30 июня в Москве в Центре международной торговли прошла прямая линия с президентом России Владимиром Путиным, на которой выяснилось много подробностей, мимо которых не прошел специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, обративший внимание, к примеру, на одну: после отставки президент даже не думает работать. И правда, а зачем?
Действие прямой линии разворачивалось, как можно было понять из декораций (например, эскалатора, попадающегося на глаза из каждой, казалось, точки съемки камер, которые фиксировали работу волонтеров, принимающих сообщения граждан), прямо в маленьком и не очень уютном холле конгресс-центра, где обычно с участием Владимира Путина проходят форумы ВТБ и большая пресс-конференция президента России.
И пока вопросов было больше, чем ответов (кардинально ситуация не изменилась даже к концу прямой линии).
К исходу первого часа все, кто смотрел прямую линию в прямом эфире, начали жаловаться на то, что она фактически сорвана постоянными отключениями звука, плохой связью с регионами и т. д. Особенно страдали (в смысле радовались) Telegram-каналы, у которых такой проблемы и быть не может.
На самом деле перебои со связью, уверен, шли на пользу прямой линии: прежде всего они демонстрировали, что она не кривая. Все было то есть как в жизни, то есть в нее и в то, что на ней творилось и говорилось, верилось. А разве не такой исход следовало считать главным в этом мероприятии?
Обращали на себя внимание ведущие. Это были одни девушки. Ни одного юноши (или хотя бы похожего на него) с микрофоном в холле замечено не было.
Получилось так, судя по информации “Ъ”, случайно — об этом просто не подумали. Да, конечно, Екатерина Березовская и Наиля Аскер-заде по обе руки от президента стали плодом тяжких размышлений организаторов, но вот остальные ведущие, «на ногах», бродившие по залу, Татьяна Ремезова и Наталия Юрьева, оказались девушками довольно случайно. То есть так могло и не быть.
Екатерина Березовская и Наиля Аскер-заде, предупредив телезрителей, что на этот раз формат мероприятия изменился: «Сегодня главное — это прямое общение; только президент и граждане, что называется, без лишних посредников»,— надолго завладели вниманием Владимира Путина.
— Конечно, больше всего всех волнует очередная волна коронавируса. Появляются новые мутации, люди хотят знать: где четкие правила? Почему у нас вакцинация объявлялась вроде как добровольной, но теперь в Москве и в ряде других регионов две трети работающих в определенных сферах обязаны вакцинироваться? Почему массовые мероприятия вроде как под запретом, но чемпионат Euro 2020 проводить можно? Как сделать так, чтобы и губернаторы, и чиновники, и простые граждане понимали, где вот эти четкие правила?..
— Ничего проще нет,— безмятежно отвечал Владимир Путин.— Что касается соревнований по футболу Euro 2021, то здесь, конечно, прежде всего мы вынуждены были исполнять обязательства, которые взяло на себя государство по организации этих крупных спортивных мероприятий. А в целом нет ничего проще — понять, что в этой сфере происходит. Нужно только посмотреть в норму закона! Я в свое время говорил, как вы помните, о том, что я не поддерживаю обязательную вакцинацию, и продолжаю придерживаться этой же точки зрения.
Это была важная оговорка. Но сделана она была, как выяснилось, прежде всего для того, чтобы объяснить, почему вакцинация в конце концов все же станет обязательной.
— Надо посмотреть закон, по-моему, 1998 года, где говорится об иммунной защите населения,— пожал плечами Владимир Путин.— Там две основные составляющие — это общенациональный календарь прививок, и он является обязательным, и вот это обязательная вакцинация. Были предложения коллег перевести вакцинацию против ковидной инфекции в этот раздел национальных прививок, национального плана. Но депутаты Государственной думы не поддержали, поэтому в этот раздел национального плана вакцинации вакцинация против COVID не попала и не является обязательной в общенациональном плане.
Подробности были интересны, видно было, что версия выстраивалась тщательно и с применением такой тяжелой артиллерии, как национальный план вакцинации и голосование депутатов Госдумы.
— Вместе с тем вторая составляющая этого закона говорит о том, что в случае подъема заболеваемости,— продолжил президент о том, что, собственно говоря, и имело значение,— в случае эпидемии в отдельных регионах Российской Федерации по рекомендации главных санитарных врачей руководители регионов имеют право вводить обязательную вакцинацию для отдельных категорий граждан, особенно из групп риска. Именно этой нормой закона в десяти субъектах Российской Федерации руководители воспользовались и ввели обязательную вакцинацию для отдельных категорий из так называемых, повторяю, групп риска. Это в рамках закона еще 1998 года.
