ТОП 10 лучших статей российской прессы за
June 29, 2015

Над министром иностранных дел Сергеем Лавровым никогда не смеялись публично. До 7 февраля 2015 года.

– Итак, дамы и господа, – начал дипломат, делая шаг к краю сцены, в ту сторону, где в первом ряду вместе со своим предшественником на посту министра Игорем Ивановым сидел Лавров, – наша следующая сессия начинается. Дамы и господа, прошу занять свои места.

В зале было оживленно. С кем-то беседовала глава европейской дипломатии Федерика Могерини. В третьем ряду приветственно расцеловывался со знакомой министр иностранных дел Норвегии Бёрге Бренде. Между первым рядом и сценой прошествовал депутат Европарламента от Германии Эльмар Брок, своим грузным телосложением и рыжими усами напоминающий моржа. Со сдержанной улыбкой он протянул Лаврову руку, которую тот, привстав, пожал.

– После того как мы услышали выступление канцлера Меркель, – продолжил тем временем Ишингер, – мы заслушаем российскую точку зрения.

Самого же германского лидера в зале не было. Удалившись на кофе-брейк, разделявший ее и Лаврова выступления­, Меркель не вернулась. Измотанная ночными переговорами в Москве, где на пару с Франсуа Олландом она обсуждала с Владимиром Путиным возможности мирного решения украинского кризиса, канцлер произносила речь с полузакрытыми глазами. С отсутствующим видом, резко контрастировавшим с ее алым пиджаком, Меркель заявила, что против поставки на Украину летальных вооружений, и добавила, что не может «представить себе ситуацию, при которой это так впечатлит президента Путина, что он поверит в возможность своего военного поражения».

– Не ясно, приведут ли вчерашние переговоры в Москве к желаемому результату. Тем не менее французский президент и я единодушны в том, что ­попробовать стоило.

Конец ее выступления был встречен бурными и продолжительными овациями, которые, происходи дело в театре и будь Меркель актером, перешли бы в ритмичные аплодисменты, вызывающие артиста на поклон раз за разом.

Происходи дело в театре и будь Меркель актером, продолжительные овации перешли бы в ритмичные аплодисменты.

Бесстрастный же Ишингер, предваряя речь Лаврова, продолжал:

– Я начну с того, что хочу сказать спасибо Сергею Лаврову, которого я впервые встретил почти двадцать лет назад, когда он был постоянным представителем России в ООН и мы вместе работали над Дейтонским соглашением по урегулированию боснийского кризиса. Я хочу поблагодарить министра Лаврова за его невероятную преданность Мюнхенской конференции. Не помню ни одной – уж точно не под моим руководством, – на которой бы вы не выступали, – Ишингер, до того обращавшийся напрямую к устроившемуся в свободной позе министру, обвел взглядом зал, где порядка двухсот зрителей были готовы­ выслушать Лаврова. – Едва ли это выступление станет для вас веселым событием, потому что к вам будет много вопросов. Но знаю, что вы ждете возможности изложить российскую точку зрения, – Ишингер еле заметно улыбнулся именно Лаврову, как старому другу, чьи привычки и ритуалы он знает. – Так что без дальнейших промедлений, как только все собравшиеся найдут себе место, я буду счастлив пригласить министра иностранных дел Лаврова выступить перед нами.

На этих словах Ишингера министр, мельком глянув в сторону светловолосой Могерини, резко встал, машинально застегивая верхнюю пуговицу пиджака, и под сдержанные аплодисменты нетороплив­о, чуть раскачиваясь, поднялся на сцену. Заняв место у кафедры, он привычным движением извлек из внутреннего кармана пиджака листок печатного текста с рукописными пометками. Лавров поднял глаза к тускло освещенному залу и, прочистив горло, начал свою речь.

Что скажет министр в следующие тринадцать минут и то, как еще полчаса будет отвечать на воп­росы, не произведет сенсации. Не считая частностей, все то же он не раз говорил с разных трибун. Присутствующие не ждут от него откровений.

Есть в международных отношениях понятие о «голубях» и «ястребах». Первые – государства и их представители, стремящиеся избежать конфликтов. Они не ищут приключений. Вторые – те, кто, хоть и предпочитает худой мир хорошей войне, всегда в гуще сражений, дипломатических и военных. Им есть дело до всего на свете, они находят и отстаивают свои интересы по всему земному шару. Они – те, кто вводит санкции, и те, кто под них подпадает.

Есть в международных отношениях понятие о «голубях» и «ястребах». Первые – государства и их представители, стремящиеся избежать конфликтов. Вторые – те, кто всегда в гуще сражений, дипломатических и военных.

Перед делегатами конференции на сцене стоит ими же признанный «ястреб». Твердость, упрямство, свободное использование обвинительной, а порой и угрожающей риторики заработали Лаврову подобную репутацию. В последние годы он стал чуть ли не главным символом новой, амбициозной России, стремящейся восстановить авторитет, утраченный в 1990-х.

И, как ни парадоксально, перед собравшимися – «ястреб-миротворец». Из свежего: ему, на пару с госсекретарем США Джоном Керри, приписывают заслугу химического разоружения Сирии. Это он в Совбезе ООН всеми правдами и неправдами пытался не допустить бомбардировок Югославии и вторжения в Ирак. Перед делегатами – топовый дипломат, на фоне которого иные президенты выглядят школьниками. Многоопытный муж, устами которого говорит одна из самых могущественных стран в истории. Тот, кто своим видом, манерами и профессионализмом напоминает им, какими были дипломаты XIX – золотого для этого искусства – века.

Но и его авторитет стал меркнуть ­после того, как в апреле 2014 года Рес­публика Крым «воссоединилась» с Россией. Ни одна страна мира не признала проведенный на полуострове референдум легитимным, и слово «аннексия» стало чуть ли не самым популярным ­термином года.

Как говорят о нем коллеги, чем сложнее вызов, тем охотнее Лавров ­всту­пает в схватку.

С того времени у Лаврова начался, ­пожалуй, самый сложный в его министерской карьере год. Год, который он провел в бесконечных перелетах вдоль и попе­рек земного шара, в переговорах и конференциях, произнесенных речах и поиске понимания со стороны западных, восточных, южных и северных коллег. Он искал друзей и пытался найти компромисс с оппонентами. Он делал то, что у него получается лучше всего. Ведь, как говорят о нем коллеги, чем сложнее вызов, тем охотнее Лавров ­всту­пает в схватку.

