Первой восстала брянская Глуховка. 156 000 голосов набрала в интернете петиция с просьбой сохранить единственную здесь школу. Родители 32 учеников и педагоги бунтуют, пишут воззвания, отказываются признавать решение местных властей. Права школьников неожиданно взялась защищать и прокуратура — именно она подала иск в суд на районную администрацию. Но и сейчас, уже после начала учебного года, вопрос о закрытии девятилетки по-прежнему висит в воздухе.
Многодетные и довольные
...Ночной грозой умыта Глуховка. Воздух можно пить. Где-то далеко тявкают беззлобно собаки, кукарекают петухи. Справные дворы за высокими заборами, почти у каждого — детская песочница и машина. Правильная деревня — как на картинке, двести с лишним человек числятся по переписи. Мужики, как обычно, на рабочей вахте в Москве и Брянске, женщины растят новое поколение.
— Вот здесь у нас многодетная семья, а в этой избе — двое ребятишек, а там — еще трое, — загибает пальцы Елена Лобачева, глава родительского комитета, сама мать пятерых.
Младшие — 13-летняя Кристина, 10-летняя Злата и 8-летний Вадим — ученики опальной школы.
Сама Елена родом не из Глуховки, но тут ей очень нравится, привыкла за 17 лет. «Что в мегаполисах делать? Нервы одни. Мне в деревне любо, молоко парное, овощи свои, с грядки, да и дети всегда на виду».
Вторая дочка у Елены — 19-летняя Ирина — сама уже мама, живет под боком. Старшая Алина учится в медицинском колледже, но тоже планирует вернуться.
Медпункт, библиотека, магазин — все, что нужно для нормальной жизни, поэтому и рожают глуховские, не боятся трудностей, преодолевают демографический кризис. Материнский капитал — тоже хорошее подспорье, многие именно на нем кирпичные дома себе поставили. И, конечно, есть школа — куда без нее?
Набились в класс мужики и бабы. Смотрят на меня с надеждой. «Как же так, — качают головами. — Нас во всеуслышание назвали умирающими. Получается, наших детей как бы и нет?»
Откуда миллионы?
Желтого цвета одноэтажное здание — 1958 года постройки, но крепкое. «На этом месте и раньше стояла школа, ее немцы сожгли, — объясняют сельчане. — А в документах почему-то значится, что она уцелела, и именно в ней наши ребятишки продолжают учиться. Мы говорим, это не та постройка, но нас и слушать не желают. Потому что чиновникам удобно: если школа — развалюха, есть уважительная причина ее закрыть».
— Родителям должно быть стыдно, что их дети занимаются в таком неприспособленном помещении, — разводит в ответ руками замглавы Суражской райадминистрации Зинаида Прохоренко.
Однако в районном центре, куда хотят распределить глуховских школьников, своя беда: из-за бесконечного укрупнения классы переполнены. «В Сураже многие учебные заведения довоенной постройки, так там, наоборот, не хватает кабинетов — по слухам, у наших ребятишек уроки будут проходить даже в подвале, где во время войны пытали партизан», — возмущаются родители.
Всей толпой они ведут меня по классам глуховской школы. Показывают обновленный спортзал. Столовую. На стенах — портреты отличников, обязательная мемориальная доска «Никто не забыт, ничто не забыто». Брянщина — кровопролитный котел, все дороги здесь проложены на костях.
«Неужели наши деды бились тут с фашистами, чтобы теперь их правнуков считали неэффективными расходами?» — снова и снова повторяют сельчане.
По мнению чиновников, содержание глуховской школы для района слишком накладно — порядка 3 миллионов рублей в год. Каждый ученик обходится в 113 тысяч. Сюда входят и зарплата педагогов, и электричество, и скоростной интернет, и уголь на зиму. «Никак не дождемся проводки газа», — вздыхают местные жители. Уверяют, что косметический ремонт школы ежегодно делают сами, а капремонта действительно не было очень давно.
— Оклад у нас не превышает 6–8 тысяч рублей, — признаются педагоги Валентина Ильинична Козлова и Елена Андреевна Шабанова. — Преподавателей в школе всего 9 человек, сопутствующего персонала — трое. Раньше, правда, были стимулирующие выплаты, директорский фонд, но их больше нет. Откуда же набежали эти миллионы?
Учителям пообещали, конечно, что без работы они не останутся. Но куда им идти — ведь школ в Суражском районе с каждым годом все меньше. Струженка, Костиничи, Дроков, Лесное. Лишь те, что были закрыты в этом году...
