ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Aug. 3, 2021

Год назад, когда все мы находились на самоизоляции, я занялась дыхательными практиками, работой с чакрами. Однажды поделилась этим со знакомой, которая переживала непростой период в личной жизни. Я порекомендовала ей заняться саморазвитием, менять сознание, отношение к событиям, людям. Я-то выкарабкиваюсь из сложных ситуаций — значит, все возможно. Она сказала, что да, я права, и последует моему примеру. Прошел год... На днях звонит, начинает рассказывать новости, и я понимаю, что все это уже слышала. Ничего не изменилось! Конечно, я могла бы ее снова утешать, но не видела в этом смысла. Прямо сказала: вот смотрите, за этот год я сделала то-то и то-то, прошла такой путь — что вам мешает идти дальше, а не стоять на месте? Она не обиделась, показалось, что прислушалась и приняла для себя решение.

В жизни каждого из нас происходит много разных событий — и первая любовь, и разочарования, и потери близких, друзей. Не всегда по силам справиться самому, и тогда можно найти хорошего психолога. К счастью, в этом вопросе мы стали продвинутыми и понимаем пользу от их профессионального участия.
— Вы сами обращались за помощью? Или вам лучше посидеть в одиночестве, разложить по полочкам то, что происходит?
— Недавно приобрела опыт. Получилось так, что мне предстояло общаться с людьми иного социального круга. И я захотела понять, как вообще к ним относиться. Раньше мне казалось, что все мы живем и мыслим примерно одинаково, несмотря на разное образование, материальный достаток и интересы. Вроде бы у нас одна страна, мы живем в одно время. Но нет, и в этом кроется большая проблема. Ментально люди разных социальных групп — представители разных планет. Например люди из творческой среды и чиновники высшего ранга, или силовики, или политики, или криминальные авторитеты — все крутятся на своих собственных отдельных орбитах.
Уверенность в том, что другие люди так же реагируют на внешние раздражители, как и ты сам, приводит к полнейшему непониманию. Скажем, если меня о чем-то просят, я отвечаю: или да — смогу помочь, или нет. Не люблю всех этих игр — посмотрим, я подумаю... В крайнем случае — «Я попробую вам помочь». Если соглашаюсь, то делаю! Меня не надо десять раз просить. Долгое время я была уверена, что все остальные считают так же: да — да, нет — нет. Но оказывается, существует категория людей, часто они занимают высокие посты, которые считают, что обращаться с просьбой следует много раз. Если не напоминаете, значит, вам не нужно. В определенных кругах это железное правило! Разобраться в этих хитросплетениях помогла психолог. Что касается личной жизни, то я предпочитаю ни с кем не делиться, решаю все сама.
— Марина, в этом году исполнилось сто лет со дня рождения замечательного режиссера Георгия Григорьевича Натансона и тридцать шесть — выходу на экраны фильма «Валентин и Валентина», где вы сыграли главную роль. Удивительно, что картина смотрится современно и в наше время. В ней речь о доверии к самому себе, своим чувствам...
— Это мой дебют в большом кино. Режиссеру было принципиально важно найти молодую артистку, которая еще не появлялась на экране. Хотя параллельно я снималась в картине «После дождичка в четверг» и уже была утверждена Тодоровским в «По главной улице с оркестром».
На днях «Валентина и Валентину» показали на канале «Культура», многие мои подписчики в «Инстаграме» написали о хрупкости первых чувств и поделились своими эмоциями. Моя героиня доверяла и маме, и старшей сестре, они были ей дороги, она нуждалась в их поддержке как любая молодая девушка... Но они считали, что мальчик, которого выбрала Валентина, ей не пара. Фильм с большим эмоциональным накалом, и в нем очень много моего личного.
Я снималась второкурсницей, как раз в то время, когда начался наш с Олегом Павловичем роман. Я играла про себя! Накал чувств в жизни оказался настолько эмоционально мощным, что при всех моих актерских недочетах получилось искренне.
— Неужели Натансон знал о романе и учел это при отборе на роль?