К сентябрю 2014 года Россия если и не состояла членом клуба «стран-изгоев», то в кандидаты попала точно. Ведущие государства Запада и некоторые их восточные союзники продолжали вводить экономические санкции. Членство России в G8 было приостановлено, и, как следствие, очередной его саммит, запланированный на июнь в Сочи, был заменен встречей G7 в Брюсселе. Совет Россия–НАТО не функционировал уже несколько месяцев, как и право российских представителей участвовать в голосованиях в Парламентской ассамблее Совета Европы. Российские Ту-95 все чаще отмечались у воздушных границ стран НАТО, как и войска альянса у сухопутных России. Обе стороны, казалось, сдули пыль с термина «холодная война», и в высших политических кругах «наших западных партнеров» заговорили о том, не будет ли разумно лишить Россию кресла постоянного члена Совета безопасности ООН. Ведь Россия, по их словам, стала его «небезопасным членом». Речь, конечно, шла о присоединении Крыма, поддержке повстанцев на востоке Украины и крушении малайзийского «боинга».

Но несмотря на все то, что мешало международным отношениям звучать в радостной гармонии, на 69-й сессии Ге­неральн­ой ассамблеи ООН, проходившей в конце сентября 2014 года в Нью-Йорке, Сергей Лавров не ощущал себя изгоем.

– Я не почувствовал никакой изоля­­ции России – наоборот, желающих пообщаться было больше, чем обычно, – уже по возвращении в Москву скажет он в интервью.

Чего не скажет министр, так это того, что «желающими» по большей части были представители стран третьего мира. Африканские Сьерра-Леоне и Гамбия, океанские микрогосударства Науру и Вануату, Венесуэла, Куба, Гондурас были лишь немногими из посетителей российской переговорной комнаты. «Желающих» же из Евросоюза и других государств, вступивших с марта 2014 года в своеобразную антироссийскую коалицию, было куда меньше в отличие от прошлых лет. Конечно, не могла не состояться встреча с германским министром иностранных дел, одним из мастодонтов европейской дипломатии Франком-Вальтером Штайнмайером. С ним Лавров­ обсуждал подходящие к завершению переговоры по иранской ядерной программ­е и украинский вопрос.

Еще одним европейцем был финский министр Эркки Туомиойя, как и Штайнмайер, давнишний знакомый Лаврова. Он, высокий и сухощавый, казалось, чуть неряшливый – на фоне Лаврова, любителя темных итальянских костюмов и шелковых галстуков, это немудрено, – вошел в переговорную с улыбкой. И первым, что сказал финн после крепкого дружеского рукопожатия с Лавровым, было:

– Это что, пепельница?

Пальцем он указывал на хрустальную граненую плошку.

– Только вы себе можете это позволить, – не дожидаясь ответа Лаврова, продолжил Туомиойя. Возможно, он также учуял стоявший в комнате запах табака. До него с Лавровым беседовал заядлый курильщик – палестинский ­президент Махмуд Аббас.

Еще в начале 2000-х Лавров, будучи постоянным представителем России при ООН, возглавил бунт курильщиков организации. Рассказывают, в то время постпред разве что не спал с сигаретой в зубах, и когда Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан ввел запрет на курение в здании штаб-квартиры, Лавров не мог не выступить против. Как раз тогда новый мэр Нью-Йорка Майкл Блумберг начал активную кампанию по борьбе с курением в городе. Лавров сразу назвал инициатив­у Аннана желанием угодить местным властям, напомнив, что штаб-квартира ООН не подчиняется законам штата и «принадлежит всем странам, а Генеральный секретарь тут всего лишь управляющий».

В те месяцы, что шло его с Аннаном противостояние, Лавров вальяжно расхаживал по коридорам с карманной пепельницей, но поджигал сигарету только в местах, отведенных ранее для курения. Хотя официально Аннан так и не отменил свое распоряжение, вскоре курилки снова заволокло сизым дымом. Несмотря на этот конфликт, жена генсека называла «любимым постпредом» своего мужа именно Лаврова. С его уходом из ООН в 2004 году рабочие помещения штаб-квартиры все-таки стали зонами, свободными от курения. Поэтому действительно в 2014-м только он «мог себе это позволить».

– Так это же для конфет! – ответил финну Лавров, разведя руками.

За пять сентябрьских дней на Генеральной ассамблее в Нью-Йорке Лавров успел провести более сорока переговоров, произнести две речи и дать одну большую пресс-конференцию. Уже к третьему дню он был измотан, но ни себе, ни другим не давал передышки. Сопровождавшие его в те дни отмечали, что для министра пребывание в ООН было в радость. В покрытых ковролином коридорах, в гулких мраморных холлах, переговорных комнатах и в зале Генассамблеи­ он чувствовал себя как волк в лесу. Он не терял веселого расположения духа. Даже когда президент США Барак Обама, выступая перед Генассамблеей, поместил «российскую агрессию в Европе» на второе место в списке глобальных угроз – между «Исламским государством» и вспышкой лихорадки эбола.

В своей длительной речи, насыщенной сдержанной жестикуляцией и драматическими паузами, он призывал Россию «выбрать иной путь».

– Недавние действия России на Украине бросают вызов поствоенному (президент имел в виду Вторую мировую вой­ну. – Прим. авт.) порядку. Против воли Киева был аннексирован Крым. Россия наводнила оружием восток Украины, ­накачав им сепаратистов в конф­ликте, унесшем тысячи жизней. Когда же Украин­а стала восстанавливать ­контроль над этими территориями, Россия отбросила полумеры и ввела ­собственные войска...

...Но другой путь возможен – путь ­дипломатии и мира. Недавнее согла­шение о прекращении огня открывает для него возможность. Если Россия выберет этот путь, который после окончания холодной войны привел российский народ к процветанию, тогда мы снимем санкции и поприветствуем российское участие в борьбе с общими ­вызовами.

В конце концов, – заключил президент, – это то, что США и России удавалось делать в прошлом – работать вместе.

Во время речи Обамы Лавров был погружен в чтение бумаг, но на словах о возможности снятия санкций он взглянул на президента. С удивлением и легкой улыбкой он поднял брови и устроился поудобнее. Его постоянный визави, госсекретарь США Джон Керри, слушал Обаму, сложив ладони у лица, так что они прикрывали одновременно и нос его, и рот.