То есть он-то совсем уж ни при чем. Где, в самом деле, он и где закон 1998 года?
— Поэтому,— констатировал президент,— никакой неразберихи здесь в России нет, все действуют в рамках закона, о котором я только что сказал.
— Но общероссийского локдауна не будет? — с тревогой в голосе спрашивала Наиля Аскер-заде.
— Это другой вопрос…— объяснял Владимир Путин и давал понять, что если граждане добровольно провакцинируются, то и не будет.
— У нас четыре вакцины, они высокотехнологичные, безопасные и весьма эффективные (ну и какие еще есть хорошие прилагательные, способные описать российские вакцины? — А. К.)! Поэтому надеюсь, что предубеждение у некоторых наших граждан будет проходить по мере того, как вакцинация будет продолжаться! Сейчас свыше 20 млн… 23 млн, по-моему… уже вакцинированы. Как видим, все у нас в порядке, и, слава богу, у нас нет таких трагических ситуаций после вакцинации, как после применения AstraZeneca или Pfizer!
Екатерина Березовская, своим свежим и даже цветущим видом словно олицетворявшая идею одной только не сравнимой ни с чем в мире пользы от вакцинации (позже выяснилось, что все-таки от переболения COVID), задала, цитируя вроде чужую SMS, очень личный вопрос:
— Владимир Владимирович, мы знаем все, что вы на своем личном примере знаете, что такое вакцина, и всей стране этот пример подали. Тем не менее есть у нас вопрос. Я, если позволите, процитирую SMS, которое к нам пришло: «Скажите правду: президент сделал прививку или нет? Почему видео не показали?». И еще спрашивают, какой вакциной вы привились…
И первая мысль была: похоже, не очень хорошо идет одна из вакцин. Оставалось узнать, какая именно. Хотя было примерно ясно: та, которой произвели больше всего.
— Меня,— кивнул президент,— действительно просили не говорить о том, какой вакциной прививаюсь, чтобы не создавать каких-то конкурентных преимуществ одной вакцины перед другой. Но я вижу, что вопросов действительно очень много. По поводу видео. Я не думаю, что это так уж важно — показать видео. А если бы делали прививку не в руку, а в другое место, тоже надо было бы показать видео?
Тут все сомнения, почему не показали, должны были, видимо, отпасть сами собой.
— Я надеюсь, что в большинстве своем граждане страны понимают, что если я сказал, что прививку сделал, то так оно и есть,— добавил президент.— На таком уровне, мне кажется, люди не занимаются мелким жульничеством.
Это было лишнее, так как неизбежно сразу появлялся вопрос: а каким же жульничеством занимаются люди на таком уровне?
— Что касается меня,— продолжил Владимир Путин,— то тогда, когда я делал, это в феврале, что ли, было… У нас в гражданском обороте были две, по сути,— это «ЭпиВакКорона» новосибирского центра «Вектор» и «Спутник V», как известно. Они обе хорошие… Конечно, я мог сделать любую из них. Вы знаете, как ни покажется странным, особенно я с врачами-то даже не советовался, я смотрел по своим знакомым, кто что делает. Они, повторяю, обе хорошие, современные. Векторовская вакцина вообще синтетическая, как говорят, она продвинутая. Но, как мне показалось по своим знакомым,— может быть, это лишнее, но тем не менее расскажу, чем я руководствовался,— все-таки действует она поменьше по времени, хотя у нее есть свои преимущества: после нее вообще никаких побочных явлений, в том числе даже подъема температуры, нет никаких других побочных факторов!
Судя по тому, как Владимир Путин хвалил вакцину «Вектора», было ясно: укололся он не ею.
— Но я все-таки исходил из того,— договорил он,— что мне нужно быть защищенным как можно дольше, и принял для себя решение привиться «Вектором»… Э-э… Привился «Спутником V», тем более что вооруженные силы у нас прививаются «Спутником V», а я все-таки верховный главнокомандующий…
«Уж не по Фрейду ли была оговорочка?..» — сразу посыпались мне на телефон сообщения коллег.
Все-таки решили дать полный ход «Спутнику V».
