Ушедший год ознаменовался множеством событий в сфере волонтерства: в столице благотворительные проекты развиваются особенно активно. В 2019-м благотворительный проект «Мурзик.ру» отметил двадцать лет своей деятельности. Мы поговорили с президентом фонда Германом Пятовым о культуре жертвования, границах и масштабах помощи. Наш собеседник придерживается четкой позиции: фонды должны сохранять свою независимость.
— Герман Владиславович, вы, а потом ваш проект с самого начала помогали детским домам. А почему назвали проект кошачьим именем «Мурзик»?
— Мы сразу стали помогать сиротам. Идея так назваться всплыла из подсознания в 1999 или в 2000 году и уже не отпустила. Как сейчас понимаю, это было желание антипафосности. Наше название всегда бесило чиновников, когда слышали, морщились: что за «Мурзик», что за фонд «Мурляндия», чего у вас такое странное название? Их устроили бы «Добрая рука», «Рука помощи», «Доброе сердце» и прочие пафосные наименования. А мне это уже набило оскомину. Мы никогда особо не пиарились, хотя с пиаром у нас все было в порядке. Мы находили путь к сердцам людей через сарафанное радио, когда волонтеры фонда ездили с нами в поездки, видели своими глазами и рассказывали другим.
Когда мы только начали заниматься 20 лет назад помощью сиротам, таких самодеятельных организаций было мало. Судите сами, какие-то люди собрались в группу, ездят по детским домам, дарят вещи и выкладывают отчеты в интернете — это было в диковинку. Нас сразу все заметили — федеральная пресса, телевидение. Был период, когда я просто изнемогал от огромного количества звонков, и перестал пользоваться телефоном. Но благодаря этому мы привлекли внимание множества людей к проблеме, показывая плачевное состояние детских домов. С тех пор государство сильно улучшило их финансирование.
— Наша деятельность по оказанию помощи сиротам продолжается. К этому направлению добавилась помощь многодетным семьям и усыновителям. Охват наших поездок простирается от западных границ России с соседними государствами — Белоруссия, Украина и страны Балтии, и на востоке — до границ Казахстана и дальше до Западной Сибири включительно. Если раньше мы ездили в радиусе 300–400 километров от Москвы и посещали каждый детдом раз в две недели или даже раз в неделю, то сейчас мы ездим почти по всей России, соответственно, детских домов более 200, каждый детдом посещаем 2–3 раза в год. Привозим одежду, обувь и мониторим ситуацию на предмет нужды.
Жертвование — дело добровольное
— Давайте с начала, когда человек приходит к мысли, что нужно помогать. Как, кому и чем помогать, он еще не знает. Что вы посоветуете, с чего начать?
— На самом деле надо определиться, кому ты хочешь помогать — животным или людям, детям или взрослым, и если ты нашел какой-то рекламный баннер с предложением пожертвовать деньги, то узнать про организацию, что она собой представляет. Желательно лично поучаствовать в каких-то акциях в качестве добровольца. Не у всех есть такая возможность, некоторые предпочитают просто дать денег. Но я считаю, что это не самый лучший вариант. В нашей деятельности мы людей, которые жертвуют деньги, стараемся втянуть в личное участие, чтобы они хотя бы раз в год выезжали в детские дома и видели своими глазами, куда идут деньги. Личное участие очень важно, даже если человек очень занятой, то раз в год можно найти время, чтобы что-то сделать лично.
Я сам начинал сначала на свои деньги, потом подтянулись товарищи, которые сказали, что мы тоже хотим. Сначала просто скидывались, вместе шли покупали, кто-то помогал на машине. В России очень много нуждающихся в помощи. Я бы посоветовал оглянуться вокруг, явно в вашем подъезде есть нуждающиеся в помощи. Не обязательно спасать львов в Африке.
— Интересная тема! Россияне ездят в Сомали помогать голодным африканцам, строят больницы в Никарагуа. А на них ворчат, что у нас в стране тоже нужны школы и больницы, и деревни наши заброшенные нужно поднимать. Насколько правильно так рассуждать?