Здесь, в ООН, обвинять друг друга с трибуны и на заседаниях – норма. Лавров усвоил этот обычай еще за те десять лет, что он провел в высотке на берегу Гудзона, представляя Россию в Совбезе. Всего же ООН и Нью-Йорку он отдал семнадцать лет жизни. Именно на Манхэттене его дочь Екатерина – единственный ребенок от единственного, длящегося уже сорок лет брака – окончила The Dwight School, престижное заведение в Верхнем Вест-Сайде, лишь десятиминутной прогулкой отделенное от озера Центрального парка. В 1994 году The New York Times посвятила небольшую заметк­у тому, как Лавров искал школу для дочери. Перебрав варианты, он, по совету друзей, остановился на The Dwight School. Однако в разговоре с директором школы Стивеном Спеном он заметил, что подобные учреждения на Манхэттене ему не по карману. Находчивый же Спен предложил схему, устроившую обе стороны. Обучение Катя получит бесплатное, но взамен Лавров будет время от времени читать лекции ученикам школы. Постпред согласился, и так Катя пошла в шестой класс. Теперь, окончив университет в США, она живет в Москве.

Здесь, в ООН, обвинять друг друга с трибуны и на заседаниях – норма. Лавров усвоил этот обычай еще за те десять лет, что он провел в высотке на берегу Гудзона, представляя Россию в Совбезе.

В Нью-Йорке, за подковообразным столом Совбеза, Лавров получил боевое крещение: югославский кризис, вторжение в Ирак, прения вокруг иранской и корейской ядерных программ. Его величали знатоком международной бюрократии. Уставы и кодексы он цитировал, не подглядывая в бумажку. И пока коллеги, наполняя зал Совбеза шуршанием документов, искали, чем бы ему ответить, Лавров скрипел карандашом, набрасывая шаржи на них. Постпреды других стран восхищались его реакцией, его способностью принимать решения быстрее, чем они сами. Многие подозревали, что нередко он действовал, не согласовывая решения с Москвой. Но как-то во второй половине 1990-х один из послов слышал, как Лавров объяснял коллеге, чем вызвана задержка при голосовании. «Я жду инструкций от своего правительства, – говорил Лавров и после паузы с раздражением добавил: – Если бы у меня было правительство». Он оказался на передовой международной политики в непростое для России время 1990-х. Бывший госсекретарь США Кондолиза Райс в своих мемуарах писала о том, что Лавров всегда считал это время упущенным для России.

В середине 1990-х он отказался от должности посла России в Вашингтоне, чтобы продолжать борьбу в ООН. Рассказывают также, что ближе к его отбытию из Нью-Йорка в 2004-м ему предлагали пост заместителя генсека. Когда спустя годы его об этом спросили, Лавров ответил: «Я всегда хотел говорить только за свою страну».

В 2004-м ему предлагали пост заместителя генсека ООН. Когда спустя годы его об этом спросили, Лавров ответил: «Я всегда хотел говорить только за свою страну».

За нее же он говорил с трибуны зала Генеральной ассамблеи и 27 сентября 2014 года.

– Сегодня все отчетливее просту­па­ет противоречие между потребностью в коллективных, партнерских дейст­виях <...> и стремлением ряда государств к доминированию, к возрождению архаичного­ блокового мышления, основан­ного на казарменной дисциплине и ущербной логике «свой – чужой».

Знающие и следящие за международной политикой слушатели, а таких было большинство в зале, понимали, о ком вел речь Лавров, читая по бумаге и лишь изредк­а отрывая от нее взгляд.

– Запад взял курс на «вертикальное структурирование человечества» под свои, далеко не безобидные стандарты. Провозгласив победу в холодной войн­е и наступление «конца истории», США и ЕС нацелились на расширение подконтроль­ного им геополитического пространства без учета баланса законных интересов всех народов Европы.

Лавров говорил о неспособности НАТО изменить свой «генетический код», заложенный в эпоху холодной вой­ны. Он вспомнил минские договоренности и российское участие в разрешении кризиса на Украине. «Россия готова и далее помогать продвижению политического урегулирования, – говорил министр. – <...> Но должно быть предельно ясно, что делаем мы это ради мира, спокойствия и благополучия украинского народа, а не для того, чтобы ублажать чьи-то амбиции. Абсолютно бесперспективны попытки оказывать давление на Россию, заставлять ее отказываться от своих ценностей, от правды и справедливости».

«Абсолютно бесперспективны попытки оказывать давление на Россию, заставлять ее отказываться от своих ценностей, от правды и справедливости».

Наконец министр сказал то, что от него ждали. Вкратце он изложил новую, неофициальную внешнеполитическую доктрину РФ, сформулированную в ап­рельской речи президента Путина по случаю присоединения Крыма к России:

– Необходимо честно сказать: никто не обладает монополией на истину, никому больше не под силу подгонять глобальные и региональные процессы под собственные нужды. <...> Конечно, кому-то придется ломать многовековые стереотипы, отказываться от претензий на вечную исключительность. Но другого пути нет.

Иными словами, Россия – вновь сила, с которой придется считаться.

Расставаясь с креслом постпреда в 2004 году, Лавров устроил вечеринку, на которую пригласил коллег-послов, журналистов, друзей и генерального секретаря. Его друг Андрей Терехов, работавший непосредственно в аппарате ООН, посвятил отбытию Лаврова из Нью-Йорка стихи:

Экипаж готов к полету,
Крепче сцепим звенья.
Посошок. Какой по счету?
Дай бог не последний!

Уезжая из Нью-Йорка после первой, длившейся семь лет, командировки при ООН в 1988 году, и сам Лавров написал стихотворение – плоды творчества прошлых лет он изредка публикует в журнале «Русский пионер».

Вот, набирая обороты,

Колеса замесили грязь,

Но словно сзади держит кто-то,

Не отпуская, навалясь.

В отдельном салоне министерского Ил-96 – единственном месте на борту, где воздух смешан с табачным дымом, – в очередной раз улетая из Нью-Йорка в сентябре 2014 года, Сергей Лавров снова писал, но уже не стихи. По старой привычке от руки он готовил отчет о проделанной работе.

Но и поэзию министр по сей день не забросил. Он играет на акустической гитаре и, по словам друзей, любит исполнять с хрипотцой, «под Высоцкого», как собственные песни...

