Надо ехать в Мелихово, решили мы. Родился Антон Павлович в 1860 году в Таганроге, это да. 155 лет назад. Но почти треть своей сознательной, писательской жизни, провел в полусотне верст от Москвы, в Мелихово.
Как сообщал он в одном из своих писем, «мой адрес теперь – станция Лопасня Московско-Курской железной дороги, до Мелихово девять верст. Дорога идет лесом, так что пейзажи у меня изумительные».
Значит, и нам туда. Кто сказал – на машине? Да, на машине проще и быстрее. Но не было у семьи Чеховых в 1892 году самобеглого экипажа. Да и вообще – не было.
А потому доезжал Антон Павлович от Москвы, с Курско-Нижегородского вокзала, до станции Лопасня, а оттуда – или на подводе, или пешком – 9 верст до имения. Значит, и нам – тем же путем. По «железке». Жаль, что Курско-Нижегородский вокзал не дожил до наших дней. А потому – на Курский, куда же еще?
Глаза кассира смотрят в окошко устало.
- До Чехова – соседний зал. И вниз.
Ох уж этот Курский! И во Владимир – сюда (привет, Петушки!), и в Горький, и в Курск. И дальше – на юг, на юг… Туда, где пытался спастись от смертельного тогда туберкулеза Чехов. 9.18 – экспресс идет. Всего-то остановок – Текстильщики, да Царицыно, да Силикатная, да Подольск, да Гривно, да Столбовая… Всего один час и 8 минут. 205 рублей билетик. Нам – «два, пожалуйста». 4-й путь, 2-я платформа. Едем.
Холодный перрон. Горяченького бы кофейку! Но дрожащий торговец сидит в окружении прохладительных напитков. В полусумраке путей появляется тусклый огонек. Он медленно приближается. Вот он, наш экспресс.
9.14. КУРСКИЙ ВОКЗАЛ
Конечно, хотелось бы прокатиться в кабине машиниста, но...
— Нет, в кабину не пущу: во-первых, инструкция, во-вторых, все мы тут не поместимся, — машинистр-инструктор Сергей Шванов непреклонен. — Пока состав стоит — спрашивайте. Я на железной дороге с 2006 года. Начинал помощником, стал машинистом, теперь — машинист-инструктор. Конечно, работа интересная — это только кажется, что пейзаж за окном один и тот же. Ну и ответственность, да... За моей спиной — 648 тонн и сотни пассажиров — я за них отвечаю. Не дай бог запрещающий сигнал пропустить — надо смотреть в оба! И пассажиры скучать не дают: пытаются без билета проехать — чуть не под поезд бросаются! Все, садитесь: если задержу отправление, или время остановок придется сокращать, или скорость увеличивать. А опаздывать нам нельзя.
9.16. СЕЛИ! В ПУТЬ!
В вагоне тепло, мягкие кресла — по три в ряд, столики. Не хватает вазочки с цветами и скатерочки. Девушка в красном форменном кителе проверяет билеты. У нас все в порядке.
Марина Голуб, контролер:
— Мужчина, ваш билет, пожалуйста. Вам нужно доплатить 140 рублей. Ну и что, что вы заплатили 95! 95 — это на обычную электричку. А у нас какая? У нас — экспресс. Думайте скорее! Или доплачивайте, или выходите. Ну как я могу вас пустить? А если проверка? С меня премию снимут!
…Вот каждый день так. Кто-то считает себя умнее других, надеется проскочить. Нет, не получится. У нас же тут одни и те же люди. Узнаем? Конечно, узнаем — это же наши пассажиры. Что сказать о работе?.. Вы знаете, люди стали в последнее время какие-то озлобленные: не буду платить — и все тут! Не хочу… Ну что мне с таким делать? Не выволакивать же! Да, охранники, если что-то не так, помогают. Но все-таки чаще обходится без скандалов. У нас все-таки — экспресс повышенной комфортности. Нет, ни чая, ни кофе не разносят. Ходил летом мальчик с особым таким коробом — там и термосы, и мороженое. Не пошел у него бизнес. Видимо, раз уж люди платят по 250 рублей за билет, других трат сторонятся.
Да, пассажиров немного — большая часть вот сейчас на Курском вышла. И спят все. Это ночная смена по домам разъезжается.