Ждите автобуса
Многодетная мама Елена Лобачева резонно замечает: если даже школу в Глуховке ликвидируют — расходы уменьшатся только на отопление и интернет, все остальные затраты зависят от количества учащихся и никуда не исчезнут. Даже наоборот — возрастут.
До ближайшей школы в Сураже километров 15 как минимум. «Обещают, что Глуховке выделят автобус, на котором и станут отвозить учеников. Так как все сразу не поместятся, разбежка, то есть опоздание, будет на один-два урока каждый день», — вместе с Еленой Лобачевой рассуждает Наталья Федоровна Кузьменок, учительница недавно «оптимизированной» школы в поселке Лесное.
А ведь ее школа была не чета глуховской. Двухэтажная, каменная, вполне современная. Единственная в Суражском районе «именная» — в честь Героя Советского Союза Ивана Лагутенко. С огромным — такие и не во всех московских учебных заведениях имеются — спортзалом, тренажерами, волейбольной площадкой и катком. Сюда зимой съезжались со всех окрестностей.
Да, школа просторная — но в Лесном как раз не хватает детей. Их меньше двух десятков. А допустим, предложить создать при ней интернат, в котором принимали бы ребятню со всех неблизких окрестностей, — снова возникает вопрос о дополнительном финансировании. Деньги... Куда без них?
«Никому мы не нужны. Потому что допроситься у района ничего нельзя. Грамоты показываем за наши достижения, свидетельствующие, что мы чего-то стоим, а начальству все равно», — жалуются вновь глуховские учителя. При этом многие просят не указывать их имен в газете. «Хотим работать, поэтому лучше будем молчать», — несколько противоречиво заявляют педагоги. Хотя очевидно же, что молчанием школу не спасти. Отказывается от интервью под диктофон и глава поселковой администрации Александр Куц: «Мы-то здесь при чем? Мы всеми силами за школу, но район не планирует выделять на это деньги».
— Как я могу относиться к уничтожению школ — плохо, конечно, — не скрывает местный депутат Сергей Филоненко. — У нас все поселковые народные избранники, мои коллеги, проголосовали против этого решения. Но, к сожалению, наше мнение рекомендательное. Школу жалко. Видите, вон стоит спортивная площадка — ее делал когда-то мой отец, рамы в окна вставлял я. Это детство, юность, как такое забыть? А через несколько лет, если ничего не изменится, все порастет травой и бурьяном...
Земля без людей
Увы, что без школы умрет деревня — это не фигура речи. После разговора с депутатом Филоненко мне предлагают проехать еще километров 25 до поселения Жастково, где единственную девятилетку закрыли лет шесть назад.
Железные воины с автоматами наперевес — памятник советским солдатам — охраняют подступы к заброшенной школе. Один остов. Без крыши, без дверей, без полов. Как над пропастью перекинута доска от когда-то парадного входа в коридор — по ней можно попасть внутрь, снизу из погреба сшибает испражнениями.
Такую разруху и боль я видела только один раз в своей жизни — в Беслане, в сентябре 2004-го. Но там были террористы, враги — а здесь?
Единственное проявление жизни — вечная надпись на стенке «Вика + Вовчик = любовь».
Во многих домах в Жастково заколочены ставни. Опустели дома. Бывший директор школы с семьей подался в город, образованным специалистам делать тут больше нечего.
— Дороги наши разрушены. Вон в кустах — обрыв, кто не заметит, сломает голову, — показывает Светлана Базылева, мать 12-летней Кати. Последние могикане, остающиеся жить в Жастково. — Все началось с того самого дня, как закрыли школу. Мы вот пока держимся, хозяйство большое, жалко бросать...
На мой вопрос о школьном автобусе молодая женщина рубит в сердцах: «У него то бензина нет, то сломался, то шофер напился пьяным — и дети опять сидят по домам. Какая уж тут учеба. Если не зима и не осень, не распутица и не темно, старшие шагают сами через лес. Страшно их отпускать, а что делать?»
У пенсионерки Татьяны Васильевны Быковой, жительницы того же Жастково, 33 года педагогического стажа. Приехала сюда еще в 1969-м по распределению. Здесь и протекла вся ее жизнь, дети, внуки, правнуки. Спрашиваю: «А правда, что и при советской власти школы все равно укрупнялись и были общие районные, а дети жили либо в интернатах при них, либо каждый день брели пешком за знаниями? И ничего — выучились!»