Мы верим в то, о чем поем,
За что сражаемся и пьем,

...так и произведения других авторов. Его стихи и песни лишь в редких случаях доходят до широкой публики. А если и дойдут, будут сперва опробованы за столом, в узком кругу друзей. Уже не один десяток лет Сергей Лавров ведет борьбу с однокашником Тереховым, кто лучше напишет песню на заданную тему. Другой близкий друг министра, Юрий Кобаладзе, журналист-международник, генерал-майор Службы внешней разведки в отставке, обладатель могучего телосложения и блестящей лысой головы, ныне профессор МГИМО, выступает судьей в этой битве бардов. «Сначала я выслушаю Терехова и скажу ему, что написал он фуфло, а вот Лавров что-то дельное сочинил. Потом послушаю Лаврова и ему скажу, что его стихи никуда не годятся в сравнении с тереховскими». Оба – и Кобаладзе, и Терехов – каждый год получают от Лаврова аудиопозд­равления ко дню рождения. Терехов отвечает взаимностью, а Кобаладзе, так ­вышло, не поэт.
Многие из тех, кто входит в ближний круг Лаврова, – выпускники МГИМО 1972–1974 годов. С кем-то, как с послом России в Китае Андреем Денисовым и нынешним ректором МГИМО Анатолием Торкуновым, он познакомился «на стройотрядах», куда в студенческие годы каждое лето на два месяца отправлялся добровольно.

Здесь стройотрядные бойцы –
Мелиорации отцы,
С кем бороздили все концы
Сибирских далей...
С кем-то, как с Кобаладзе, друзьями они стали уже в зрелом возрасте.

Здесь споры с пеною у рта,
Что не с того гребем борта,
Что нет ответов ни черта
На все вопросы,
Что все – обман и лабуда,
Что снова рулим не туда
И что пора уж поезда
Пускать с откосов.
С Андреем Тереховым, окончившим университет в 1974 году, Лавров сдружилс­я в своей первой загранкомандировке на Шри-Ланке.

Здесь с кем на острове Цейлон
Мы под тропический циклон,
Под детский плач и женский стон
Писали «пулю»...
Двадцати двух лет от роду, только окончив институт, дипломированный «референт по странам Востока» Лавров отправился на остров Цейлон, ставший в мае того же, 1972 года Социалистической Республикой Шри-Ланка.

Советский дипкорпус в годы его пребывания на острове насчитывал всего двадцать пять человек. Главной обязанностью новоиспеченного атташе стал экономический анализ связей двух стран. Позже, в центральном аппарате МИД в Москве и в первую командировку в ООН, он также будет работать по ­экономической части. На Цейлоне же ему вскоре пришлось заняться совместительством – он стал переводчиком, а со временем и помощником посла ­Рафика Нишанова.

В Коломбо, столице острова, Лавров жил не один. Еще на третьем курсе института он женился на девушке Марии, которая сопровождала его в будущем во всех длительных командировках. Жена, рассказывают друзья семьи, во многом была и остается противоположностью мужу. Он – громкий, напористый, компанейский, упрямый. Она – тихая филологиня, покладистая и очень домашняя. Естественно, что именно на нее была возложена ответственность за дом на Цейлоне.

Еще на третьем курсе института Лавров женился на девушке Марии. Он – громкий, напористый, компанейский, упрямый. Она – тихая филологиня, покладистая и очень домашняя.

Лавровы сняли половину – в три комнаты – небольшого коттеджа с отдельным входом и верандой на Багателле-роуд. До советского посольства, располагавшегося в белом трехэтажном колониальном особняке, ходу было не больше пятнадцати минут; до моря – всего десять. В интервью журналу «Огонек» в 2010 году Лавров вспоминал: «Страна была так прекрасна с ее пляжами и высокогорными чайными плантациями, что легко верилось легенде: именно сюда попал Адам, изгнанный из Эдема».

В 1974 году на остров прибыл и Анд­рей Терехов. Он был рад встретить тут Лаврова. Хотя вместе они и не учились, но не знать его в МГИМО было ­невозможно – именно он был культоргом института, писал сценарии для капустников и сам принимал в них участие. Дождлив­ыми вечерами играя в преферанс на веранде Лавровых, молодые дипломаты сдружились. Оба любители спорта, они не упускали шанса сыграть в волейбол на спортивной площадке дипмиссии. И хотя дружба их крепка и сейчас, после того как в 1975 году Лавров покинул остров, вместе они больше не работали.

БИОГРАФИЯ СЕРГЕЯ ЛАВРОВА

● Родился в Москве 21 марта 1950 года.­

● В 1972 году окончил МГИМО.
● 1972–1976 – сотрудник посольства СССР в Шри-Ланке.
● 1976–1981 – третий, затем второй секретарь отдела международных экономических организаций МИД СССР.
● 1981–1988 – первый секретарь отдела, советник, затем старший советник Постоянного представительства СССР при ООН в Нью-Йорке.
● 1988–1992 – заместитель, затем первый заместитель начальника Управления международных экономических организаций.
● 1991–1992 – начальник Управления международных экономических организаций МИД СССР.
● 3 апреля 1992 года был назначен заместителем министра иностранных дел России.
● В 1993 году – заместитель председателя комиссии по участию России в международных организациях системы ООН и сопредседатель Межведомственной комиссии по координации участия Российской Федерации в миротворческой деятельности.
● 1994–2004 – постоянный предста­витель России при ООН.
● 9 марта 2004 года был назначен­ ­министром иностранных дел ­Российской Федерации. Был переназначен на этот пост в мае 2004 года, в 2008 и 2012 годах.

За следующие сорок лет Лавров завел множество приятелей. Он дружен с министром обороны Сергеем Шойгу, с которым бывает на охоте и играет в футбол в Филях. Со своим непосредственным начальником – президентом – поддерживает тесные, но, по заверениям знакомых министра, исключительно рабочие отношения. С мгимошниками же он последние двадцать лет ежегодно покорял на плотах реку Катунь на Алтае. Уже второй год министр не находит времени на недельный поход со старыми друзьями.

«Я вообще удивляюсь, как он этот график выдерживает. У него, конечно, и прозвище Лось, но я еще думаю, министрам какую-то специальную инъекцию делают».

– Он не изменился со времен института, – говорит Юрий Кобаладзе, сидя на кухне своего загородного дома в Переделкине, где у него в гостях нередко бы­вает Лавров. – И мне кажется, он себя ­специально контролирует в этом пла­не. Ему было бы легко сказать: ребята, да пошли вы все, я министр, не до вас. Он так не делает, он ценит эту дружбу. Ему звонишь иногда: мол, Сергей, мы собираемс­я у меня. Он сразу отвечает: «Так, я сейчас в Сочи с президентом, потом у меня Берлин, я прилетаю из Бер­лина в одиннадцать – давай я в одиннадцать тридцать заскочу?» Я вообще удивляюсь, как он этот график выдерживает. У него, конечно, и прозвище Лось, но я еще думаю, министрам какую-то специальную инъекцию делают, – сме­ется Кобаладзе.