…И не говорите: два, а то и три часа в дороге! Сначала на работу, потом — с работы. В 10 вечера домой вернулся — в четыре уже вставать. Вы бы видели обычные электрички в 6, 7 часов утра. Туда даже не просунуться, столько народу едет! Все в Москву, на работу.
Вот сейчас Текстильщики, следующая — Царицыно. Это, считайте, последние пассажиры. После Подольска до самого Чехова никто не войдет, вот увидите!
9.39. ЦАРИЦЫНО
Поезд летит — скорость почти 90 километров в час — через подмосковные дачные поселки. Сверху — валит снег, снизу — летит снег. Когда идет встречная электричка, снежные вихри сжимаются в такой тугой клубок, что становится темно за окнами. Ловлю пристальный взгляд: пожилой мужчина приглашает подсесть.
Борис Васильевич Сергеев, пенсионер:
— Вы из газеты? О, «Вечерняя Москва»! Выписывал когда-то. Откуда так рано? Из Москвы возвращаюсь. У врача был. Я в Москве прописан, а живу в Подольске. От родителей дача осталась. Нет, не довоенная: в 60-х годах земельные наделы раздавали. Раньше жил в Москве, теперь круглый год на даче. Свет есть, вода, газ проведен.
…Почему в 6? В семь я выехал. Вот так, как-то все успел за два часа — и в врачу попасть, и лекарства получить, и на вокзал. Экспресс? А у меня проезд льготный — вот, «Социальная карта москвича», видите? Да нет, и в Подольске есть хорошие врачи! Все там есть. Но я прикреплен к этой поликлинике, на Чистых прудах. Но выбор бесплатных лекарств там, правда, больше. Иногда для жены езжу, а сегодня — для себя. На машине не рискнул. Летом, бывает, за час доезжал. А сегодня снегопад такой… Оставил ее в гараже.
…«Рено Логан» у меня, московской сборки. Хорошая машина! Да я всего пять тысяч за год и наездил. Всего дороги — в Москву и обратно. Ну и в Горький съездили — у жены там родня похоронена. О, вот и Подольск, мне выходить. До свидания. Удачи «Вечерке», легендарная газета!
10.00. ПОДОЛЬСК
За окнами снова появляется городская застройка. Экспресс замедляет ход, притормаживает.
Елена и Сергей Гутовы, едут в Серпухов:
— Что, «Вечерка»? Ну да, это свежая — вчера у метро взяли. Не читали еще толком, с кроссворда начали — кроссворды у вас хорошие. Остальное дома посмотрим. Нам и на работу «Вечернюю Москву» приносят. Да, Сережа?
10.25. ЧЕХОВ
Мы выходим. В открытые двери нам машет Марина Голуб.
— Марина, а вы обратно когда?
— Через час — из Серпухова.
— У! А мы думали с вами обратно, часа в четыре…
— Тогда вам надо было в выходные ехать!
Двери закрываются: «Счастливо, журналисты», — кричит нам Марина. Шипение тормозов, свисток — экспресс уходит на конечную. В Серпухов.
Одна-единственная платформа. Справа путь на Серпухов и Тулу. Слева — на Москву. Немногочисленные пассажиры подтягиваются к подземному переходу.
— Ой, сыночек, спасибо! — благодарит пенсионерка Вера Степановна. — Тяжелая сумка, а я слабая совсем стала… Откуда в такую рань еду? Не откуда, а куда. На дачу, собачек кормить. Да нет, не своих. Люди летом прикормили, а осенью бросили. Ну что с ними делать? Не бросать же! Там одна так ко мне привязалась. Вот, гостинцы везу. Нет, снимать меня не надо. Ну кто я такая, чтоб меня снимать… И поднимешь сумочку? Вот спасибо, сыночек!
10.26. ЧЕХОВ
Анна, охранница:
— Эй! Не снимать здесь! Это железная дорога, тут без разрешения снимать нельзя! Есть разрешение? Покажите! И что вы мне телефон под нос суете? Мало ли что тут написано. Вы мне бумагу с печатью покажите. Нет бумаги? До свидания! И не снимать здесь!