Тем более что господин Путин добавил:
— После первого укола вообще ничего не чувствовал, где-то часа через четыре в месте укола небольшая чувствительность появилась. После второго я, сделав в 12 часов дня, в 12 часов ночи измерил температуру, температура была 37,2. Лег спать, проснулся — 36,6. Все! И через сколько-то дней… дней 20, что ли… прошло — взяли кровь. Посмотрели результаты — высокий уровень защиты! И вам рекомендую!
Он посмотрел на Екатерину Березовскую. Он хотел с ней поговорить.
— А вы, кстати, сделали? — спросил президент.
— Вы знаете, нет,— призналась она с таким видом, как будто в чем-то кому-то отказала.— Я не так давно переболела, мне еще рано. Ведь Минздрав у нас уже дал рекомендации не так давно, как быть переболевшим, как поступать с прививкой. Если я не ошибаюсь, то ли полгода, то ли 12 месяцев нужно подождать, пока есть некая естественная защита.
Полгода, если что. Потом никуда не пустят, даже, может, на прямую линию.
— Значит, осенью,— качнула головой Екатерина Березовская.
— А болели как, легко? — продолжал допытываться Владимир Путин.
Некоторое время тому назад он так же пристрастно пытал корреспондента телеканала «Звезда», так что все было нормально.
— Да, можно сказать, легко,— разговорилась Екатерина Березовская, четверть часа назад рассказывавшая про особенности формата именно этой прямой линии: никаких посредников, только граждане и президент.— Но, видя ту картину, к сожалению, которую мы наблюдаем и в новостях, и в интернете,— страшно смотреть, очень часто…
— Люди сталкиваются как раз с инфекцией даже после прививок — примерно 10% тоже заболевают…— с сожалением кивнул президент.— Но болезнь проходит легко и без последствий — вот что важно! Вот это самое главное, наверное!
— Послушав вас, сейчас, конечно, многие побегут делать прививку «Спутник V»,— вступила в разговор Наиля Аскер-заде (конечно, на это и был расчет.— А. К.). Но не все! Ведь люди не идут вакцинироваться не просто так: есть вопросы к эффективности вакцин. Защищают ли они от новых штаммов? Вы, наверное, знаете о том, что болеют же и после прививок, причем многие.
— Я только что об этом сказал — 10% примерно,— снова пояснил президент.— Но это в среднем 10%… Я встречался недавно, как вы знаете, в Кремле мы проводили награждение медалями, звездами Героев Труда и госпремиями наших ученых, в том числе тех, которые изобрели вакцину. Я еще раз повторю то, что я от них слышу, они выступают постоянно: болезнь может тяжело протекать, еще хуже — последствия, отдаленные последствия. Об этом нужно обязательно думать!
Ну как еще он мог объяснить, что надо делать прививку? Чем мог увлечь?
Владимир Путин и антипрививочников не делал изгоями. Это были, кажется, по его представлению, люди, недопонимающие жизнь: «Когда вакцинация идет широким фронтом против основных инфекций, вроде все становится нормально и нет необходимости, люди считают, прививаться: "Чего прививаться? Никто и так не болеет почти что"».
Они обсудили вопросы реабилитации после COVID, и им по-прежнему, казалось, больше никто не нужен на этой прямой линии:
— По сути, ведь реабилитации в России, вообще, как такого фактора оздоровления людей после перенесенных заболеваний фактически не было никогда,— рассказывал президент.
— А раньше санатории были, помните, в советское время? — спрашивала его Екатерина Березовская с таким видом, как будто сама могла помнить советское время.
— Ну да,— кивал президент,— санатории были, они и сейчас есть, кстати говоря… Они работали, как правило, как дома отдыха, как гостиницы. Но это было в советское время… В советское время много чего было, а много чего не было.
— И COVID не было,— метко заметила Екатерина Березовская.
— И COVID не было, слава богу,— дополнила Наиля Аскер-заде.
— Там были другие заболевания,— объяснил Владимир Путин.— И, кстати говоря, в условиях Советского Союза при достаточно жесткой системе вакцинации, а там было практически все обязательно… Вас кто-нибудь спрашивал, когда детей в школе вакцинировали? Никто не спрашивал. Тук-тук-тук! (Он показал, как одному за другим в СССР стремительно делали уколы.— А. К.) Всем ставили одинаково!
— Вам тоже? — не удержалась Екатерина Березовская.