Когда в Москве, Лавров встает примерно в­ семь. Он редко балует себя полноценным завтраком – чашки кофе хватает, чтобы протянуть до обеда. Его черный седан, в сопровождении автомобиля ДПС пробившись через пробки, оказывается на заднем дворе высотки МИД около девяти. Оттуд­а на «министерском» лифте Лавров поднимается в свой кабинет на седьмой этаж. В приемной его уже ждет заведующий секретариатом Сергей Бутин. Тихий и всегда сосредоточенный мужчина пятидесяти лет в очках, которого Лавров называет просто – Сережа. Бутин докладыва­ет руководителю о поступивших звонках, документах и запросах.

Министр иностранных дел – человек организации. Он работает по принципу «пустого стола». Утром на этом массивном, буквой Т алтаре международной политики не найдется ни одной бумаги с вечера. Сам же просторный кабинет Лаврова, с диванами, картинами, стеллажами, заваленными книгами, и дюжиной стульев для участников совещаний, пребывает, как правило, в беспорядке. Тут найдется место футбольному мячу, футболке с принтом и пакетам с подарками. Тут нет компьютера. Лаврову он не нужен. Но у министра есть iPad, подаренный ему друзьями несколько лет назад. С него он читает прессу.

В кабинете нет компьютера. Лаврову он не нужен. Но у министра есть iPad, подаренный ему друзьями несколько лет назад. С него он читает прессу.

Если вечером смотреть на высотку МИД со Смоленской площади, когда большинство огней офисных зданий и са­мого министерства потушены, а небо над городом темнеет, вы нередко увидите ряд горящих желтым светом окон седьмого этажа. Если Лавров в Москве, он не покинет своих владений, пока с его сто­ла, где за день встреч скопились ­бумаги, не уйдет последний документ. Когда город спит, но окна все равно горят – это министр, вернувшись поздно вечером из командировки, не заезжая домой, решил начать рабочий день с ночи. Разобра­в дела, он все-таки отправится домой поспать. Вернувшись в кабинет, Лавров снова будет встречен Бутиным, который, как и начальник, позволяет себе ходить по седьмому этажу без пиджака. Он ­доложит министру, кто звонил и кто еще позвонит.

Последнюю пару лет чаще других коллег Лаврова дисковые аппараты седьмого этажа тревожит госсекретарь США Джон Керри. В начале октября 2014 года он снова звонил, чтобы предложить ­Лаврову встретиться в Париже, куда оба министра намеревались лететь для переговоров с французским коллегой Лораном Фабиусом. Лавров согласилс­я, и 14 октября Ил-96 снова был поднят в воздух.

Когда стало известно о встрече в Париже, ходили разговоры, что на переговорах будет поднят вопрос о снятии санкций с России. Момент, казалось, был благоприятным. Минские мирные договоренности хотя и не на всей протяженности фронта и не всеми, но худо-бедно соблюдались. Людей стало гибнуть меньше. Большая часть российских войск­, стоявших на границе с Украиной с марта и тем вызывавших раздражение Вашингтона, была отозвана. Напряжение ослабло между Россией и США, тем более что близились к концу переговоры по иранской ядерной программе, где в лице Керри и Лаврова США и Россия играли не последнюю роль. Без кооперации в этом деле было никак.

Рассказывают, когда весной 2013 года Лавров узнал о назначении Джона Керри на пост госсекретаря, он не скрывал радости. В дипломатии в отличие от своей предшественницы Хиллари Клинтон Керри не был новичком. Двадцать пять лет он «отслужил» в Сенатском комитете по внешней политике, пять из которых ее председателем. Его курс еще на этом посту отличала решимость говорить с традиционными «врагами» США. Он не брезговал общением с Каддафи, Асадом и иранскими властями. Керри активно включился в процесс урегулирования арабо-израильского конфликта. Американская пресса писала о «шоу одного актера», а когда Керри стал госсекретарем, его, не без восхищения, продолжили критиковать. Говорили, он взял ношу не по силам. Писали, Керри ведет себя так, будто вся внешняя политика США сошлась только на нем и без его участия не может обойтись ни одно хоть сколько-нибудь значимое событие. С таким человеком Лавров мог найти общий язык. После того как в сентябре 2013 года у бассейна женевского отеля Continental они подписали план об уничтожении сирийского химического арсенала, пресса по обе стороны Атлантики стала называть их друзьями.

Несмотря на беспощадный ритм министра, вы никогда не увидите его в мятом пиджаке или мешковатых брюках. Его темные однотонные костюмы подогнаны по размеру. Рубашки глаже казахской степи, а узел галстука выверен с математической точностью. Из обуви он предпочитает черные броги или окс­форды, начищенные до блеска. Он несет свой костюм как униформу. Прямая спина, пиджак всегда застегнут на верхнюю пуговицу. Ему известен каждый шов его блейзера, каждый изгиб кожи любимых ботинок. Так носят одежду те, кто сам ее выбрал. Министр безупречен. И того же он требует от подчиненных.

Несмотря на беспощадный ритм министра, вы никогда не увидите его в мятом пиджаке или мешковатых брюках. Его темные однотонные костюмы подогнаны по размеру. Рубашки глаже казахской степи, а узел галстука выверен с математической точностью.

Но во время полета, под убаюкивающее гудение четырех двигателей Ил‑96, он дает расслабиться и себе, и членам делегации. Если перелет длительный, Лавров может выпить пару порций «регулярного» Black Label. Он облачится в тренировочные брюки, черные кожаные тапочки и футболк­у. Покинет отдельный салон с кроватью и рабочим столом и последние перед снижением минуты проведет в обществе журналистов в хвостовой части борта.

К ним же он вышел, стоило самолету пересечь воздушное пространство Франции 14 октября. Было видно – Лавров в отличном настроении. Он улыбался, и яркости его образу добавляла оранжевая футболка. На ней были изображены две человеческие фигуры. Одна, в цветах российского флага, была позади стоящей на четвереньках фигуры, раскрашенной в цвета флага американского. Позы говорили за себя, но для непонятливых была надпись: «Я – человечки – ваши санкции».

– Подарок, – улыбнулся Лавров журналистам, заметив их устремленные на футболку взгляды. Разговор с прессой он завел о визите, мешающих налаживанию диалога между США и Россией «ястребах Сената» и в целом об отношениях двух стран.

– Американцы вечно чего-то хотят от России, – говорил министр. – То убедить ополченцев вернуть границу Киеву, то сдать Асада. Они говорят: «Давайте сотрудничать по «Исламскому государству». – «Хорошо, давайте». – «А давайте поговорим по ПРО». – «Ой, нет, это мы обсуждать не будем».