— Никто об этом не знал, конечно же. Так совпало. В институт пришла ассистентка Георгия Григорьевича и отобрала меня для участия в фотопробах. Потом были долгие кинопробы, включая парные. То, что я ученица Табакова, думаю, расположило режиссера. Это всегда было знаком качества.
— Насколько тогда вы доверяли самой себе, Марина? Нуждались ли в том, чтобы с кем-то делиться чувствами, задавать вопросы относительно своих, уже взрослых отношений?
— В то время у меня была близкая подруга — единственная, кто знал, что у нас с Табаковым роман. Но она была настолько деликатной, что видя мое нежелание делиться, не расспрашивала. Я не страдала, мне было чем жить помимо погружения в бурные чувства. Я мечтала о театре, о том, чтобы состояться в профессии. К тому же понимала, что в любой момент могу поставить точку в наших отношениях. Если бы я в тот момент влюбилась в кого-то другого, причем на бо?льшем эмоциональном градусе, роман с Олегом Павловичем закончился бы. Но другой мужчина меня не отвлек, я не влюбилась, хотя хотела этого.
До сих пор так живу — в доверии к себе и своему внутреннему голосу. Вернее учусь. По большому счету советоваться не с кем, но если возникают какие-то незначительные, непонятные ситуации, когда полезно услышать другое мнение, то обращаюсь к друзьям семьи. К тем, кто прошел через нечто похожее... Чужой опыт может помочь хотя бы осознать то, что происходит с тобой. Но лучший совет я даю себе сама. И чаще оказываюсь права.
Олег Павлович иногда так поступал: что-то обдумывая, спрашивал совета у нескольких значимых для него людей или тех, чье мнение по данному вопросу ему было интересно. А потом принимал собственное решение, иногда никак не связанное ни с одним из мнений, если это не совпадало с его внутренним ощущением. Иногда бывало так, что я высказывала, как мне казалось, разумное. Он сразу же отметал — нет! Но спустя время поступал именно так, как я говорила.
— В одном из наших с вами интервью вы признавались, что на первом месте всегда была семья — интересы мужа, детей, родителей. Мне кажется, для многих женщин это становится проблемой и причиной внутренних конфликтов.
— Так было, да. На первом месте — Олег Павлович, потом Павел с Марией и потом уже я сама. Но! Если у меня была премьера или я заболевала, прямо говорила: «Ребята, все!» Сейчас, когда в семье произошли большие изменения, фокус моего внимания все больше сосредоточен на самой себе. Все больше доверяю своим ощущениям, учитываю собственные желания. Скажу откровенно: совсем недавно я полюбила саму себя. Забочусь о себе, развиваю, поощряю...
— Чем мы становимся старше, тем сложнее влюбиться, как считаете?
— Сложнее... С возрастом мы все иначе оцениваем. Девушки, как правило, ослеплены страстью и не замечают ни эгоизма мужчин, ни нарциссизма, ни перепадов настроения, проявлений невротизма.
А нам, женщинам взрослым, хочется другого... Чтобы мужчина рядом был умным, и с широким кругозором, и способностью мыслить, анализировать и постоянно развиваться.
Таким, чтобы смотреть на него снизу вверх. Это возбуждает! Уверена, что взаимная симпатия, влюбленность — это совпадение энергий двоих. Иначе почему кто-то из мужчин производит на нас сильное впечатление, а кто-то нет? И неважно, сосредоточена ли ты в этот момент на себе, занимаешься ли саморазвитием или находишься в поиске и ходишь с распахнутыми глазами. Я лично всегда влюблялась именно в энергетику мужчины.
Одной моей приятельнице за семьдесят. Так у нее роман с ровесником. И она окрылена, поглощена своими чувствами!
На влюбленных я смотрю с большой радостью. Они дают надежду всем. Кажется, что и ты сам еще можешь испытать такие же мощные эмоции. Знаю, насколько это круто: любить и быть любимой... Для меня между понятиями «жизнь» и «любовь» всегда стоял знак равенства. Сейчас я адаптировалась к новым обстоятельствам и, признаться, отсутствия влюбленности не замечаю. Пустоты нет, потому что сама по себе Любовь никуда не исчезла. Она в моих детях, родителях. И в самой себе.