— Помощь — дело добровольное, и никто никому не указ, как и кому помогать. И ответ на все эти советы один — отправить советчиков в известном направлении. У нас была Страна Советов, и теперь все лезут с советами. Не надо никому ничего навязывать, давать рекомендации. Важно предоставлять информацию, кто и где нуждается в помощи, чтобы у человека был выбор, куда приложить свои силы. И чтобы люди не стали жертвами мошенников, а могли своими глазами посмотреть, приехать в фонд, поехать в детский дом, или лес спасать, или искать пропавших детей, или почистить вольеры, покормить собак, кошек приюта для животных. В таком формате лучше действовать, а не осуждать, что кто-то поехал в Сомали. Куда захотел, туда и поехал. Никто не имеет права оценивать помощь. Главное, чтобы человек действовал продуманно, не выкидывал деньги на ветер.
— Как определить, кто больше нуждается в помощи? Это сложно и для человека, и на уровне организации...
— Да, бывает сложно определить. Например, мы помогаем сиротам в детских домах. Но сейчас материально положение детских домов достаточно хорошее, и есть детдома, которые отказываются от материальной помощи. Это нормально. Но даже если не отказываются и присылают заявку с подписью директора и печатью, это вовсе не означает, что им действительно нужна помощь. Ты приезжаешь, привозишь зимнюю обувь для детей, а дети начинают капризничать, что «мы такое не наденем». Значит, нет сильной нужды в этом детском доме. Нуждающихся могут определить только люди, которые давно и плотно работают в благотворительных организациях.
— Сейчас общество потребления, столько всего произведено и так стало дешево, что, наверное, уже накормить и одеться нет проблем.
— На самом деле и да и нет, потому что в мире производится очень много материальных ценностей, продуктов и одежды, но есть проблемы с распределением — где-то густо, где-то пусто. В странах третьего мира тотальная нищета, а в Америке на помойку выкидываются хорошие продукты и новые вещи.
Еще один аспект — что надо давать удочку, а не рыбу, создавать условия для занятости, чтобы люди сами зарабатывали. Но это уже проблема не благотворительности, а государственной политики, межгосударственных отношений и сообществ государств. А если мы говорим о благотворительности, то ее рамки очень четко очерчены — помощь тем, кто сам себе не может помочь. Это и инвалиды, дети, одинокие старики, бездомные животные, исчезающие виды лесов и животных и прочее.
— Согласны ли вы с тем, что благотворительность берет на себя те социальные функции, которые не тянет государство? Закрывает проблемные зоны?
— Благотворительность вряд ли может заменить функции государства. То, чем занимается благотворительность, для государства является содержанием его внутренней, социальной политики. Благотворительность не решает весь фронт проблем, но она играет очень важную роль — такого сигнальщика, который высвечивает какую-то тему, заставляя государство на нее оперативно реагировать.
Эволюция сообщества
— Если сравнить с зарубежными традициями благотворительности, насколько мы от них отстали?
— Я бы сравнивал не с заграницей, а с культурой благотворительности в России до революции, которая была прекрасно развита, гораздо лучше, чем сейчас. Существовали благотворительные организации и общества, которые помогали сиротам, бездомным, калекам и больным. Признаком гражданского общества было участие простых людей в помощи. Даже крестьяне жертвовали, и очень прилично по тем временам: скидывались и строили себе школы и больницы. Практиковалась массовая благотворительность, а не только богатые купцы, помещики, аристократы и князья. Просто в годы советской власти это все замалчивалось, и мы мало что об этом знаем.
— За 20 лет помощи людям вы можете проанализировать, как эволюционировало благотворительное движение в России?
— Мы совершили огромный скачок за это время, потому что 20 лет назад благотворительность была в зачаточном состоянии. Так, раньше не было народной помощи, обычные люди не жертвовали. В этой сфере действовали крупные компании. Ряд тогдашних законов, которые освобождали благотворительные пожертвования от налогообложения, привели к тому, что появилось много фондов, которые занимались «оптимизацией налогообложения», проще говоря — уходом от налогов, а не благотворительностью. Например, спортивный фонд, у которого была льгота (освобождение от налогов) на ввоз алкоголя и табака, а прибыль якобы шла на развитие спорта.
Сейчас такого нет, все более цивилизованно. И в благотворительность стало вовлекаться все больше и больше обычных людей. Правда, по финансовым оборотам гражданская благотворительность частных лиц в России пока очень сильно отличается в меньшую сторону, в 10–100 раз от поступлений крупных компаний. А на Западе это очень развито, каждый человек жертвует в среднем 20 долларов в месяц. Более того, у нас помощь стала популяризоваться и на уровне государства, в виде пропаганды добровольчества. Правда, там, где появляются чиновники, это приобретает характер искусственности, неестественности, неискренности и отталкивает людей.