Как и Керри, Обама думает о том, какой след оставит в истории. Он занял президентское кресло с миротворческой программой, и ему будет не по душе, если в учебниках о нем напишут как о президенте, при котором отношения с Россией откатились на двадцать пять лет назад. И именно поэтому в этом году министр­ы двух стран встречались уже в тринадцатый раз. И третий – в Париже.

Самолет Лаврова приземлился на полосу­ спецтерминала аэропорта Шарля де Голля около двух пополудни. К тому моменту Лавров снова облачился в униформу – темно-серый костюм, черешневый галстук. В запасе был еще час, и министр решил провести его в отеле­.

В тот день над Парижем облака не задерживались. Редкие деревья желтизной напоминали, что на дворе октябрь, а зеленые газоны радовали глаз. Журналисты и делегаты сбросили осенние куртки и пальто и в кортеже министра направились к резиденции американского посла.

Черный Mercedes Лаврова, сделав крутой вираж на гравийной подъездной дорожке, остановился у крыльца резиденции. Керри, скрестив ладони на уровне живота, уже ждал министра у дверей. Высокий. Копна седых волос. Воротничок белой оксфордской рубашки повязан персикового цвета галстуком. В петлице темно-синего пиджака блестел значок с флагом США.

– Сергей, – сказал Керри, протягивая руку поднимающемуся по ступенькам министру.

– Джон, – ответил Лавров, пожав руку госсекретаря.

Оба выглядели задумчиво и даже чересчур серьезно. Но в холле, когда­ щелчки фотоаппаратов заглушили и журчание внутреннего фонтана, и сло­ва министров, они преобразились. Лав­ров широко улыбался. Керри чуть сдержаннее. Он что-то сказал на ухо министру и, взяв его под руку, вместо зала переговоров увел в сад на заднем дворе особняка.

Неспешно они шли по лужайке вглубь сада. Керри отчаянно жестикулировал правой рукой, а левую, как и Лавров, дер­жал в кармане брюк. В тени векового дуба министры уселись на деревянную скамью. Там они остались наедине.

За последние два года эти прогулки стали традицией. Мария Захарова, заместитель директора Департамента информации и печати МИД, называет их «моментом интима» двух министров. Она уверяет: это единственное время, когда Керри говорит с Лавровым, не беря в расчет своих советников. Именно там, на женевских, лондонских и парижских лужайках, министры могут быть откро­венны друг с другом. Но на это у них обычно не более получаса.

Стоило министрам сесть за стол переговоров, как российские журналисты были вывезены в МИД Франции, готовиться к встрече с Лораном Фабиусом. Американские же скучали в зале, где Керри по итогам встречи собирался дать пресс-конференцию.

– Ты был чисто выбрит, когда все начиналось, – шутил над темнокожим охранником Керри один из журналистов американского пула.

В ответ тот мученически закатывал глаза. Переговоры шли уже четвертый час. 

Ровно в семь вечера министры вновь появились на заднем крыльце резиденции. Глядя в сад, они о чем-то тихо и дружелюбно беседовали. Смеркалось, и очертания скамьи, на которой они си­дели днем, терялись в вечерней мгле.

Из внутреннего кармана пиджака Лавров извлек сигарету. Похлопав себя по пиджаку и брюкам, он обнаружил, что у него нет зажигалки. Стоявший неподалеку от министров журналист по цепочке сотрудников ЦРУ передал министру спички. С первого раза прикурив, Лавров вернул коробок.

Делая первую затяжку и расстегивая пиджак, он присел на кованый стул спиной к саду и лицом к Керри.

– Я еще и рыбачить люблю! – донеслись до журналиста слова министра. Керри ответил очень тихо.

Вскоре Лаврову потребовалась и пепельница, которую он спросил, поднявшись из-за стола и открыв дверь в резиденцию. С лица Керри в это время не сходила мина учтивого разочарования. Ему, казалось, было досадно, оттого что Лаврову пришлось самому себе услуживать.

Вскоре Лаврову потребовалась и пепельница, которую он спросил, поднявшись из-за стола и открыв дверь в резиденцию. С лица Керри в это время не сходила мина учтивого разочарования. Ему, казалось, было досадно, оттого что Лаврову пришлось самому себе услуживать.

Так министры сидели и разговаривали о чем-то. Ноги Керри далеко вытянул под стол. Лавров свои скрестил под стулом. Журналисты из зала наблюдали за ними через стеклянные двери. Это, очевидно, не устраивало сотрудников Госдепартамента, и вскоре окна и двери, ведущие в сад, они завесили темно-синими бархатными гардинами.

Прошло еще минут двадцать, и в зале появилась девушка из свиты Керри. На выдохе, по-театральному манерно разведя руки в стороны, она объявила журналистам:

– Он уехал. Лавров уехал.

До конца года они встретились еще дважды. В Пекине и Базеле на Совете министров иностранных дел стран ОБСЕ, где только лентяи и отъявленные союзники не обвиняли Россию во вторжении на Украину. Лавров же и Керри неизменно шутили, справлялись о делах друг друга, а на пресс-конференциях в итоге заявляли о том, что позиции их стран расходятся по большому счету во всем. В их рукопожатиях и смехе была искренность. Они действительно нравятся друг другу. Оба представители одного поколения, оба закаленные в боях дипломаты, готовые вести диалог с кем угодно. Чем-то они напоминали братающихся в перерыве между атаками солдат Первой мировой. Оба исполняют приказы и оба, кажется, не всегда ­понимают, за что, собственно, воюют. То есть каждый из них за свою страну, это понятно. Но вопрос – зачем друг с другом? Официальный ответ Лаврова­ неизменен и сводится к формуле: США больше не доминирующая сила, мир многополярен, и один из его полюсов – Россия, которой не обязательно держать отчет перед Западом. Ответ же Керри более расплывчат, и если просто – он в принци­пе за мир во всем мире, процветание и спокойствие. Но, как говорит Лавров, Джон вообще романтик.

Лавров и Керри действительно нравятся друг другу. Оба представители одного поколения, оба закаленные в боях дипломаты, готовые вести диалог с кем угодно.

Я сопровождал Лаврова в нескольких поездках. В Судане на конференции Лиги арабских государств с участием России министра встречали баннеры с его улыбающимся портретом. Позже, в предрождественском Базеле, несмотря на накаленную обстановку в зале пленарных заседаний, я видел, как Лавров, проводя за день десятки переговоров, каждые начинал дружеской беседой с коллегой.