— Доверяя все больше себе, фокусируясь на внутренних ощущениях, мы сильно меняемся для социума.
— Да! В последнее время я максимально дистанцируюсь от тех, у кого в привычке обсуждать чужие судьбы. Неинтересно!
Я научилась говорить нет, не испытывая чувства вины. Раньше не могла отказывать... Например тем, кто бесконечно просил места на спектакли, притом что в последний раз мы встречались лет тридцать назад. Я соглашалась, испытывая сильное неудобство. Однажды сказала прямо: «Делаю в последний раз, извините».
Сказала и почувствовала облегчение, а раньше переживала бы, не в силах сказать то, что действительно думаю!
Мне стало проще жить в принципе. Без зависимости от мнения окружающих, их оценок, от привязанностей.
— Что вы имеете в виду?
— Раньше я ощущала себя частью МХТ и Театра Табакова. Будто бы у нас — единый организм. Но потом сказала себе: «Так, как было раньше, больше не будет». Есть спектакли, в которых я принимаю участие, — и хорошо, и довольно. Теперь я ценю взаимность: если во мне заинтересованы, то отвечаю теми же чувствами. Все должно быть по любви. Жить прошлым, печалиться: а вот было так, а теперь все иначе — не мой путь.
— Какие еще изменения произошли, Марина?
— Я всегда умела молчать о своих чувствах. Однако не умела держать паузу в присутствии других и не испытывать при этом дискомфорта. В машине всегда просила водителя включить фоном музыку. Мне казалось, что тишина — это ужасно. Надо что-то говорить! И вдруг будто что-то щелкнуло внутри: зачем заполнять пространство чепухой? Молчание — большой дар и свидетельство уверенности в себе. Для осознания такой простой вещи потребовалось время, но жить, как я уже сказала, стало легче и проще.
— Похоже, что с уверенностью у вас всегда было все в порядке!
— Нет... Я росла застенчивой, сомневающейся девочкой. В детском саду мечтала играть на празднике Снегурочку, а мне давали роль Мухомора. Подскоки под музыку не получались, стихи читала не так громко, как требовалось. Из-за отсутствия слуха меня не приняли в музыкальную школу, а мне очень хотелось петь... В десять лет я бредила балетом, но растяжки никакой, и в хореографическое училище тоже не взяли. В общем, я не была первой. Из-за этого самооценка, безусловно, страдала. От окончательного падения ее удерживало одно — с седьмого класса я нравилась мальчикам.
Еще я всегда ощущала родительскую любовь и поддержку. Это примиряло меня с неуспехами. И упорно занималась: и танцами, и вокалом, стала петь и танцевать очень неплохо.
Я не была инфантильным ребенком. Наоборот — самостоятельной. Родители работали с утра до вечера, бабушка умерла, когда мне было семь, нанять няню не было возможности, поэтому я росла с ключом на шее. Сама гуляла, сама обед себе разогревала. Когда поняла, что хочу быть актрисой, занялась голосом. Мне не нравилось, как он звучит. Ездила через весь город к педагогу. Спасибо маме — оплачивала занятия.
После школы решимость поступать в театральный институт не пропала, несмотря на сумасшедший конкурс и отсутствие протекции. Мама с папой не отговаривали, но я читала в их глазах сомнение, напряжение. И на экзаменах я не встретила бурного восторга, педагоги смотрели растерянно: а что вам играть с такими внешними данными? Но все же я доверяла своему внутреннему чувству, была уверена, что не так уж плоха! И когда в итоге поступила к Олегу Павловичу, за спиной выросли крылья. Немыслимый успех! Вера в саму себя укрепилась еще больше, когда года через полтора меня начали приглашать сниматься. Единственную с курса. Значит, могу! При этом демонстрировать успешность, выделяться среди однокурсников не хотелось. Например я стеснялась надевать в институт модные вещи, которые привозила из заграничных поездок. Вернее не так. Я знала себе цену и не видела смысла демонстрировать какую-то свою исключительность и кому-то что-то доказывать.