Также с распространением технологий, интернета произошел скачок в развитии помощи — легче собирать пожертвования онлайн, легче координировать действия добровольцев через соцсети. Этим очень хорошо пользуются жулики, которые тоже виртуально собирают деньги. Любое развитие технологии рождает дополнительные риски.
— Как благотворительные организации взаимодействуют друг с другом, чтобы перераспределять излишки?
— Мы ни с кем не сотрудничаем, вопрос, куда деть излишки, сам прекрасно решаем. Мы работаем непосредственно с благополучателями — детьми-сиротами, которым можем в руки отдать эти кроссовки, этот костюм, зачем нам какие-то посредники? У нас за 20 лет много наработок и по организации, и по логистике. Мы можем, образно говоря, открыть «университет благотворительности» и обучать людей, как помогать. Когда появились излишки одежды, не востребованные в детских домах, мы стали помогать многодетным семьям. Теперь у нас в базе 450 семей в Москве и Подмосковье. В среднем в семье 4 ребенка и 2 взрослых, итого — 2,5 тысячи человек. Это огромный объем помощи — раздавали микроавтобусами, грузовиками.
Еще один сегмент — это приемные семьи, которые взяли детей и сирот на воспитание. Им помощь никогда не помешает. Государство тратит на детей-сирот огромные деньги, по 50–60 тысяч рублей в месяц на ребенка в детдоме, а родители, которые берут сирот под опеку, получают в 5–6 раз меньше — 10 тысяч на ребенка.
Надо уметь таскать коробки, иметь крепкую спину
— Вы столько лет помогаете. Не опускаются руки, что каждый раз одно и то же, одни и те же проблемы?
— Нет такого, что одно и то же из года в год, все постоянно меняется. За эти 20 лет ситуация в детских домах изменилась кардинально. Уменьшилось количество сирот в детских домах и количество самих детских домов. Сейчас многие детдома закрылись. К примеру, в Рыбинске до развала СССР был один детский дом, потом их стало шесть, сейчас опять один детдом. В Ярославской области было 80 детдомов, осталось где-то 15, и так по всей стране. Сейчас в российских детских домах около 50 тысяч сирот, это ерунда, одна наша организация способна снабдить их комплектом одежды и обуви на год.
— Когда вы видите, что постоянно повторяется ситуация, не хочется ли вам изменить законы, пойти в депутаты, что-то пролоббировать? Менять ситуацию на уровне причины, а не следствия?
— Все эти вещи я проходил лет 10–12 назад, в 2005–2006 годах, меня звали в депутаты две-три партии. Выходили на меня люди из влиятельных политических структур, но и тогда, и сейчас я себя в этой роли не представляю.
— Большая часть помощи остается за кадром, невидимой?
— Да, на картинке доброволец помогает счастливому улыбающемуся ребенку примерить пару коньков. А какой огромный пласт работы за этим стоит, никто не видит, причем это работа чернорабочих — тех самых добровольцев. Как осознал и сказал один из них — работа-то не видна! Мы ездим по всей России, сейчас планируем поездку в Иркутскую область, а для этого надо поехать на склад, загрузить, отвезти в компанию, перегрузить. А чтобы на складе появилось, надо найти по нормальной цене, закупить, привезти... И так постоянно. Эту логистическую чехарду могут понять люди, которые занимаются продуктовым ретейлом.
— Какие задачи видите перед благотворным движением в целом, чего не хватает?
— Главная задача благотворительного сообщества — не превращаться в придаток чиновников, не обслуживать их интересы. Мы как благотворительная организация существуем на частные пожертвования, поэтому вынуждены работать с обществом. Но всегда есть соблазн не трудиться общаться с обществом, а получить грант от государства, «распилить» его. И таких организаций все больше и больше. А сообщество должно быть независимым.
СПРАВКА
Герман Пятов начал помогать сиротам в августовский дефолт 1998 года, когда до детдомовцев никому не было дела. У всех хватало собственных проблем, и у Пятова в том числе. Занимаясь ими, он попал в город Рыбинск (Ярославская область). И для себя решил, что Рыбинск, как никто другой, нуждается в благотворительности. Все нужное закупал сам и отдавал директорам детдомов, никому не рассказывая. Но сохранить в тайне не получилось. Сейчас в проекте Murzik.ru участвуют более тысячи человек.