Базель вообще напоминал театр абсурда. Вот Федерика Могерини, Высокий представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности (считай, общеевропейский министр иностранных дел), в зале обвиняет Россию во вторжении на Украину. И вот она же улыбается Лаврову в переговорной комнате. Он осведомляется о ее делах и тут же делает комплимент: «Вы прекрасно выглядите». Могерини даже чуть краснеет. А вот Лавров с Керри смеются над сотрудниками Госдепартамента, забывшими внести в переговорную американский флаг. За десять минут до этого госсекретарь разоблачал Россию в своем выступлении, говоря о сотнях убитых на Украине российских солдат. Что интересно, именно к Лаврову приходили коллеги-министры. Сам он в их переговорных не показывался. Он пропустил и ужин для глав делегаций, который давали под конец первого дня форума. Тем вечером он остался в номере, чтобы посмотреть по телевизору, как его любимый «Спартак» сыграет вничью с «Ростовом».

Для меня загадкой на протяжении этих поездок оставалась мотивация Лаврова. Зачем изматывать себя? Зачем мерзнуть на концерте школьного оркестра в Норвегии? Зачем произносить одни и те же речи, выслушивать упреки в свой адрес и трястись на суданском, зимбабвийском или венесуэльском бездорожье? Ему шестьдесят пять, он достиг вершины в своем деле, все и всем доказал. К чему все это? В Судане, поспав ночью лишь три часа, весь день он провел на конференции и в переговорах. Из наушников местные переводчики, не справляясь со скоростью спикеров, говоривших по-арабски, несли откровенную чушь. Понять, о чем речь, невозможно. Жара. Министр опаздывает в Базель. Наконец визит окончен, вещи загружены в машины, и кортеж на безумной скорости уносится с берегов Нила на окраину города, в аэропорт. Лавров, как обычно, на заднем сиденье автомобиля читает документы. Подпрыгивая на пригорке, кортеж врывается на летное поле и, приближаясь к готовому ко взлету самолету министра, сбавляет скорость. Лавров отрывает взгляд от бумаг и говорит водителю: «Почему мы здесь? Нас же ждут в университете. Мы обещали. Значит, должны быть». Кортеж разворачивается, охрана на КПП, еле успевая открыть ворота, недоумевает. Через десять минут, под бой барабанов и визг рожков, минист­р разрезает ленту, открывая в Хартумском университете кабинет русского языка.

Мой вариант ответа: потому что он должен. Ведь так вышло, что Лавров – дирижер симфонии внешней политики России. Чтобы оркестр звучал ­слаженно, министр обязан уделять внимание каждой инструментальной группе. Он патриот и всеми доступными ему средствами исполняет свой долг. А если вам не по душе мелодия, то и спрашивать нужно с композитора, но никак не с дирижера. Ведь что Лавров? Он работает с тем, что есть.

Так вышло, что Лавров – дирижер симфонии внешней политики России. Чтобы оркестр звучал ­слаженно, министр обязан уделять внимание каждой инструментальной группе.

Подтверждение тому я нашел 3 февраля, возвращаясь из Пекина, где Лаврову среди прочего была оказана президентска­я честь – его принял лидер Китая Си Цзиньпин.

Выйдя к журналистам в самолете, усталый, чуть сутулый, но улыбающийся министр сказал:
– Ну что, поздравляю с прорывом международной изоляции.

Долг Лаврова – быть там и говорить с тем, кто слышит. Сейчас Россию лучше Запада слышит Восток.

Спустя три дня после возвращения из Пекина Сергей Лавров, оставив в Москве лидеров России, Германии и Франции решать вопрос о перемирии на Украине, отправился в Мюнхен на ежегодную конференцию по безопасности.

В своей книге «Долг» бывший секретарь госбезопасности США Роберт Гейтс описал конференцию как «невероятно утомительное сборище». В этом году Мария­ Захарова, постоянный спутник Лаврова в его поездках, в своем Instagram охарактеризовала событие иначе: «Конференция «Кто сильнее пхнет Россию».

Хотя круг тем съезда был обширен, в первую очередь высоких делегатов – а среди них было более двадцати глав государств и шестидесяти министров – интересовал украинский кризис. И именно российская в нем роль. Конференция 2015 обещала быть непростой для министра Лаврова, который весь прошедший год по сути в одиночку парировал выпады со стороны «наших партнеров». Этим он занимался и в Мюнхене 7 февраля.

Это была дежурная речь Лаврова – оборона через атаку: вы говорите «Рос­сия напортачила», мы говорим «вы сами не без греха». Вы говорите «Украина», мы говорим «Югославия, Ирак, Ливия». Мир, заканчивал свою речь министр, находится на крутом переломе, и конфликты в международных отношения суть «родовые муки» нового мироустройства.

Пока модератор дискуссии Вольфганг Ишингер подготавливал аудиторию к диалогу, Лавров успел кому-то в зале улыбнуться и подать приветственный жест рукой. Игорю Иванову он даже иг­риво подмигнул. Широко расставив руки и уперев локти в подлокотники, министр выглядел довольным и уверенным в себе.

– Сейчас говорят: «Урегулируем украинский кризис, и вся система безопасности и стабильности сама собой начнет работать». Все совсем наоборот. – Отвечал Лавров редактору Die Zeit Йозефу Йоффе, когда пришла очередь вопросов. Тот спросил: «Чем провинились украинцы, что вы им мстите за грехи американцев?» – Урегулировать кризис надо, это первейший приоритет, но мы не можем закрывать глаза на то, что все договоренности, заключенные по окончании холодной вой­ны, не соблюдаются. У нас нет никакого желания кому-то мстить, тем более за чей-то счет.

Следующие вопросы, а скорее обвинительные утверждения со знаком вопроса, Лавров парировал без труда. И последнее такое заявление предстояло сделать грузному депутату Европарламента Эльмару Броку.

– Herr Minister... – начал он, поднявшись с места и так же, как и Ишингер, сжимая листок с подсказками – заготовкой своего вопроса. Расслышать продолжение было невозможно, так как Брок говорил без микрофона.

– Возьмите микрофон, – тоном учителя, поймавшего ученика на глупости, сказал Ишингер.

– Господин министр, я по-немец­ки ­задам вопрос, – сказал депутат по‑английски уже в микрофон. Лавров, найдя рядом с собой наушники, приго­товился слушать.

