ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Aug. 15, 2016

Свою идею Эрдоган озвучил в ходе телефонного разговора с иранским президентом Хасаном Роухани. "Мы сегодня больше чем прежде полны решимости рука об руку с Ираном и Россией, во взаимодействии с ними способствовать решению региональных проблем и намерены активизировать усилия по возвращению мира и стабильности в регион",— цитирует турецкого лидера агентство IRNA. Темой номер один беседы стала неудавшаяся попытка военного переворота в Турции. Но стороны затронули и ситуацию на Ближнем Востоке в целом. Они согласились, что есть силы, которые не устраивает спокойствие в странах исламского мира. Это, по словам Хасана Роухани, не только террористы, но и "некоторые сверхдержавы".

Ряд экспертов поспешили сделать вывод, что турецкий президент блефует, разыгрывая "русскую карту" для получения определенных преференций от Запада и одновременно играя на публику. Причем действует так вынужденно, не от хорошей жизни.

Причин такого поведения масса — ровно столько, сколько у Турции внутренних и внешних проблем. Одна из них: Анкара рассорилась с ЕС и США по таким важным вопросам, как курдская проблема и права человека. Госсекретарь США Джон Керри даже заявил, что может быть поставлен вопрос об исключении Турции из НАТО. Новые обиды на Запад, по мнению Анкары, не оказавший ей недвусмысленной поддержки в момент путча 15 июля и после него, наслаиваются на старые раздражители. Процесс принятия Турции в ЕС идет с 1987 года, и конца ему не видно. Турки устали от пренебрежения к их желанию стать членом европейской семьи, доля выступающих за вступление в ЕС граждан Турции к 2015 году сократилась с 75% до 20%. Введение смертной казни может и вовсе поставить крест на европейских амбициях Анкары. В свою очередь, США укрывают у себя главного врага президента Эрдогана — богослова Фетхуллаха Гюлена.

В этой ситуации Эрдоган, не ограничивающий себя в закручивании гаек после путча, делает демонстративный жест. Однако развязывать материальную пуповину, традиционно скрепляющую Анкару с Западом, он не собирается. Все же на Евросоюз приходится 65% товарооборота Турции. Ясно также, что Турция и США остаются стратегическим союзниками, и Анкара, несмотря на предупреждение госсекретаря Керри, не ставит под сомнение свою роль южного фланга НАТО.

При этом, несмотря на то что для России Турция остается одним из ведущих торговых партнеров на Востоке, доля торговли с Россией составляет в товарообороте Анкары считаные проценты.

Известно и абсолютное несовпадение интересов Москвы и Анкары по Сирии. "Ни в какой кризисной ситуации взгляды страны не могут меняться за один день, за 24 часа. Это будет очень примитивный подход в дипломатии и в политике",— заявил на этой неделе посол Турции в РФ Умит Ярдым, тем самым избавив наблюдателей от неоправданных и завышенных ожиданий, что встреча президентов Путина и Эрдогана быстро сблизит их позиции по Сирии и курдской проблеме.

Очевидно, что и для Москвы сближение с Анкарой — скорее тактический ход. России, безусловно, нужна поддержка или, по крайней мере, непротивостояние с Турцией в сирийском конфликте. Но возникает вопрос: насколько логично и последовательно способен действовать турецкий лидер в условном союзе с Кремлем в разрешении сирийского кризиса? Ведь для этого Эрдоган, во-первых, должен будет отказаться от идеи заменить правящий в Дамаске алавитский клан Башара Асада на лояльный Анкаре суннитский режим, во-вторых, от поддержки радикальных сил сирийской оппозиции, в-третьих, он должен начать реальную борьбу с ИГ (организация, запрещенная в России). Антироссийскую политику в Сирии Турция вела задолго до инцидента с Су-24, напряжение росло, был риск вооруженного столкновения между Россией и членом НАТО.

Свидетельством того, как трудно идет поиск точек соприкосновения Москвы и Анкары по Сирии, может служить дипломатическая хроника последних месяцев. На встрече министров иностранных дел Сергея Лаврова и Мевлюта Чавушоглу, состоявшейся 1 июля в Сочи, стороны ограничились общими заявлениями о необходимости наладить сотрудничество по сирийскому урегулированию. Впрочем, нельзя не заметить, что уже тогда зазвучала тема трехстороннего сотрудничества Москва--Анкара--Тегеран по Сирии. Интригующее заявление сделал турецкий министр. "Для прочного мира в Сирии Иран и Россия должны играть важную роль и участвовать в этом процессе",— многозначительно заметил тогда глава МИД Турции.

А днем ранее Мевлют Чавушоглу встретился с иранским коллегой Али Акбаром Салехи, чтобы обсудить этот же вопрос. Турецкий министр выразил мнение о том, что "Тегеран и Анкара могут урегулировать все основные конфликты на Ближнем Востоке, включая сирийский".

Однако Иран, как и Россия, по-прежнему непоколебимо поддерживает президента Асада. Со времен исламской революции 1979 года Сирия оставалась единственным последовательным союзником Тегерана в арабском мире. За последние тридцать лет две страны на Ближнем Востоке действовали неизменно в унисон. Причем для Ирана важна не принадлежность Асада к алавитам, а идейная близость, основанная на "сопротивлении" США и Израилю. Терять, а тем более добровольно отдавать сирийский плацдарм Иран не станет.

