадий Иванович?» Вольский хохотал спустя годы: нет, ну это додуматься надо, сидят партийные ослы, а этот Ромео вдруг начинает петь о любви, святая простота. Они и оставались наивными как дети, эти футболисты, да и как узнаешь жизнь из-за заборов спортивных баз? Потому и попадали в глупейшие истории.
Вольский добился личного приема у Брежнева, фактически подбросил генсеку ставшую впоследствии знаменитой формулировку: если рабочий приходит из тюрьмы, то он возвращается к станку, так почему футболиста не допускают играть? Сам «дорогой Леонид Ильич» навряд ли додумался бы до такой хитросплетенной мысли. Тогда как Аркадий Иванович был умнейшим человеком, впоследствии правой рукой Юрия Андропова.
Так отца благодаря Вольскому вернули в советскую сборную в 1965-м. Но даже не это главное, а то, что он играть продолжил, представляете, не хуже прежнего! Будто и не было семилетней паузы. В футболе игрок пропускает сезон — все, поезд ушел, а тут семь сезонов, семь лет, огромный отрезок времени. Состоялись два чемпионата мира, сменились тактические схемы игры... Новых схем он не знал — в тюрьме же не показывали мировые матчи. Но Стрельцов выходит на поле и побеждает снова. Это все равно что вернуться с того света. Невообразимо. Вот как это объяснить? Никак. Да и не надо здесь искать логику.
В самом раннем моем детстве мы жили вместе — родители, бабушка и я. В 1969-м мне исполнилось пять, за победу в финале Кубка 1968 года отцу дали трехкомнатную квартиру. Родители ее разменяли, отделив Софью Фроловну. К огромному ее недовольству, но выбора у бабушки не оставалось: уже и отец на нее огрызался, слишком уж удушающей была материнская любовь.
По субботам или воскресеньям у нас собиралась родня по маминой линии — ее сестры Надя и Галя с семьями, накрывали стол. У мамы вкусно получались и борщ, и рагу, да что угодно, отец поесть любил — а кто не любит? В будни, когда папа был не на играх, а мать уезжала на работу, иногда появлялись незнакомые мне мужчины, какие-то соседи по старому району. Вели беседы и выпивали с отцом на кухне. Мать, возвращаясь, каждый раз шугала эти компании, справедливо опасаясь, как бы с такими дружками Эдик не спился.
Эдуард Анатольевич краснел, вздыхал, ему было неудобно, что гостей, которых на самом деле никто и не приглашал, супруга бесцеремонно выставляла. Хотя, вероятно, ему и самому не слишком нравились эти визиты, но со своим «бесхарактерным характером» разве он мог сказать «Больше не приходите»? Разумеется нет. Обидятся же люди!
А вот Раису Михайловну чужие чувства мало волновали. Если без шуток, то на самом деле она многое сделала для Стрельцова. Он окончил вечернюю школу, затем институт физкультуры, потому что жена беспрестанно капала на мозги: надо учиться и развиваться. Он и вправду был безотказным добряком. Бывало, зайду на кухню и слышу — названивает куда-то: «Здравствуйте, это Эдуард Стрельцов, меня попросили узнать, как можно провести телефон?» Или расширить жилплощадь, устроить ребенка в детский сад или спортивную секцию, найти нужного врача — вариантов хватало. «Нет, — добавлял, — не мне, одному знакомому».
Мать каждый раз, слыша такое, возмущалась:
— Это чью судьбу ты снова пытаешься устроить?
— Ну попросил один человек, — отец с виноватой улыбкой разводил руками.
— А без тебя этот «один человек» сам не справится? — негодовала мать. — В самом деле, разве нет других дел, кроме как за кого-то хлопотать? — Скажи, что тебе некогда, занят!
Он опять свое:
— Неудобно отказывать. Человек ведь просто так не попросит, значит, ему нужно. А мне несложно.
Мать уже вознегодует, кулаком по столу даст:
— Ну ничему тебя жизнь не учит, хватит уже всех подряд выручать!
Только после этого Эдуард Анатольевич наконец отлипал от телефона. Жену слушался, даже могло показаться, побаивался. Она им только так командовала: «Что за свитер ты надел потертый? Ну-ка, бери вот этот». Он даже ужинать без Раисы Михайловны не садился, ждал у окна на кухне или на балконе, курил, выглядывая, когда уже она придет с работы.