10.30. АВТОВОКЗАЛ, АВТОБУС №25
Село Лопасня стало городом Чехов лишь в 1954 году, хотя место это, так сказать, намоленное. Сама Лопасня — некогда город с многовековой историей, причина многолетней распри рязанских и московских князей. Недалеко от Лопасни жила вдова Пушкина, Наталья Гончарова. Тут, в Лопасне-Зачатьевском, похоронены потомки поэта. Да и Мелихово Антон Павлович купил не просто так: усадьбу он приобрел у театрального художника Сорохтина за 13 тысяч рублей. Прежний хозяин строил дом в духе театральных декораций: стрельчатые окна, витражи… Однако на момент совершения купчей дом находился в запущенном состоянии.
Но Чехова, только что вернувшегося из двухлетнего путешествия на Сахалин и вокруг Китая и Индии, это не пугало.
«Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке... Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни...», — писал он накануне приобретения усадьбы. 9 верст — 13 километров — нам предстоит преодолеть в пустом автобусе через заснеженные леса и поля. Сегодня это — дачные угодья, так что не встретишь ни одной живой души. И единственная связь с миром — автобус, который ходит раз в час.
11.13. ОСТАНОВКА «МЕЛИХОВО».
Через дорогу — небольшой деревенский магазинчик, он же — кафе с чаем, кофе и пирожками. А вход в музей прячется за ним. Сегодня здесь немноголюдно: погода отпугнула экскурсантов. Но для нас двери открыты.
Дом, в котором писатель прожил семь лет, кажется небольшим, хотя — 200 квадратных метров. И почти все время он был полон гостей, которых не пугало даже то, что порой приходилось идти от станции пешком. Сам Чехов, приглашая к себе в Мелихово, писал — «Приезжайте ко мне в Мелихово в мае, когда сады распускаются»…
От тех садов, правда, ничего не сохранилось. Только берлинские тополя все еще высятся между домом и кухонным флигелем. Их посадил отец писателя, Павел Егорович. Как писал ему сын, «Дорогой папа! Из Риги придут деревья... Придут и берлинские тополи, которые надо посадить на место высохших тополей».
И вот мы внутри. В атмосфере деревенского уюта, старых дощатых полов и тканных половичков. В первое же комнате — это спальня матери писателя, Евгении Яковлевны — на столе горы рукописей. Сейчас это — место работы хранителя музея, Ксении Абрамовны Чайковской. В фонде музея — 27778 экспонатов. И, похоже, она знает их все.
Ксения Чайковская, хранитель музея-усадьбы:
— Антон Павлович Чехов весь был соткан из противоречий. Задумывает одно — получается другое. В 1891 году, когда он впервые приехал в Мелихово, он уже был известным писателем, позади была поездка на Сахалин и знакомство с бытом политкаторжан. После выхода книги «Остров Сахалин», всколыхнувшей всю Россию, их жизнь стала легче. На пути с Сахалина Чехов проделал огромный путь по Тихому и Индийскому океану, прибыл в Одессу. И оттуда — в Москву. Но здесь ему скучно. И вот он покупает Мелихово: у него огромные планы — писать книги, лечить крестьян. Он — единственный врач на 25 деревень, четыре фабрики и мужской монастырь Давыдова пустынь.
Чехову вечно не хватает денег: на гонорары за рукописи он покупает «всякую пахучую гадость», потому что ближайшая аптека — в уездном городе С., в Серпухове. 1892 и 1893 годы — холерные. И Чехов, как врач, успешно с ней борется. «Не ждите от меня новых рукописей, — пишет он издателям, — пока я не поймаю за хвост холеру». А ведь он — даже не земский врач, то есть не получает никакого жалования! Но общение, знакомство с новыми людьми дает ему пищу для творчества. «Здоровья нет, чинов нет, орденов нет, — пишет он про себя, — зато сюжетов — сто. Хотите — подарю парочку».
12.10. «ПУШКИНСКИЙ ЗАЛ» И УДОЧКА ЗА ШКАФОМ
Достаточно скромный быт писательской семьи — в небольших, прямо-таки крохотных комнатках усадьбы. Спальни — чуть больше четырех квадратных метров. В них — только самое необходимое — кровать и шкаф. У отца писателя — еще и поставец с иконами и бюро, за которым он вел дела, превратившись в бытописателя имения и его управляющего. У самого Чехова — узенькая железная кровать, за шкафом — удочка, с которой он любил посидеть у прудика, который обитатели усадьбы прозвали «Аквариумом». Еще в первый свой визит Чехов выпустил в прудик рыбий молодняк — карасиков, окуньков. «В саду в пятнадцати шагах от дома пруд... с карасями и линями, так что рыбу можно ловить из окна», — шутил он.