— Марина, как вам кажется, в детях можно взрастить доверие к самому себе? Думаю, что современное родительское стремление опекать и контролировать не придает ребенку уверенности.
— Безусловно. Дети должны идти своей дорогой и совершать собственные ошибки. Не думаю, что при этом надо за всем этим наблюдать со стороны, никак не влияя. Своим детям я нередко рассказываю о каких-то ситуациях из своей жизни, чтобы они понимали, что может происходить в принципе. И добавляю: «Это МОЙ опыт, который я обрела путем ошибок, часто — мучительных. Как поступить с этой информацией, решать вам». Павел взрослый человек, ему двадцать пять лет, и он не спрашивает: «Как мне быть?» Решает сам, и я не собираюсь вмешиваться в его жизнь. Но при этом сыну важно, когда я понимаю его и одобряю его поступки.
— Много было случаев, когда вам казалось, что он совершает ошибку?
— Нет... Когда человек порядочный, он в принципе поступает правильно. Дело лишь в нюансах. Даже если я видела, что он ошибается в человеке, которым очарован, не вмешивалась: сын неглупый парень, сам разберется. Начну «нападать», настаивать на своем мнении — он перейдет в оборону, станет защищать и защищаться. Люблю, когда Павлу радостно с кем-то, — а как иначе может реагировать мать? Другое дело, что если мне лично человек, который рядом с сыном, не особенно симпатичен, я не выказываю фальшивого восторга. В свое время родители тоже не могли мне ничего запретить, вышло бы только хуже. Попробуйте скажите мне: «Этого не будет, и точка!» Мой разум отключится, и меня понесет... Вообще, я — за свободу выбора и уважение личных границ.
— Насколько часто пятнадцатилетняя Маша спрашивает: «Мам, как мне поступить, что выбрать?»
— Она сама все решает. Иногда я добавляю: «Посмотри еще другой вариант». Но не настаиваю. В возрасте дочери уже надо знать о существовании созависимостей и манипуляций. Вот об этом я ей рассказываю. Слушает с интересом, что-то примеряет на себя. Слава богу, с самооценкой у Марии все в порядке и что такое «любить себя» она понимает. Я лично шла к этому долго, совершая ошибки и набивая шишки. Ценя себя, правильно выстраиваешь отношения с другими — без неоправданных надежд и ожиданий, ненужных очарований.
— В последнее время много говорят о личных границах как о залоге здоровой психики. Когда человек может сказать: так поступать со мной не надо, этого я терпеть не намерен. У ваших детей они сформированы?
— Думаю, что да. Потому что мы с их отцом всегда учитывали мнения и желания Павла и Марии по разным вопросам. Внутренне они оба свободные. Вспомнила недавнюю ситуацию. Друзья Маши часто переносили их встречи, а в результате страдала я, потому что предлагала дочери куда-то сходить и слышала: «Я не могу, пообещала друзьям». И как-то я не выдержала: «Маш, а может быть, тебе не стоит постоянно менять свои планы в угоду им? Не хочешь сказать, что тебе неудобно подстраиваться, и предложить найти приемлемый вариант?» Ей понравилась идея.
— Не могу не спросить о вашей внучке, которую вы «рассекретили» совсем недавно. То, чтобы держать рождение Мии в тайне почти год, — решение Павла? Вам самой не хотелось поделиться радостью со всем миром?
— Мне кажется, что мой сын не хочет выставлять свою личную жизнь напоказ. Это его право, и я эту позицию уважаю. Вспоминаю, как попросила Олега Павловича никому не говорить о том, что я беременна. Мы тогда ждали Марию. Он сказал: «Конечно!» Через день мы оказались на каком-то мероприятии, где он во всеуслышание объявил, что скоро станет отцом еще раз. Его настолько переполняло счастье, что он просто не смог сдержаться. Мне не было сложно молчать. Что касается Мии, то, конечно же, по мере ее взросления мы будем общаться все больше и больше. А пока она маленькая, мне сложно даже вклиниться в периоды ее бодрствования. Конечно, я рада, что в нашей семье появилась девочка — Мия Павловна Табакова!