— Да не было такого никогда, — утверждает пенсионерка. — Уровень образования что в сельской школе, что в городской тогда был примерно одинаковым. А иногда наши дети и посильнее выпускались. Потому что в классе их обычно бывало меньше, и к каждому педагог подбирал индивидуальный подход. Наша школа вообще гремела, ученики занимали призовые места на олимпиадах. К нам в прежние времена записывали детишек даже из Белоруссии, она тут всего в нескольких километрах, и не потому, что там своих школ не хватало, просто наша считалась лучшей.
«Тетя журналист, а вы можете сделать так, чтобы мою школу вернули на место?» — у будущей семиклассницы Кати Базылевой наворачиваются слезы. Но я лишь пожимаю плечами.
Филипки, становись!
Есть вещи, на которых нельзя экономить. Даже когда ситуация такова, что очень нужно поджаться. Это здоровье народа и наши дети. На дворе XXI век — может, пришла пора завязывать с Филипками, плетущимися за знаниями через лес по непролазной грязи?
Очевидно, к подобному выводу пришла и Суражская прокуратура, подавшая иск с требованием отменить закрытие школы. В ответчиках — учредитель последней, та самая администрация Суражского района.
— В феврале пришло по электронной почте первое уведомление о закрытии. Однако после того как родители забили тревогу и написали в Москву, в Генеральную прокуратуру, ужасное решение было отменено, — вспоминает Валентина Ильинична Козлова, преподаватель начальных классов.
Также установили, что комиссия, которая должна была объективно оценить фактическое состояние учебного заведения, подошла к вопросу формально.
Слегла с инфарктом директор глуховской школы Валентина Константиновна Ландик, именно она официально возглавляла комиссию по ликвидации. «Что она могла — если так приказали», — оправдывают ее сельчане. И тут же добавляют: главная жертва — раздатчица из школьной столовой. Женщина так переживала остаться без работы, что не выдержало сердце.
— После того как о нашем воззвании узнали в интернете, нам присылали множество писем, говорили, чтобы мы не сдавались, — делится Елена Лобачева. — Мне запомнилось послание от эмигранта, который клялся: если бы, мол, в его родном селе не уничтожили школу и больницу, он бы никогда не покинул Россию.
Увы, в конце весны администрация издала очередное постановление о закрытии школы. Именно оно 7 сентября будет вновь оспариваться в суде. Предметом разбирательства станут неточные даты постройки здания, а также указанное в документе число педработников. Кроме того, истцы затребовали детальный расклад по сумме, которая, дескать, ежегодно тратится на Глуховку.
...Плодородная Брянщина. Кругом поля, покосы, пастбища. Мы возвращаемся из Жастково, на душе после увиденного там горько и пусто. Кто станет работать на этих полях, пасти скот, выращивать хлеб, если храмы знаний снесут, а людей вынудят перебраться в пригородные спальники? Зачем тогда все?
— Ну мы-то еще повоюем, — успокаивают Елена Лобачева и Наталья Кузьменок. — Думали, что с деревней справиться легко? Да нас теперь вся Россия поддерживает, надеемся, новый руководитель Министерства образования — тоже.
В Глуховку, что символично, я попала в тот самый день, когда главой Минобрнауки РФ стала Ольга Васильева. Она сразу открыто призвала россиян сообщать о конфликтных случаях при ликвидации сельских школ. Об этом Ольга Юрьевна заявила в ходе «Часа с министром» в Общественной палате.
В глуховской школе, несмотря ни на что, 1 сентября встретили День знаний. Личные дела учеников, как бывает при переводах в другие образовательные учреждения, пока наверх не затребованы, а здешним первоклашкам даже выдали, как полагается в Брянской области, бесплатную школьную форму.
Изменится ли праздничный настрой через несколько дней? Вполне возможно. Ведь хорошо известен и такой неприглядный факт: местные наши власти не любят проигрывать. Городской закон далеко, народ вокруг в основном робкий, терпеливый. Вскоре после моего отъезда некоторым родителям вновь предложили бросить буянить и согласиться на перевод детей в районную школу. Зачастую в российской глубинке чиновники добиваются своего не мытьем, так катаньем, не по надобности и даже не по указкам «из центра», а просто ради принципа, чтобы помнили все, кто в доме хозяин.