Тегеран одним из первых приветствовал нормализацию российско-турецких связей, а также одним из первых отреагировал на попытку госпереворота в Анкаре, выступив в поддержку законного правительства. Очевидно, что приход к власти военной элиты Турции, ориентированной на США и НАТО, ничего хорошего Исламской Республике не сулил.

Кроме того, для Ирана крайне важно не допустить стратегического сближения двух ключевых суннитских стран — Турции и Саудовской Аравии. К России же иранцы относятся предельно прагматично. В контексте предложенного Эрдоганом тройственного союза Россия им, по сути, не нужна, поскольку свою ближневосточную доктрину они выстраивают самостоятельно, десятилетиями и без оглядки на кого-либо.

Тройственный союз Анкара--Тегеран--Москва маловероятен еще и потому, что Иран и Турция, будучи крупнейшими государствами Ближнего и Среднего Востока, имеют давние традиции соперничества. Этому соперничеству пять столетий назад положило возникновение двух империй, Османской и Сефевидской, стремившихся доминировать в исламском мире в целом. Столкновение интересов не раз приводило к кровопролитным конфликтам.

Ключевую роль в этом вековечном противостоянии сыграл религиозный фактор. Османские турки были суннитами, тогда как их восточный сосед исповедовал ислам шиитского толка. Этот "метафизический" суннитско-шиитский аспект до предела обострил соперничество между двумя державами.

С другой стороны, в XIX веке Турция и Персия включились в орбиту европейской политики, что повлекло за собой долгий процесс частичной европеизации системы государственной власти этих стран. Именно Турция играла для иранцев роль окна в Европу, через которое в Персию весь XIX век проникала сама идея необходимости реформ по европейскому образцу. Ну а в 1925-1979 годах турецко-иранские отношения были самыми стабильными и дружественными за всю историю двусторонних связей. Оба государства стали членами западных военно-политических блоков — НАТО (Турция) и СЕНТО (и Турция, и Иран).

Однако после победы в 1979 году в Иране исламской революции в Тегеране смотрели на Турцию уже как "наймита большого Сатаны", то есть США. В 1990-х турки обвиняли иранцев в укрывании на своей территории боевиков Рабочей партии Курдистана (РПК), Тегеран же выражал недовольство рейдами турецкой армии в Северный Ирак, турецкой помощью ВВС НАТО в обеспечении "бесполетной зоны" и укрывании турками антиирански настроенных курдов.

После того как в ноябре 2002 года к власти в Турции пришла умеренно исламистская Партия справедливости и развития, ее лидер Реджеп Тайип Эрдоган стал энергично менять имидж своей страны с "агента Запада" на "защитника исламского мира". Тегерану эта политика, выражавшаяся также в постепенном отказе от кемалистских светских принципов турецкой государственности, не могла не импонировать. Не меньшее одобрение иранцев вызвали и сигналы о намерении несколько дистанцироваться от США. Анкара к тому же чрезвычайно толерантно вела себя по отношению к иранской ядерной программе, постоянно заявляя о "неотъемлемом праве" Исламской Республики на развитие мирной атомной энергетики.

Одним из итогов турецко-иранского сближения стала выработка общей политической платформы по курдскому вопросу, в корне исключающей курдскую государственность. Это сближение имело и экономическую базу: Турция всегда играла роль транзитной страны для Тегерана в его внешнеторговых контактах с Европой. Сегодня основной статьей иранского экспорта в Турцию остается газ.

На стыке 2010-2011 годов в отношениях двух стран начался откат. "Арабская весна", а позже сирийский кризис резко развели Анкару и Тегеран по разные стороны баррикад. Турция и Иран предлагали арабскому миру свою модель "светлого будущего". Как и столетия назад, в системе "неоосманизма" Исламская Республика стала рассматриваться не как партнер, а как противник. Из Тегерана же посыпались обвинения, что Анкара повернулась лицом к исламскому миру только "после того, как осознала бесплодность своих попыток попасть в Евросоюз". Дальше — больше. В январе 2013 года Иран предложил перенести переговоры по своей ядерной программе из Стамбула в Каир, причем официальная мотивировка этого предложения звучала очень грубо: "Турция недостойна того, чтобы переговоры между Ираном и группой "5+1" проводились в этой стране".

В общем, очередная инициатива Эрдогана по созданию нового треугольника на Ближнем Востоке вызывает вопросы. Она скорее похожа на еще один экспромт, к которым в Анкаре прибегали не раз. Не так давно, например, президент Турции предлагал реформировать Совбез ООН "с учетом географии проживания населения на планете и распространения религий", сокрушаясь в связи с отсутствием "среди постоянных членов СБ представителей мусульман" и отмечая, что "сегодня условия уже не те, что были во время Первой мировой войны". При этом Эрдоган проигнорировал то, что ООН основана отнюдь не на конфессиональном представительстве, причем по итогам Второй мировой войны, а не Первой.

Так что многие ремарки и идеи Эрдогана выглядят как самопиар с целью укрепления собственного авторитета. Впрочем, независимо от этого обстоятельства без российско-ирано-турецкого консенсуса стабилизировать ситуацию в Сирии, да и в регионе в целом вряд ли возможно.