— Читала комментарии в вашем «Инстаграме»: «А чего вы не улыбаетесь? Вам так не идет. Зачем так постриглись? Кто вам выбрал неудачное платье?» Подобная критика не приводит вас к сомнениям в своем выборе?
— Как ни странно, «Инстаграм» мне помог в жизни. Я стала сильнее, увереннее в себе. Раньше я болезненно реагировала на любую критику, огорчалась: как это несправедливо! Как люди так могут?!
Теперь закалилась. Читаю комментарии и понимаю — вот этот человек явно нездоров, этот обижен на весь мир, а этот провоцирует, ждет скандала. Ну и что, что пишут: «Да какая из вас блондинка? Вы блеклая! Перекрасьтесь в шатенку! И выбросите это платье, оно вам не идет». Я вполне критична к самой себе, поверьте.
— Марина, как вы учите детей реагировать на нападки, которым подвергаются члены известных фамилий? Например разгорается скандал, им могут позвонить за комментариями.
— В нашей семье принято: друг о друге мы узнаем не из прессы или телеграм-каналов, а дома, задав вопрос и выслушав ответ. Есть вещи настолько абсурдные, что мы даже не опускаемся до того, чтобы обсуждать это друг с другом. И Павел, и Мария с детства понимали, что мы люди публичные, о нас могут писать и говорить разное. Часто неприятное. Я им рассказывала, что в конце девяностых и в нулевые было много желтых изданий, которые я принципиально не читала даже тогда, когда шла речь о друзьях. Считала, что если они сами не рассказывают какую-то историю, значит, ее просто не существует. Неужели мне верить бульварным газетам?! Провокации были и будут, разумнее их просто проскакивать не замечая. Привожу для примера такую метафору: у каждого человека своя планета. Там он живет по собственным правилам, говорит на своем языке. Перевоспитать другого, часто даже переубедить не-воз-мож-но. Даже пытаться неинтересно.
— Взрослому легче справиться. К вам вряд ли кто-то на улице подойдет и начнет спрашивать: а правда ли то или иное из прочитанного в прессе? Вы, наверное, и послать куда подальше можете. А вот подростку труднее справиться с бестактностью.
— У меня сильная девочка... Когда не стало Олега Павловича, Маше позвонили и рассказали об этом «добрые» люди. Я еще не успела доехать из больницы домой.
Представьте себе, моя двенадцатилетняя дочь сказала няне ни в коем случае не сообщать мне, что она уже все знает и плакала... Пожалела... Когда я вернулась домой и увидела ее заплаканное лицо, услышала в ответ: «Просто ударилась...» Конечно, я все поняла...
Меня потрясло, что испытывая огромное горе, она думала обо мне! В разные трудные моменты Мария говорит: «Мы сильные, мам. Мы не плачем! Справимся!» Эта девочка обладает мощной жизненной энергией. Она и Павел — моя огромная поддержка. Они оба цельные и внутренне сильные. Их отец был фигурой огромного масштаба, Человеком с большой буквы, которого все вокруг любили. Быть его детьми — большая ответственность.
— Так же, как и женой... Марина, вы рассказываете о том, что всегда были опорой самой себе и умели слышать собственный внутренний голос. А Олег Павлович мог вас переубедить?
— Мог. Но такие ситуации случались редко, я ведь сформирована им самим. Мы всегда думали практически одинаково, хотя разногласия по разным поводам присутствовали. Но я придерживаюсь той точки зрения, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и тоже пожалеть. Что риск — дело благородное. Советуя мне что-то, Олег Павлович в первую очередь думал о моем благе. Как МНЕ будет лучше, а не ему.
— Случалось так, что ему как мужу ваше отсутствие было невыгодно, но он говорил: «Марина, соглашайся на проект, ничего, что тебя дома не будет три месяца...»?
