Бархатный сезон подходит к концу. Только воспоминаниям о лете конца нет. Говорят, одно время за рубежом не было черта страшнее, чем «руссо туристо» — бесшабашные наши земляки потрясали скучных иностранцев своей «удалью». А еще говорят, что времена те прошли, и русский турист нынче уже не тот. Истина, судя по всему, где-то посередине. В этом уверена обозреватель «ВМ», минувшим летом побывавшая в Турции. Представляем вам своеобразный «дневник отдыхающего журналиста».
Встреча с Турцией начинается ранним утром. Багаж получен, наша компания устремляется в автобус, я зависаю задумчиво — где бы покурить.
— Где хотите, — улыбается гид. — Только под теми цветами не надо, они ядовитые.
— Олеандры? — киваю я, кичась ботаническими знаниями.
— Да, они. Я всех предупреждаю. Но пару лет назад русская туристка не послушала, нарвала цветов и украсила прическу. Еле откачали, аллергиком оказалась…
■
Жара несусветная, но мне тут все равно хорошо. Да что я, мы все сражены трудолюбием турок. Фантастика — разбивать такие парки и газоны под таким солнцем, про сельское хозяйство — молчу… И отель утопает в зелени. Скучающий местный доктор, проходя по дорожке, автоматически поднимает лист, упавший на плитку с дерева. И бросает в урну. Деталь… Вроде бы до листа ему не должно быть никакого дела, однако же… Обдумывая это, поворачиваю голову «на звук». О боже. На вычесанном точно расческой газоне дебелый юноша лет двадцати пяти прыгает, силясь дотянуться до зеленых мелких бананчиков. Его спутница злится: судя по палке, запланировано селфи с бананами, но они высоко. Печалька.
— Давай собьем! Прикольно!
Доктор оборачивается с изумлением, хочет что-то сказать, но хватает себя за язык. Гостям можно все.
■
Проклятый «олл инклюзив» лишает воли. Перед поездкой прочла в отзывах: уау, средняя прибавка веса в нашем отеле за две недели составляет 5–6 кило. Как пишут, все объяснимо: ходить особо некуда, сидишь и жрешь, чего еще.
На второй день шеф-повар, двухметровый седой красавец, преграждает мне путь во время завтрака. На ломаном русском спрашивает, заглядывая в глаза:
— Что не устраивает мадам? Я цепенею. Господи, не успела приехать, и уже что-то сделала не так… Но что?! Вроде ничего…
— Мадам устраивает все, кроме ее возраста, веса и дурных привычек. А что случилось?
— У мадам почти пустая тарелька. Мадам не есть. Не вкусный еда?!
Родимый… Да что ты. Это же блаженство — прийти, взять, а не кашеварить с семи утра. Но сколько же можно!..
— Не сомневайтесь, очень вкусно! Я всегда ем на завтрак мало. Увы, аппетит приходит к полуночи.
Он недоверчиво уточняет:
— Мадам не хочет меня расстроить?
Дзынь-барабах! Мои ноги сплошь в алмазных брызгах разлетевшегося стекла. По белоснежной форме шеф-повара стекает что-то фиолетовое в листьях петрушки. Похоже, были баклажаны.
— От ты-ж зараза!..
Это не я, конечно, это — посуда и стаканы. Крупная дама в гигантском парео смотрит под ноги. Конечно, трудно удержать в одной руке две гигантские тарелки с завтраком плюс бокал розового вина для разминки. От второй руки помощи ждать бессмысленно: в ней запас хлеба и булочек едва ли не на месяц. Шеф-повар, мило улыбнувшись, бровью отдает приказ убрать безобразие. Дама бормочет:
— Ну вот, заново нагребать.
Нагребать — это хорошо. Но вообще-то искушение завалить тарелку так, чтобы с нее валило через край, должно проходить быстро — честно говоря, жалко, что столько продуктов пойдет на выброс.
Но большинству «наших» сдержать себя не удается. Берут много, едят с нажимом. Потому и плюс пять кило на выходе. Или шесть.