— И мне тоже, конечно! — рассмеялся президент.— А что же?! Я жил в простой рабочей семье… Кто их там спрашивал? Никто никогда не спрашивал. И меня никто не спрашивал. В очередь выстроили в медкабинет: пам-пам-пам, всем сделали, все, до свидания! Но зато стабильная была ситуация с точки зрения борьбы с инфекциями…
Да, тема пандемии на прямой линии была, кажется, закрыта.
Хотелось то ли привиться, то ли переболеть. Легко, без последствий. Но так уж они об этом говорили между собой, что хотелось.
Неожиданно на первый взгляд Владимиру Путину было предложено ответить на вопрос, будет ли он встречаться с президентом Украины Владимиром Зеленским. Из ответа стало понятно, что тема Украины его беспокоит, а Владимир Зеленский — нет.
— Почему Украина не входит в список недружественных стран? — переспросил Владимир Путин начало вопроса.— Потому что я не считаю, что украинский народ — недружественный нам народ (как будто американский народ он считает недружественным. Тоже ведь претензии не к народу.— А. К.). Я уже много раз говорил об этом, могу повторить еще раз: я считаю, что украинцы и русские — это вообще один народ.
А вот это на Украине могли расценить (да и наверняка расценили) как попытку силового захвата одним человеком другого народа.
— Смотрите,— продолжал Владимир Путин,— евреи в Израиль приезжают из Африки, из Европы, из других стран мира. Вот из Африки вообще черненькие приезжают, так (ой.— А. К.)? Из Европы приезжают — говорят на идише, а не на иврите. Вроде не похожи друг на друга, а все равно еврейский народ дорожит своим единством.
Владимир Путин пообещал написать аналитическую статью про «единое целое». (Ох, стоит ли будить лихо? И так не спит.)
— Знаете что, везде хватает узколобых людей и крайних националистов: у нас такие есть, и на Украине такие есть,— добавил президент.— Они действуют от чистого сердца, но не от большого ума. Результаты их работы разрушительны. Это касается и подавления оппозиции на Украине.
И следующие пять минут казалось, что весь вопрос на самом деле вызван тем, что Владимир Путин хотел еще раз высказаться про Виктора Медведчука (глава политсовета партии «Оппозиционная платформа — За жизнь».— “Ъ”).
— Виктора Медведчука, который на самом деле, на мой взгляд, является украинским националистом,— говорил президент России,— взяли заперли в преддверии избирательной кампании дома, браслет надели. Принимаются решения абсолютно незаконные и неконституционные!.. Что встречаться с Зеленским, если он отдал свою страну под полное внешнее управление? Ключевые вопросы жизнедеятельности Украины решаются не в Киеве, а в Вашингтоне, отчасти в Берлине и в Париже… Ну и о чем разговаривать? Тем не менее я не отказываюсь от встреч подобного рода, надо только понять, о чем говорить.
На самом деле очевидно: пока не отпустят Виктора Медведчука — не о чем.
Начинались неполадки со связью. В эфир выводили не тех и не тогда. Абоненты из Омска оказывались недоступны (в отличие от президента страны из Москвы). Но так, повторю, было только веселее. Это была первая такая живейшая прямая линия.
Владимира Путина попросили объяснить, почему бананы из Эквадора в магазине стоят дешевле, чем морковь и картошка (они же не из Эквадора).
Смысл ответа был в том, что у нас не хватило своей продукции и пришлось покупать картошку в Белоруссии и Турции.
Но не в Эквадоре же.
В общем, ясность так и не появилась.
Владимир Путин обещал не лишать звания «Ветеран труда» (этим, то есть присвоением и лишением, занимаются региональные власти в зависимости от того, есть ли у них деньги на надбавки за это звание; а людям больно от того, что они только что были ветеранами труда, а вот уже и перестали) и «не вводить налог на скот» («Надо налог на голову ввести для тех, кто распространяет такие слухи»…)…
Потом из поля зрения пропал подмосковный академгородок Троицк.
— Троицк — это где? — заинтересовался президент.
— Троицк, Троицк…— нараспев повторила Екатерина Березовская, которая, видимо, понятия не имела, где это.
— Это ближнее Подмосковье…— пыталась внести ясность Наиля Аскер-заде, но ее не было слышно.
Тем временем вице-премьер Татьяна Голикова поправила президента: после прививки болеют не 10%, а только 2,5%. И президент предложил верить не ему, а Татьяне Голиковой (и дальше тоже?).