Отцом был нестрогим. Лишь однажды всыпал мне ремня за то, что катаясь на велосипеде во дворе, я обрызгал девочек. Папа увидел это из окна, ну и дома я схлопотал чуть-чуть. Не больно совсем.
Одним прекрасным утром папа взял меня за руку и мы поехали на стадион — записываться в футбольную секцию. Было мне лет десять. Я стал заниматься. Тренеры периодически ворчали:
— Отец как играл и играет! А ты?!
Я пытался оправдываться:
— Не может один человек повторять технику игры другого точь-в-точь. Даже если это отец и сын.
Но нас все равно сравнивали. Не в мою, конечно, пользу.
Школьных успехов с меня родители, спасибо им, не требовали, учишься — и ладно. Не складывалось с английским и математикой. На мое счастье, эти уроки в школьном расписании стояли последними, а у меня в это время как раз начинались тренировки. Принес письмо от тренера на имя директора школы: «Просим освобождать ученика Стрельцова от последних уроков».
К моему сознательному возрасту отец уже работал тренером, из футбола ушел.
— Ходили слухи, будто из сборной Стрельцова буквально выжил Валентин Иванов, тот самый, с которым ваш отец начинал и которого в восьмисерийной истории показали его ближайшим другом.
— Судьба Валентина Иванова — это тема отдельного разговора. В 1955-м во время матча он получил тяжелую травму, долго и трудно восстанавливался. Понял, что здоровье надо поберечь, с дружескими застольями, рассказывали друзья его и отца, завязал. К 1968 году Валентин Козьмич был уже тренером «Торпедо». А что нужно тренеру от спортсмена? Чтобы тот давал высокий результат. Александр Павлович Нилин вспоминает: «Еще в 1969-м я спросил Эдуарда:
— Ты на сборах-то бываешь?
Он ответил:
— Ну я позвонил Вале Иванову, уточнил: мне приезжать? Валя говорит: «Да как хочешь».
Намек ясен. Стрельцов подумал: значит, уже не нужен, значит, пора заканчивать карьеру.
Это всегда грустная история. Ни один человек не скажет, что закончил вовремя. Ни в балете, ни в футболе. Но Стрельцову было уже за тридцать. Набирался лишний вес. Плоскостопие, которое по молодости совершенно ему не мешало, теперь стало сказываться. Тренер разве виноват? Нет. Тренер не может быть чьим-то товарищем, если у него и бывают фавориты — это спортсмены, которые очень хорошо играют.
Стрельцов сыграл лучший свой сезон в тридцать один год — в 1968-м. Дальше предполагался ожидаемый спад. Это уже вопрос возраста, перенесенных болезней, травм. Сейчас футбольная карьера длится чуть дольше. Иванов же не альтруист, дело превыше всего: или ты играешь на высоком профессиональном уровне, или уходишь. Это мнение Нилина.
Я считаю, что отец показывал другую игру, не ту, которую от него ждали, часто не сам забивал, а отдавал пасы молодежи. Есть хроника матчей тех лет, в одном из них Стрельцов с Гершковичем «Спартак» разгромили, забив по два гола. Михаил Данилович вспоминает: «Мы тогда их разорвали!»
— Но знаменитого футбольного вратаря Льва Яшина, например, проводили из большого футбола с огромным почетом. А Стрельцов тихо ушел.
— Это правда, да. У Яшина была безупречная репутация. Стрельцов же, даже вернувшись, с государственной точки зрения все же оставался «штрафником».
— Он жертва советского времени?
— Не думаю. Если б не вернулся в футбол, пожалуй, был бы жертвой. Но он ведь вернулся. Хотя лучшие годы отняли и еще два года не давали играть.
Уйдя из большого футбола в 1969-м, Стрельцов не отошел от спорта — продолжил учиться на тренера, позже стал тренировать молодежь. Кроме того, выходил на поле в составе сборной ветеранов футбола. С ветеранского матча, бывало, вернется вечером, разложит вымпелы, афиши, значки перебирает...
Не помню, в каком году у отца появились «Жигули»-шестерка. Я как раз сдал на права и начал ездить. Попал в аварию, разбил машину. Отец повздыхал, но не убивать же единственного сына.
Очередная поездка команды ветеранов проходила в Тольятти, играли с командой автозавода. После игры, вспоминал отец, зашла речь о машинах. Он поделился во всеуслышание, что сын-раздолбай «шестерочку» расколотил. Директор завода услышал, закивал. Сказал, мол, ну ничего, как раз завод выпустил новую восьмую модель, автомобиль мощнейший. Давайте, Эдуард Анатольевич, специально для вас в Москву пригоним?