Даже по современным меркам небольшая столовая: трудно представить, как она вмещала столько гостей порой. К Чеховым приезжали приезжали актрисы О.Л. Книппер, Т.Л. Щепкина-Куперник, Д.М. Мусина-Пушкина, режиссер и драматург В.И. Немирович-Данченко, художники И. И. Левитан, А.С. Степанов, у которых Мария Павловна с подругами брала уроки живописи на насыпной горке, прозванной «Левитановой». Бывали писатели И.Н. Потапенко, В.А. Гиляровский, музыканты, люди науки, старшие братья с семьями, родственники из Таганрога. Порой народу собиралось столько, что приходилось стелить на полу. Часто наведывались подруги Марии Павловны - художницы Хотяинцева и Дроздова, Лика Мизинова. В такие дни Павел Егорович доставал из погреба «с таинственным видом» наливочки на березовых почках и смородиновых листьях.
А вот «Пушкинский» — или «Венецианский» — зал. Первое имя — в честь висящего на стене портрета великого поэта. Второе дали цветные «венецианские» окна. В соседней комнате — гостиной — рояль, на которым играли гости. На стенах — картины Марины Павловны и ее брата Николая…
12.43. КАБИНЕТ И САД
— Вот кабинет — это самая большая комната в имении, — рассказывает Ксения Чайковская. — Чехов выбрал ее в качестве кабинета в том числе и из-за больших окон, хотя и говорил потом, что за ними он — как за витриной в магазине.
Зато из окон был виден сад.
— Чехов очень любил возиться в саду, хотя и признавал, что «Я... в сельском хозяйстве знаю только, что земля черная». Говорил, что, если бы не стал писателем, стал бы садовником. Видите — на столе пресс-папье-метр. Он всегда у Чехова в кармане. И, когда он что-то сажал, всегда вымерял, чтобы было ровно.
Выращивал розы, из которых лучше всего урождались белые. «Это потому, что душа у тебя, Антоша, светлая», — говорила ему сестра. Он очень любил весной обрезать розы. Когда уже серьезно болел — то лежал в больнице, то лечился на юге, — всегда писал своим родным: «Не обрезайте без меня розы! Приеду — обрежу сам. После моей обрезки они цветут необыкновенно».
Мелиховский сад и мелиховский дом — это практически декорация к «Чайке»: березовая «Аллея любви», как в «Чайке», стеклянная дверь, присутствующая в декорации, запах гелиотропов в саду…
Посреди сада — столб с колоколом. Чехов, начиная свой рабочий день в 4 утра — приходили на прием крестьяне, которых он принимал до 9 в крохотном флигеле — к 11 уже хотел обедать. А его гости к тому времени разбредались по всему имению. Звон колокола звал их в дом, а Евгению Яковлевну — на кухню: «Ох, батюшки! Антоша прогодался!».
За флигелем — банька, но не простая. Это — еще один гостевой дом, где можно было посидеть после парной, отведать «чеховских» наливок и настоек. Сейчас, зимой, она заперта.
13.20. ПРОЩАНИЕ С МЕЛИХОВО
— Здесь, в имении, не было немцев, — говорит Ксения Чайковская. — Но разорено оно было порядком. Тут ведь даже колхоз был. Пришлось восстанавливать дом, полностью развалившийся к 40-м годам, кухонный флигель. Только флигель самого писателя – не тронут. Но его надо реставрировать, он сильно обветшал. Знаете, Чехов, уставая порой от гостей, мечтал купить хуторок, построить красивый дом с камином… Но не было средств. «Безденежье замечательное», — писал он. А деньги были нужны еще и на строительство школ: Чехова избрали попечителем начальных училищ. Три школы он здесь построил — та, что в Талеже, не сохранилась. А те, что в Мелихово и Новоселках, сохранились. Там наши филиалы.