Наконец пришел вопрос о британском эсминце в Крыму:
— Не кажется ли вам, что мир в этот момент стоял на пороге ни много ни мало третьей мировой?
— Мне так не кажется,— стал очень уж серьезен Владимир Путин.— Сейчас объясню, что там мне кажется, а что не кажется… Во-первых, это, конечно, провокация… Она была комплексной и проводилась не только британцами, но и американцами, потому что британец зашел в наши терводы днем, а еще рано утром, в 7:30, c одного из военных натовских аэродромов в Греции, с Крита, по-моему, взлетел американский разведывательный стратегический самолет. Мне докладывали об этом, конечно, я об этом хорошо знаю… Если Бог даст памяти, бортовой номер 63-9792 (бортовой номер самолета-разведчика вспомнился гораздо лучше, чем полчаса назад — цены на картошку в магазине.— А. К.). Мы хорошо его видели, наблюдали. Было очевидно, что эсминец зашел и, преследуя, во-первых, военные цели, пытаясь с помощью самолета-разведчика вскрыть действия наших вооруженных сил по пресечению подобных провокаций, смотрел, что, где у нас включается, как работает, где, чего находится. Мы это видели и знали, поэтому давали такую информацию, которую считали нужным. Может, я проговорился, меня военные извинят.
Монолог был, честно говоря, просто захватывающий. Раньше Владимир Путин не позволял себе раскрывать гостайны.
— Вы сказали,— продолжил президент России,— что мир стоял на грани мировой войны. Да нет, конечно. Даже если бы мы потопили этот корабль, все равно трудно было бы представить, что мир встал бы на грань третьей мировой войны, потому что те, кто это делает, знают, что они не могут выйти победителями из этой войны.
В принципе прямую линию можно было закруглять. Главное было сказано.
Таким, если кто-то не обратил внимания, мы Владимира Путина еще не видели. Если раньше он говорил, что террористов замочат, если надо, в сортире, то теперь речь шла про весь мир.
— Не думаю,— продолжал он,— что и мы бы порадовались тому развитию событий, о котором вы говорите, но мы хотя бы знаем, за что мы боремся: мы на своей территории боремся за себя, за свое будущее. Это же не мы пришли к ним за тысячи километров, прилетели или пришли по воде, это они подошли к нашим границам и нарушили наше территориальное море, а это существенный элемент во всей этой конструкции.
Так было ведь и в июне 1941 года.
Девушки-ведущие тем временем снова вернулись к теме вакцинации и ревакцинации, потом президент отвечал на неизбежные социальные вопросы, и казалось, снова пропала связь, люди уходили из кадра и не возвращались… Но всем было обещано, что «Газпром» придет к каждому, и не к дому, а если надо, домой… Интернет ограничивать не собирались, но контролировать собирались («Когда нам говорят: "Знаете, мы у вас будем работать, а в том случае, если вам что-то не нравится, мы вам бусы дадим — и радуйтесь тому, что мы вам дали то, что хорошо блестит",— это же унижает наше с вами достоинство!»).
А вообще отношение Владимира Путина к этим вещам он сам формулировал искренне:
— Поэтому на первом этапе, я надеюсь, что этим первым этапом так и все ограничится, мы настаиваем и требуем, чтобы эти всякие международные платформы открывали у нас свои полноценные представительства, юридические лица, с которыми можно было бы хотя бы вести диалог. А так мы им говорим: «Вы там распространяете детскую порнографию или инструкции по суициду либо как изготавливать "коктейли Молотова" и так далее — вы должны это убрать». А они нас просто и не слушают, даже не хотят слышать, что мы говорим!
Они для него — «эти всякие».
Обращало на себя внимание, с каким интересом Владимир Путин говорит о том, что штаб-квартиры некоторых госкорпораций и крупных компаний следует переносить в Сибирь, где они и черпают недра.
Причем он, по сведениям “Ъ”, имел в виду очень конкретные вещи: например, переезд «РусГидро» в Красноярск.
Между тем попытка связаться со Псковом казалась уже маниакальной.
Не увлекся господин Путин и очень доброжелательным, казалось, вопросом Николая Петровича Долженко:
— Вы пришли к власти путем добровольной передачи ее Ельциным Борисом Николаевичем. Возможна ли такая передача власти в настоящее время? И есть ли в вашей команде человек, которому вы могли бы передать власть без всяких сомнений?