– Господин министр, я согласен... – громом прокатилось по залу. Брок сам был удивлен, сколько шума произвел. Он взглянул на микрофон, выждал несколько мгновений, давая возможность техникам настроить звук, и продолжил (столь же громко, так как техники ничего­ не исправили): – Министр, я согласен с вами в том, что за последние два­дцать пять лет не все было совершенно. У нас было много разногласий с Россией. Но я считаю, что мы создали такую схему в Европе, которая обеспечивает территори­альную целостность и суверенитет государств. Оба эти принципа были нарушены, и мы должны признать, что Россия сейчас является стороной конфликта на Украине. <...> Мы считаем, что не было переворота, была договоренность с Януковичем, одобренная парламентским большинством. Состоялись выборы, на которых восемьдесят процентов проголосовало за европейский курс. Националисты, коммунисты и фашисты получили два-три процента голосов. Вот какова реальная ситуация на Украине.

Под жидкие аплодисменты, все более распаляясь, Брок продолжил, в такт своим словам размахивая бумажкой вверх-вниз.

– В ХХI веке не должно быть оснований для нарушения принципов суверенитета и территориальной целостности, закрепленных в Хельсинки. Принцип суверените­та заключается в том, что каждый народ, в том числе украинцы, имеет право самостоятельно определять, с какой страной заключать торговые соглашения. Если соседнее государство пытается контролировать этот выбор – это возврат к старой политике и нарушение принципа суверенитета.

Снова в зале раздались аплодисменты. Лавров снял наушники, выждал паузу и начал:

– Я уверен, что будет хороший сюжет для телевидения... – министр прикрыл кулаком рот, откашлялся и спокойно, даже задумчиво продолжил: – Знаете, есть международные правила, которые действительно иногда трактуются по-разному, различные действия получают интерпретацию, порой прямо противоположную. В Крыму произошло то, что предусмотрено Уставом ООН – самоопределение. В Уставе есть несколько принципов, и право наций на самоопределение стоит на ключевом месте...

Неожиданно справа от Лаврова, там, где в зале сидел Брок, раздался дружный саркастический смех. Министр, до того обращавшийся ко всей аудитории, повернулся в сторону смеющихся и попросил:

– Одну секундочку. – Кто-то из них все же не унимался, и Лавров чуть повысил голос: – Да вы почитайте Устав! Территориальная целостность, суверенитет обязаны уважаться, и Генеральная ­ассамблея принимала декларацию...

Пара весельчаков снова не сдержалась. Тут и сам министр нервно усмехнулся: – Ну, может, смешно, я не знаю... Мне тоже было смешно, но я сдерживался. <...> По вашим словам, в Киеве произошло всего-то-навсего выполнение соглашения, которое подписал президент Янукович, так как там были проведены выборы. Во-первых, на следующий день после подписания того соглашения, независимо от местонахождения Януковича (а он находился на Украине), были атакованы его резиденция, здание администрации президента, здания правительства в дополнение к тому, сколько зданий и людей сожгли на майдане за предыдущий период. <...> Происходившее тогда на Украине видели в Крыму. <...> Они провели референдум о своей независимости и затем о присоединении к России. В Косов­о не было никакого референдума, а президент Обама недавно сказал, что Косово – это образцовый случай, потому что там люди проголосовали на референдуме. Референдума там не было. Как и многих других... референдумов.

Последнее слово министр выговорил как-то неуверенно. Мгновение он мешкал, но потом резко продолжил:

– Объединение Германии происходило без всякого референдума, и мы были активными сторонниками этого. И когда Вторая мировая война закончилась, если вы помните, Советский...

Теперь уже большая часть зала извергала на Лаврова недовольство. Министр, повысив голос, попытался закончить мысль – «...Советский Союз выступал против раздела Германии...» – но деле­гаты не слушали его. Послышались «бу-у-у». Решив дождаться своей очереди, Лавров умолк. Когда наконец зал утих, он продолжил.

– Хорошо, спасибо. – Министр кивнул, глядя в пол. – <...> Мы с вами, господин Брок, давно общаемся. Вы даже в Москву приезжали. Поэтому мой ответ очень прост. Если вы хотите произносить гневные речи, которые будут подкреплять ваши позиции в политике, в Европарламенте, это одно, если же хотите разговаривать, то давайте сядем и переподтвердим все хельсинкские принципы, посмотрим, почему в одних случаях вы не считаете, что они нарушались, а в других – считаете, что так оно и было. <...> Мы все это можем обсуждать, если вы действительно хотите понять нашу позицию и чем мы руководствовались. Об этом многократно говорил президент Путин. Можно, конечно, над этим смеяться... – Лавров сделал паузу. – Ну, тогда просто кто-то от этого получит удовольствие, – министр улыбнулся. – Смех тоже, говорят, продлевает жизнь. Спасибо большое.

Аплодисментов сперва не последовало, а грустный Ишингер только сказал:

– Мы тут обсуждаем дела совсем несмешные.

Но когда Лавров встал, чтобы пожать ему руку и покинуть зал, нестройно аудитория все же хлопала министру.

Позже, в Москве, один из журналистов пула Лаврова, Елена Черненко из «Коммерсанта», решила узнать, над чем смеялись недовольные делегаты. Прослушав перевод, она обнаружила, что на обоих языках речь министра исказили. На немецком выходило, что Лавров высказывал претензию к факту объединения Германии, а на английском – заверял собравшихся в том, что СССР все время выступал за ее объединение, что, если верить истории, было совсем не так.

Но 7 февраля Лавров еще не знал об открытии Черненко. Был ли министр расстроен или зол, но он продолжил работу. Снова пошли одна за другой встречи. Снова он общался с коллегами один на один.

Последним в тот день российский салон посетил Джон Керри. В этом году министры встречались впервые.

Обходя длинный стол, так чтобы оказаться напротив Лаврова, госсекретарь решил поделиться с коллегой радостной новостью:

– Можешь меня поздравить. Я снова дедушка!

Лавров поздравил Керри. У самого министра с заставки телефона не сходят фото дочери и двух внуков.

Очередные переговоры начинались. Госсекретарь и министр иностранных дел усаживались друг напротив друга.

– И поздравляю с победой, – уже из-за стола вдруг сказал Лавров. Российский министр вспомнил о разыгранном накануне кубке Национальной футбольной лиги, в котором любимая команда Керри «Патриоты Новой Англии» победила «Морских ястребов Сиэтла». – Джон, мы всегда рады, когда патриоты берут верх над ястребами.

В серьезном тоне Лаврова сквозила ирония. Несомненно, это была аллегория на «ястребов Сената», о которых ­частенько в своих выступлениях упоминал министр. Сейчас он не скрывал улыбки.

Керри, садясь напротив коллеги, медлил с ответом.

– Хм, – произнес он наконец. – Никогда не думал об этом в подобном ключе. Не сомневаюсь, вы и об этом подумали.