Вот он и построил этот флигель. «Флигель у меня вышел мал, но изумителен», — писал Чехов. Когда он возвращался из своих поездок в Париж, Москву, Санкт-Петербург или Ялту, то поднимал над флигелем на шесте красный флажок — и в деревнях знали — доктор приехал.
Когда здесь, в Мелихово, знакомишься с бытом семьи Чехова, то просто не понятно: как он все успевал? Помимо школ, Чехов построил в селе колокольню, добился постройки шоссейной дороги от Лопасни, просил, чтобы на станции останавливались скорые поезда. Благодаря его усилиям тут появились почта и телеграф. Он отправляет в родной Таганрог книги из своей библиотеки — для библиотек своего любимого города…
— Здоровье Чехова стремительно ухудшалось, — продолжает Ксения Чайковская. — В 1898 году он покупает небольшой участок земли в Ялте, в двух километрах от моря. Сначала планировалось, что Мелихово останется дачей. Но в октябре 1898 года умирает отец писателя, Павел Егорович. Всю жизнь в Мелихово он вел дневник, в котором записывались мельчайшие подробности жизни семьи. И вот его не стало.
«…Грустная новость, совершенно неожиданная, опечалила и потрясла меня глубоко, — пишет Чехов сестре. — Жаль отца, жаль всех нас… Мне кажется, что после смерти отца в Мелихово будет уже не то жилье, точно с дневником его прекратилось и течение мелиховской жизни».
Через год, в августе 1899-го, Мелихово было продано барону Стюарту. Чехов навсегда распрощался с имением и переехал с матерью и сестрой на юг, к Черному морю.
Прощаемся с музеем-усадьбой и мы. Два с лишним часа мы пребывали в атмосфере XIX века, и нам пора возвращаться. Но уже хочется вернуться весной, в мае, когда тут изумительно цветут сады.
14:25. В МОСКВУ!
Позади — испытание промерзшим автобусом и ожидание электрички. Поезд идет со всеми остановками, посвистывает, подъезжая к платформам. По вагонам ходят контролеры, полвагона безбилетников дружно выбегают от них на перрон.
За окном постепенно темнеет. Поезд подходит к Москве.
СПРАВКА "ВМ"
За семь лет жизни в Мелихово Антон Павлович Чехов, кроме «Чайки», написал такие произведения, как «Палата №6», «Человек в футляре», «Бабье царство», «Случай из практики», «Ионыч», «Крыжовник», «Дядя Ваня», «Три года», большой деревенский цикл произведений, отправил полторы тысячи писем.
МЕЛИХОВСКОЕ НАСЛЕДИЕ
За семь лет жизни в Мелихове Антон Павлович Чехов, кроме «Чайки», написал такие произведения, как «Палата № 6», «Человек в футляре», «Бабье царство», «Случай из практики», «Ионыч», «Крыжовник», «Дядя Ваня», «Три года», большой деревенский цикл произведений, отправил полторы тысячи писем. За семь лет при его поддержке построены три школы для крестьянских детей, колокольня к церкви, шоссейная дорога от Лопасни до Мелихова.
И ЛЕВИТАН, И ГИЛЯРОВСКИЙ
К Чеховым приезжали актрисы Т. Л. Щепкина-Куперник, Д. М. Мусина-Пушкина, драматург В. И. Немирович-Данченко, художники И. И. Левитан, А. С. Степанов. Бывали писатели И. Н. Потапенко, В. А. Гиляровский. Народу собиралось столько, что приходилось стелить постели на полу.
ЦИФРА
25 деревень входило в «докторский участок» врача Антона Чехова. А еще четыре фабрики и мужской монастырь.
ОТ СТАНЦИИ ЛОПАСНЯ ДО МОЛОДОГО ГОРОДА
Село Лопасня стало городом Чеховом лишь в 1954 году, хотя место это, так сказать, намоленное. Сама Лопасня — некогда город с многовековой историей, причина многолетней распри рязанских и московских князей. Да и Мелихово Антон Павлович купил не просто так: усадьбу он приобрел у театрального художника Сорохтина за 13 тысяч рублей. Прежний хозяин строил дом в духе театральных декораций: стрельчатые окна, вит ражи… «Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке... Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни...» — писал он.