— Николай Петрович, смотрите: Борис Николаевич Ельцин не передавал мне эту власть,— произнес президент.
Не отрекался ли сейчас Владимир Путин от неких безусловных когда-то ценностей?
— Дело вот в чем,— продолжил он.— Дело в том, что в соответствии с нашим законом, Основным законом, в случае сложения президентом своих полномочий временно исполняющим обязанности президента становится председатель правительства Российской Федерации. Я был председателем правительства.
То есть все тогда просто произошло по закону. Но ведь были же, он сам говорил, подробности…
— Не скрою,— говорил сейчас Владимир Путин, выстраивая новую каноническую версию,— и здесь нет никаких секретов, этому решению предшествовали другие события. Я в какой-то момент был директором Федеральной службы безопасности, и когда Борис Николаевич предложил мне стать секретарем Совета безопасности, а это такая структура, которая занимается уже на политическом уровне координацией от имени президента работы силовых структур, мне нужно было подобрать по поручению президента преемника на должность директора Федеральной службы безопасности.
Он рассказал, правду сказать, не в первый раз, как ему тяжело давалось решение брать на себя ответственность за целую страну. И на должность директора ФСБ подбирался человек непросто:
— На мое удивление, те люди, которым я предложил эту работу, отказались. Почему? Ситуация была в стране очень сложной, и брать на себя такую ответственность не всем, не многим хотелось. Более того, когда Борис Николаевич и мне предложил баллотироваться в будущем, я ему сказал: «Борис Николаевич, я думаю, что я к этому не готов». Он мне ответил: «Мы еще к этому вернемся. Вы подумайте». И в конечном итоге действительно Борис Николаевич ушел в отставку, я стал исполняющим обязанности президента, но решение о том, кто должен возглавить российское государство, в конечном итоге всегда за гражданами России. Они осуществляют это свое право выбора с помощью прямого тайного голосования. И такой путь — и только такой путь — возможен.
Спорить нет смысла. Никакого. Все ведь так.
— Что касается тех людей или того человека, который мог бы возглавить страну…— закончил президент.— И конечно, подойдет время, и я, надеюсь, смогу сказать о том, что такой-то или такой-то человек, по моему мнению, достоин того, чтобы возглавить такую замечательную страну, как наша Родина — Россия.
— Скучно, девочки? — спрашивала Наиля Аскер-заде своих коллег в центре обработки сообщений.
Нет, им не было скучно. У них были вопросы про нашу футбольную сборную, и Владимир Путин давал понять, что кадровые перестановки (то есть, видимо, уволить Станислава Черчесова) стоит сделать.
Но было видно, что через три часа прямой линии Владимир Путин уже утомился. Говоря про льготную ипотеку, он рассказал, например, что ею воспользовались уже 500 млн россиян, а где же нас столько взять?..
Лучшим временем в истории страны Владимир Путин считает сейчас правление Екатерины Великой, когда были сделаны большие «территориальные приобретения», «а в период правления Александра I Россия превратилась в то, что сейчас называют супердержавой» (раньше кумиром был Александр III, и хорошо, что кумир уже не тот).
— Как вы выдерживаете все напасти? — спросили его.
— Главное,— рассказал президент,— быть уверенным в правильности того курса, которым ты движешься, и тогда как ледокол можно идти через любую ледовую толщу, не особенно... понимая, что происходит (а вот этого, скорее всего, лучше избежать.— А. К.), но не особенно обращая внимание на то, что происходит вокруг... а стремясь к цели, которую ты перед собой ставишь (о, все-таки смысл был немного другой.— А.К.).
Больше всего в жизни его сейчас впечатляют три произведения: «Война и мир» Льва Толстого, Первый концерт Чайковского для фортепьяно с оркестром и сказка «Колобок».
Владимир Путин долго объяснял, почему именно «Колобок» («чиновники должны читать ее, чтобы понять: не стоит слушать льстивые речи, так как есть риск быть съеденным»). А на самом деле, может, читал ее кому-нибудь на днях на ночь.
В детстве Владимир Путин, по его словам, играл в прятки и в пятнашки (и до сих пор ведь так).
Впрочем, после вопроса про британский эсминец самым примечательным, на мой взгляд, стал ответ на вопрос, кем он будет работать после отставки.
— А зачем после отставки работать? — со смехом переспросил Владимир Путин.
В том-то и дело, что незачем.
— Буду на печке сидеть,— продолжил он.
А вот это то что надо.