В то время купить машину в свободной продаже было нереально. Отец вроде бы отказался, но, видимо, недостаточно внятно. Самому директору, очевидно, в голову не пришло, что у такого известного футболиста может не быть денег, чтобы новую модель купить. А их и вправду не было. Когда машину пригнали, довольно неожиданно, мать, помню, ругала отца, почему не предупредил. Потом бегала по знакомым и родне, одалживала деньги. Автомобиль же не подарок.
Кстати, на машине отец ездил нечасто. Хотя метро не любил. Там его узнавали, а он смущался от повышенного внимания. Как-то один его знакомый упросил встретиться именно в метро, что-то собрался передать. Мы с отцом спустились в подземку, папин приятель нас увидел и давай кричать на весь перрон: «Эдик! Стрельцов!» Пассажиры стали оборачиваться. Отец покраснел... и спрятался за колонну. На работу папа ездил на трамвае. Кепку надвинет — и его не узнать.
С возрастом обострились все болячки. Тюремное питание подорвало организм, обмен веществ был испорчен. Радиации там же на зоне хватнул. Пока организм был молодым и сильным, он справлялся, а потом развилась онкология. Отец лечился в онкоцентре на Каширке. Рвался домой: «Хочу умереть в родных стенах!» Но его не отпустили из больницы.
Незадолго до своей смерти, как рассказывала бабушка, папа в очередной раз сказал ей, что в той истории с изнасилованием был невиновен. На пороге смерти не врут, и для меня отец остается безвинно, по доброте или по глупости, пострадавшим.
Двадцать второго июля 1990 года, через сутки после своего пятидесятитрехлетия, папа умер. Похоронили его на Ваганьковском. Памятник на могиле лучше любых кинокартин живописует его судьбу — две стены, сквозь которые он не может протиснуться. Сколько не успел в этот промежуток, пока лес валил, сколько мог бы пользы принести советскому спорту! Молодец, что не сломался, а ведь мог бы вовсе сгинуть. Но сумел еще раз прыгнуть высоко, не подвел своих болельщиков. Значит, не такой уж и «бесхарактерный».
В сериале показали, что якобы Софья Фроловна сына из тюрьмы не дождалась. Это неправда, она его пережила на три года.
У меня долго не доходили руки разобрать вещи в ее квартире. В какой-то момент все же поехали с женой прибраться. Там обнаружился бардак, куча бесполезного хлама — некоторые старики любят тащить все в дом, Софья Фроловна не стала исключением.
Выносил на помойку тюк за тюком. Натыкаюсь на очередной сверток. Внутри ношеная темно-серая телогрейка. Собрал еще какой-то мусор, свалявшееся пшено, заплесневелые уже сухари, в эту телогрейку завернул и отнес на помойку. Возвращаюсь — сердце не на месте. Жена спрашивает: «Что-то случилось?» А я и сам не понимаю. Вдруг как обухом по голове. Телогрейка! Отцовская, с зоны, бабушка ее хранила! Бросился обратно на мусорку, но не нашел. Видимо, кто-то унес.
И писем не осталось. Отец писал Софье Фроловне, она после его смерти все отдала Нилину для книги, тот хранил их на даче, потом случился пожар и все сгорело. Но он успел их опубликовать, они вошли в одну из книг: «Купи мне сапоги и подбей подковами, чтоб не снашивались. Найди какой-нибудь плохонький свитер и все это принеси восемнадцатого числа. Еще носки теплые и шапку зимнюю. В лагере, говорят, дают плохую. Больше писать нечего. Очень прошу беречь свое здоровье». Чуть позже отписался: «Грузим и колем дрова...» Еще через некоторое время сообщает, мол, появились три друга, один из них, Гена, со дня на день освобождается, поедет через столицу: «Мама, прими его, как если бы я приехал, ты же понимаешь, что такое для освободившегося человека Москва».
Матери моей тоже уже нет. Потеряв обоих родителей, остро ощутил, что такое одиночество. Это не объяснить словами...