— Нет, он любил, когда я находилась рядом. Но зато рождение второго ребенка — полностью моя инициатива. Это я его переубедила, что не поздно. У него были сомнения, все же возраст... Олега Павловича волновал один вопрос: насколько долго он сможет пробыть рядом с дочерью? Но все эти колебания были такого рода: «раз ты приняла решение, то и хорошо!» Безусловно, Маша сделала его счастливее и однозначно продлила ему жизнь.
— Вы говорили о том, что при жизни Олега Павловича чувствовали себя абсолютно защищенной, в полнейшей безопасности. А сейчас? В трудных ситуациях у кого просите поддержки?
— Тридцать пять лет рядом был мужчина, с которым мы были единым целым, одной планетой. Психологи назвали бы наши отношения созависимостью. Может быть... Но это была добровольная зависимость друг от друга. И радостная.
Сейчас чувствую, что я одна и опора — во мне самой. И я теперь за все в ответе. Выбора в этом смысле нет.
— Подруги у вас остались?
— Скорее приятельницы. Таких, с которыми я делюсь абсолютно всем, нет. Были этапы жизни, когда я сближалась с кем-то, потому что находилось много точек соприкосновения. Нам было о чем говорить, что обсуждать, чем делиться. Когда у меня появилась семья, подруги пропали. Не испытывала в них потребности, потому что Олег Павлович заполнял собой все пространство вокруг.
Потом родился сын, появились приятельницы — молодые мамочки. Нас связывали дети, какие-то семейные вопросы. Шло время, менялись обстоятельства, началась новая жизнь, и между нами пропала былая близость. Исчезло желание разговаривать, проводить время вместе. Конечно, мне есть с кем выпить кофе, сходить на премьеру. Но не более того. Да и доверия стало меньше, не знаю, с чем это связано.
Вот с коллегами общаюсь радостно и с удовольствием!
Вспомнила свою хорошую приятельницу, врача. Мы тепло общались, даже дружили, можно сказать. Когда родилась Маша, у нее начался новый роман. Мы встретились, и она с воодушевлением начала рассказывать о том, как ее закружили чувства. Я поймала себя на мысли, что не в силах воспринимать ее слова. Она, влюбленная, — на своей волне, а я, уставшая от недосыпа, бытовых хлопот, — на своей. В какой-то момент мы перестали совпадать, хотя по жизни она настоящий друг. Я уверена, что в трудный момент придет мне на помощь. Так же, как и я. Но это не требует доказательств. Когда встречаемся, общаемся с радостью.
Завидую тем, у кого остались друзья со школьной скамьи... Сейчас самые близкие люди — это мои дети. Посоветоваться, сходить с Машей на шопинг, зайти в кафе, кино посмотреть вместе — все это очень люблю и ценю. Мне интересны наши разговоры обо всем на свете. С Павлом говорим о профессии, работе, о проектах. Мне интересны его взгляды на жизнь в принципе. Как люди его поколения выстраивают отношения... А вот тема чужих судеб, сплетни меня совершенно не захватывают, хотя часто именно это и становится основой общения людей. Или различные жалобы на жизнь, фокусирование на неприятных событиях.
— Вы потрясающе выглядите, Марина!
— В «Инстаграме» мне тоже об этом пишут. Конечно, я собой занимаюсь, но главное — это внутреннее состояние счастливой женщины, которой я была. Оно сохранилось... Тридцать пять лет Олег Павлович любил одну женщину, меня. Я только недавно поняла — это исключение из правил. Особенно в творческой среде.
Никогда не страдала от того, что муж меня обманывает, плохо обращается. Что означает предательство мужчины — я не знаю. Не испытала. За что мне Господь дал такой подарок?
Сильных переживаний хватало, но они другого уровня. Когда любимый человек много лет болеет, а ты не можешь изменить ситуацию. Теперь я проживаю третью жизнь. Первая была до Олега Павловича, вторая — с ним рядом, нынешняя, третья, — после Олега Павловича. Это горько осознавать, но необходимо, чтобы увидеть впереди не тупик, а новые горизонты.
Иду вперед, ставлю цели: а что дальше? Двигаюсь не оглядываясь...

Редакция благодарит за помощь в организации съемки Музей «Собрание».