■
Немцы и французы (на диво ворчливые) на лежаках читают. Наши — едят. И на пляже, и в баре возле него. Едят, едят, едят. Любой прием пищи завершается арбузом или дыней. Парень мастерски препарирует арбуз, это просто шоу.
— Арбузов нет! — борзый дядька в шортах кривит рот.
— А это что? — недоумеваю я.
— Не, я серединку хочу. А ее растащили уж. Я от жизни всегда самое сладкое стараюсь взять. Хотите — берите.
Мне пусть еще подкатят.
Признав про себя, что в очереди за жизненной «серединкой» устоять никогда не могла, беру «просто арбуз». Он слаще сахара, хоть кусок и «крайний». Узнав, что арбузы кончились, злой дядька ругается с резчиком. Ишь, удумали — арбузы зажимать.
■
А в этом отеле «инклюзив» — даже советское прошлое. Его нетривиальный владелец — лысое обаяние лет пятидесяти, Азиз Динчер, — сам живет в отеле, лично знакомится с каждым гостем и работать может даже глубоко за полночь. Без малого сто лет назад советское правительство активно поддержало Кемаля Ататюрка, а для Азиза друзья великого Кемаля — его друзья.
И рядом с ресепшн в отеле расположен музей нашего недавнего советского прошлого.
Подшивка старого «Огонька» и «Иностранная литература» за 1986 год, советские деньги, знамена, какие-то приборы, включая ртутный тонометр, самовар и таблички с названиями улиц, музыкальные инструменты… А перед музеем фанатичный поклонник Льва Толстого и Владимира Маяковского Азиз расположил технику покрупнее: «Волгу» комплектации «кабриолет», уазик и мотоцикл «Иж». По слухам, Азиз собирается приобрести еще и «Победу». Раритетная техника и символика эпохи СССР на территории пятизвездочного отеля первой линии впечатляет. Недавно приглашенный специалист по старине оценил коллекцию и подтвердил: 80 процентов экспонатов — не подделка.
Азиз учился на инженера-строителя, «горел» в 80-е за поддержку социалистов, ныне держится далеко от политики и искренне влюблен в свой бизнес и хобби — собирание раритетов. 9 мая этого года он вышел на улицу в маршальском кителе, весь персонал был переодет в советскую военную форму образца Второй мировой, на плацу перед ресепшн устроили парад. Это был праздник без примеси китча. Для Азиза Россия и Москва — святое. Наши туристы к прошлому «инклюзив» относятся с почтением, но без особого трепета. В музей заглядывают от силы раз, смотрят на витрины с легким непониманием, считая Азиза хорошим парнем с чудинкой.
— Надо привезти ему что-нибудь и загнать подороже, — хмыкает один из вновь прибывших. На него цокают: Азиз достоин подарков. Нечего тут «бизнесовать».
■
«Пять звезд» отсекают основную массу маргинальной публики, и откровенных безобразий тут нет. Хотя случается всякое. Застаю сцену: одного из гидов, Хуршеда, «штурмует» испитой синюшный мужик в длинных шортах, подло съезжающих с пятой точки:
— П-почему мне не дают пива?
Хуршед предельно вежлив:
— Это распоряжение руководства отеля. Вы тут же будете обслужены, когда (маленькая пауза) восстановите форму.
«Восстановить форму» — это значит хоть раз не напиться до свинского состояния уже к завтраку. «Шорты» штормит:
— Ммы не д-дети м-малые. Ххочу пива. Мы жо на отдыхе.
На протяжном «жо» шорты едут вниз. Какой конфуз.
— Простите, но это решение руководства. Вам и вашей супруге решено отказать в обслуживании спиртными напитками. Простите.
— О'кей! Ладно. Я куплю сам. Бабки есть! Но тогда (указующий перст с угрозой устремляется куда-то Хуршеду между глаз) вы дддолжны вернуть мне мммои деньги! Па-та-мушта у меня все — ол инклюзифффф! Ммои дддденьги…!
Супруга голопопика появляется в разгар скандала:
— Не унижайся-ик. Напишем-ик жалобу, кому надо — ик! Козлы. Может, я лечу тут — ик! —тяжелую болезнь! Пьяная икота мешает даме говорить.
Почему-то очень стыдно.