Знакомые отца говорят, что с годами я становлюсь все больше похожим на него. И внешне, и характером. Работаю футбольным тренером. А вот мой сын, Эдик Стрельцов-младший, династию не продолжил, хотя в детстве и его отдали в футбол. Но жена как-то пошла забирать с очередной тренировки и вдруг услышала рык тренера: «Я научу тебя играть как дед!» Не очень правильный воспитательный подход, считаю. Передавили, он и не стал заниматься, работает с компьютерами. Внуками нас пока не одарил, тешу себя надеждой, что появятся и, возможно, станут футболистами.
С сестрой по отцу Милой, его дочкой от первого брака, я ни разу не виделся. Она не звонила, и я встречи не искал, не знаю, есть ли нам о чем говорить. Насколько мне известно, один или два раза она приезжала к отцу повидаться на спортивную базу. Но Эдуард Анатольевич по натуре был малообщительным и неразговорчивым. Скорее всего, понятия не имел, как общаться с девочкой-подростком, которая росла без него, поэтому, думаю, не сложилось родственное общение.
От Нилина знаю, что когда Мила выходила замуж, Алла позвонила отцу. Было это, наверное, в начале восьмидесятых. Трубку взяла моя мама. Алла рассказала о предстоящем событии и попросила помочь со свадебным нарядом, сказала — деньги есть, но в ту эпоху дефицита ничего было не купить.
Мама, со слов Нилина, ответила, что Эдик в этом вопросе точно не поможет, а я могу, пусть Мила приходит ко мне в ЦУМ. И она как-то решила вопрос, помогла. В беседе с Нилиным Алла утверждала, будто Стрельцов хотел возобновить отношения. Александр Павлович полагает, что это все-таки ее фантазии. Такая трактовка есть, Аллина — что ее он любил больше. Я отношусь к этому скептически.
Но вернемся к футболу. Когда отец в составе команды ветеранов ездил с товарищескими встречами по глубинке, я неоднократно бывал с ним на этих матчах и часто провожал отца к поезду. Вместе ездили динамовцы, торпедовцы, локомотивцы — то есть как бы спортивные противники. Но вне поля конкуренция не имела значения, все они очень тепло и по-доброму друг к другу относились. При встречах обнимаются, в купе давай вспоминать: «А помнишь матч такого-то года?» И пошел разговор. Это была их молодость, их жизнь.
Во время матчей игроки разных команд могут бить друг друга по ногам — спорт штука жестокая. Отца, например, в 1968-м Сергей Никулин так ударил! Но за пределами стадиона отношений не выясняли. Кто-то мог спросить другого не без обиды:
— За что ты мне по ногам тогда дал?
Тот руками разведет:
— Ну извини! Это же спорт...
Смотришь — и слезы наворачиваются. Они для болельщиков играли, а мяч был с командой единым целым. С болельщиками старшего поколения сталкиваюсь, они с гордостью рассказывают: «А мы видели вашего отца — он приезжал играть в наш город!»
Рабочие, простые люди его особенно любили. За то, что он свойский, сам из народа. При любой власти, и сейчас тоже, Стрельцова любят и вспоминают. Он народный игрок. Да еще и отсидевший. В стране, где в 1937-м чуть ли не в каждой третьей семье имелись репрессированные, срок, да еще полученный из-за дурацкой в общем-то истории, вызывает сочувствие.
Александр Нилин, которого я уже неоднократно в своем рассказе цитировал, считает: «Стрельцов — это национальный русский характер. Как Обломов. Открыт всем семи ветрам. С абсолютным чувством незащищенности. Вот только безвольные люди никем не становятся, а этот сумел. Футбол ему поставил памятник, в его лице — всем несчастным, нереализовавшимся. Если бы в 1958-м Стрельцов сыграл на чемпионате мира, был бы футболистом с мировым именем! Как Марадона или Пеле. Этого не произошло из-за тюрьмы. Дайте голливудским сценаристам эту фантастическую биографию — что футболист полкарьеры провел в тюрьме, вернулся и ему снова удалось вскарабкаться на пьедестал и он играл на прежнем уровне, они такое кино снимут! «Оскар» возьмут! Ничего выдумывать не надо, все есть для драматургии».
Теперь и отец мало-помалу превращается в «официального» кумира. И ведь, согласитесь, это справедливая слава, народ-то любит и помнит Стрельцова точно не за скандал, а за заслуги в спорте.
Из нынешних так никто не играет, между прочим.

Редакция благодарит тренера мастера спорта международного класса Михаила Гершковича и писателя Александра Нилина за помощь в подготовке материала.