■
Быть в Турции и не вылезать с пляжа — классно. И глупо. Потому что это страна с уникальной историей.
Экскурсии тут недешевы, есть и откровенно «разводные»: пообещают одно, покажут другое. Но все равно интересно, честное слово! Одна из самых популярных экскурсий — к местам, где жил когда-то Николай Чудотворец. Он родился в 245 году в Патаре, километрах в шестидесяти от Демре. В 300 году стал епископом города Миры, где и почил позже в бозе. Церковь Святого Николая в Демре — третье по важности религиозное сооружение византийской эпохи на Востоке. Место святое и удивительное, паломничество к нему совершают многие тысячи людей.
Нас туда везет экскурсовод Небахат — очаровательная невысокая женщина, отлично владеющая русским. По дороге Небахат не замолкает:
— Я возила туда очень многих людей, и даже те, кто никогда прежде не верил в чудеса, возвращались через какое-то время обратно, чтобы поблагодарить святого Николая за помощь. Предупреждаю: вы увидите там много мусульман. Не удивляйтесь — конечно, это христианская святыня, но мусульмане почитают Николая не меньше — это великий был человек. Пожалуйста, в церкви не шумите, не ссорьтесь, женщины — покройте головы. Святое место.
...Иконы, что в изобилии (и недешево) продаются вокруг храма, поднимающегося из земли, можно освятить, приложив к саркофагу с частью мощей святого.
В церкви жарко.
— Мама дорогая, какая жарень! — полная дама обмахивается шляпой. — И чего мы сюда поперлись? Небахат вполголоса рассказывает о фресках. Парень, похмелявшийся всю дорогу, вдруг всхрапывает и, дернувшись, просыпается.
У саркофага давка. Энергичная пара, распихав всех, припадает к защитному стеклу.
— Доставай и прилаживай, — деловито командует муж.
— Да помолчи, прилаживаю уже, — жена зло зыркает на него и, водрузив несколько икон на необъятную грудь, прислоняется к стеклу. Муж тоже достает иконы, «прилаживает» их рядом, придерживая пивным животом. И тут звонит подлый мобильник.
— Достань его, етит твою! — вопит мужик, разворачиваясь к жене тылом. — Он в кармане на ж…!
— Да как я его достану, я ж святыньки держу!
Перепалка нарастает, наконец муж достает-таки телефон и орет в трубку:
— Короче так, пацаны, без меня ни хрена не делать, а Павленке-козлу скажите, чтоб на свою задницу приключений не искал. Все, чава, я тут иконы свечу!
«Прилаженные» иконы падают, их грохот похож на гром.
Но место это действительно святое и всепрощающее. Оказавшись у саркофага, ты почему-то сразу понимаешь, простили тебя или нет. Он говорит с тобой, Николай. Это — его посмертное чудо.
... Невысокая бледная женщина отходит от святыни с порозовевшими щеками. Я невольно видела, как истово просила она Николая о чем-то. Так просят о двух вещах — о здоровье для любимого человека и о ребенке. Почему-то я верю, что ее услышали.
…Чуть позже бурная пара в таком же количестве, как иконы, закупит фруктовое вино. Гранатовое — для вкуса, ежевичное — «для сексу», все, как объяснили. Пакет с иконами будет забыт в дегустационном зале, но вскоре найдется — это будет сочтено чудесным знаком.
…Голос Небахат неожиданно наполняет храм:
— Что вы делаете, там же алтарь, туда нельзя! — Нам только сфоткаться, — девушка в шортиках перелезла за ограждение и прыгает по алтарной зоне козой.
— Это алтарь!
— И чо? Мы ничо не ломаем.
Фотограф щелкает. И птичка вылетает. Куда ей деваться.
■
Теперь я знаю, как зовут мечту: Калекей. Это наследница древнего ликийского города Симена. Сюда фактически нет пути, кроме водного — место отрезано от мира горами с одной стороны и морем цвета бирюзы с другой. Когда-то давно землетрясения сначала отправили под воду город на соседнем острове Кекова, а потом погрузили в морскую пучину часть самой Симены.
В деревеньке запрещено строить новые дома и практически нельзя приобрести землю. Тут живет и самая богатая семья Турции. Миллиардер Рахми Мустафа Коч, сын основателя Коч холдинг Corp. Вехби Коча, тут все же построил дом, а заодно и вертолетную площадку. Отошедший от дел глава семьи сам ухаживает за цветами в своем саду, а его личным гостем в августе бывает Деми Мур. Небахат говорит о господине Коче с придыханием: он очень много сделал для Турции.
— Бывал тут и ваш соотечественник — Абрамович, — рассказывает Небахат. — Но его последняя яхта получилась такой большой, что она не смогла подойти к Симене.
Постоял он на якоре и уплыл.
— Знай наших! — оживляется народ. — Мы такие! Наши яхты в гавань не влазят! Мы, блин, такие как есть! Однова живем! За ценою не стоим!
На обратной дороге по традиции автобус обходит конверт — тут принято благодарить «налом» водителей — давать, сколько не жаль. Нашего, Ахмеда, благодарить есть за что: он потрясающе провез нас по ужасному серпантину.
Обойдя круг в двадцать человек, конверт приходит ко мне. Лезу за деньгами, кладу, невольно вижу — там три доллара. Да, за ценою — не стоим.
■
Гид Нэвин — статная турчанка — с восторгом рассказывает нам о горе Химере (Янарташе). Вот она, трехзубая, плывет за окном. Тут и жила редкая уродина Химера — у злобного чудовища была голова льва, туловище козы и хвост дракона. Неудивительно, что при такой внешности Химера обладала отвратным характером и испепеляла все вокруг огненным дыханием. По греческой легенде, Беллерофонт, сын царя Главка, женившись на дочери ликийского царя Иобата, победил уродину и зарыл ее на склоне горы.
Очевидно, Беллерофонт дело до конца не доделал: на вершине горы до сих пор из-под камней пробиваются языки пламени, целых 27 штук, что косвенно дает понять — Химеру прибили не до конца.
Прежде огни были выше, и на них даже ориентировались моряки, как на маяки. Сейчас напор природного газа, течением которого объясняет это явление наука, стал меньше.
Невин говорит, что «днем это выглядит красиво, а ночью — потрясающе».
— А вы не были на Химере? — соседка по автобусу смотрит с укоризной. — Сходите. Ползти туда муторно, но вид достойный.
— Подъем тяжелый? — наша компания оживляется.
— Да нет. Но много с собой не берите. Сосисок хватит, хлебца, пивка.
— Каких сосисок?!
— Ну каких… Каких купите. Жарить их на огне — одно удовольствие.
…Вот так. Не злобствуй сверх меры! Иначе найдется тот, кто на твоем огненном дыхании пожарит сосиски после твоей смерти. Какое унижение...
■
За день до отъезда гуляем с друзьями по городку неподалеку от отеля. Шопинг не запланирован, но руки едва не отрывают.
— Один доллар, один доллар! Дешево — плохо, это известно, тут чудес нет. Турки гостеприимны, но не без греха — обманывают виртуозно и со смаком. Но почему-то это, скорее, веселит, чем печалит.
Наверное, потому, что все время мы сталкивались лишь с хорошим отношением.
— Любашка холосо, осень холосо, ннн-цаца, как холосо!
Нас все же взяли на абордаж. Мы сдаемся.
— Себе платье купи, муссине своему еще любашку. Ой, как холосо, н-цаца.
Прицокивающий смешной продавец уламывает всех нас на покупку хоть одной «любашки». Холосо!
— Какой стланный ты луссий зенсин, — мной он недоволен. — Все надо — сумку, субу, култку, закет — н-цаца! Посему не покупаись? Посему? Все лусские холосые, покупают много. Все белуть, холосее себе, дешевое длузьям — сувенилтики! А ты сто, плохой лусский? Или не лусский?!
Я — лусский. Но не хочу везти из Турции баулы, честно. Не знаю даже, почему, ведь это правда умно и дешево.
Оттуда хочется увезти что-то другое. Кусочек солнца. Вкус моря. Ощущение, что тебе тут очень рады.
Но кое-что хочется забыть и не вспоминать никогда.
Па-та-му-шта…