Российские потребители оказались под ударом резкого роста цен на сталь, транслированного с мировых рынков. Как бороться с тотальным нетбэком в промежуточных отраслях, пока неясно. Власти пока что добились от металлургов лишь адресных скидок — для крупных госстроек и исполнителей гособоронзаказа
Накануне открытия Петербургского международного экономического форума первый вице-премьер Андрей Белоусов затеял крестовый поход против сверхприбылей отечественной металлургии. «Мы видим, что в ковидный год доходы металлургов возросли в разы. И это неплохо. И даже неплохо, что они выплачивают дивиденды. А плохо то, что они все считают цену нетбэк, они подняли цены на внутреннем рынке в соответствии с ростом мировых цен. Мы посчитали, что нас, извините за это слово, металлурги нахлобучили в части госкапвложений и гособоронзаказа примерно на сто миллиардов рублей. Эти деньги, я считаю, они должны нам вернуть в виде налогов» — это заявление Белоусова в интервью РБК произвело эффект разорвавшейся бомбы: акции металлургических компаний посыпались, капитализация сектора съежилась на несколько миллиардов долларов.
Это уже не первая инициатива Белоусова по борьбе со сверхприбылями корпораций-экспортеров. В августе 2018 года он выступил с предложением изъять у 14 металлургических, химических и горнорудных компаний 500 с лишним миллиардов рублей сверхдоходов, которые те получили из-за изменения внешней рыночной конъюнктуры.
В тот раз компаниям из «списка Белоусова» удалось отбиться через принятие на себя обязательств поучаствовать во вложениях «в интересные для них проекты». Всего в список «интересных» попало около 400 проектов на сумму более 11 трлн рублей.
Почему именно металлургов постоянно «раскулачивают»? Насколько оправданны фискальные притязания к ним? Есть ли у проблемы отраслевых фискальных диспропорций системные решения? Это главные вопросы, в которых мы попытались разобраться.
Заграница нам указ
Несмотря на то что победа над пандемией коронавируса в медицинском смысле слова еще не близка, мировая экономика функционирует уже явно в «постковидном» режиме. Свидетельством тому рост физического спроса на энергоносители, сырье и металлы в быстрорастущих развивающихся странах, прежде всего в Китае и Индии, который, наложившись на мягкую денежную политику ведущих центробанков мира, запустил маховик роста цен на продовольствие, энергию, сырье и металлы.
В частности, стальная продукция за последние 12 месяцев подорожала в мире на 50–80%. Котировки фьючерсов на железную руду уже почти на 80% выше, чем в феврале 2020 года. Сказались и специфические факторы: Китай, а это, на минуточку, более половины глобальных сталеплавильных мощностей, в климатическом раже (на пленуме ЦК КПК в октябре прошлого года была поставлена цель достижения углеродной нейтральности экономики КНР к 2060 году) в директивном порядке ограничил объемы производства стали для снижения выбросов, что подстегнуло спрос на импортную сталь в стране. Для российской сталеплавильной отрасли экспорт играет важную роль, на него в последние годы стабильно приходится более 40% объемов производства (см. график 1), и внутреннее ценообразование в привязке к мировым ценам давно стало непреложным обычаем делового оборота. Впрочем, как и для наших аграриев и химиков. Соответственно, разогрев конъюнктуры внешних стальных рынков был немедленно транслирован во внутренние цены: за скользящий год по нынешний апрель внутренние цены на стальной прокат выросли почти вдвое (см. график 2). «Первым и основным фактором, повлиявшим на цены на сталь в России, стало изменение цен и конъюнктуры на международных рынках. Во вторую очередь это подорожание, а в ряде случаев дефицит, некоторых компонентов, используемых в сталеплавильном производстве и поставляемых из других стран», — говорит управляющий партнер BMS Group Алексей Матюхов. «Что является фактором “нахлобучивания”? — задается вопросом директор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александр Широв. — Это рост цен. Рост цен почему возникает? Потому что сформировалась система, в которой четыре принципа ценообразования сейчас действуют одновременно в разных частях экономики. Это нетбэк — установление внутренних цен в привязке к ценам соответствующих мировых рынков, это цены на импортируемую продукцию, это регулируемые тарифы инфраструктурных монополий, частично регулируемые, и это, наконец, оставшаяся часть экономики, где цены формируются как результат балансирования спроса и предложения между собой». Первые два механизма ценообразования, как легко заметить, сильно оторваны от параметров работы собственно российской экономики. Они никак не учитывают стоимость факторов производства — цену труда и амортизацию производственных фондов, зато точно и быстро следуют за движениями мировых цен, а также критически сильно зависят от курса рубля. Действующее бюджетное правило, по словам Широва, при прочих равных условиях сдерживает укрепление рубля, потому что мы существенную часть валютной выручки складываем в резервы: «При текущем объеме положительного торгового сальдо наша экономика должна иметь более крепкий рубль. Слабый рубль сдерживает импорт технологий и технологического оборудования, что тормозит инвестиционную активность».
Гиря на плечи
Внутренний спрос на стальной прокат — это главным образом строительство и машиностроение. В строительном секторе вклад металла в стоимости построенного объекта может достигать 10%, для автомобилей тоже порядка 10–12%, для тяжелого машиностроения доля цен на металл в себестоимости может быть еще выше. В результате сырьевой нетбэк оборачивается мощным ростом рублевых издержек для строительства и обрабатывающей промышленности. Отраслевая ассоциация «Росспецмаш» еще в декабре 2020 года обратилась к Владимиру Путину с просьбой вмешаться в ситуацию с резким ростом внутренних цен на сталь и ввести плавающую экспортную пошлину на металлопрокат «с целью обеспечения цен на металл на 20% ниже, чем на мировых биржах», поскольку рост внутренних цен на металл, утверждают в ассоциации, вынуждает машиностроительные предприятия поднять цены на свою продукцию. В итоге это скажется на стоимости техники для сельского хозяйства, строительства, добычи полезных ископаемых и транспорта. Строители тоже не остались в стороне. В декабре прошлого года вице-премьер Марат Хуснуллин поручил Минстрою и Минпромторгу проверить причины резкого роста цен на арматуру, используемую при строительстве жилья. По данным строителей, цены на строительную арматуру с середины ноября 2020 года выросли более чем на 50%. Однако в строительном секторе ситуация может быть еще более критической, чем просто повышение расценок на 10% (пропорционально вкладу металла). Дело в том, что множество строительных работ ведется по госконтрактам или в интересах госкорпораций. По некоторым оценкам, доля таких заказов в отрасли сейчас может достигать 60–70%. А госконтракт в строительстве всегда упирается в вопрос смет, которые утверждаются официально, и, конечно же, никто не позволит их произвольно менять вслед за аппетитами металлургов (ибо подсудное дело).
Слово обвиняемым
Металлурги выдвинутые им обвинения предсказуемо отвергли. Владелец НЛМК Владимир Лисин, в частности, отметил, что правительству стоит обратить внимание на двойной рост налоговых отчислений отрасли, а не «чинить то, что работает»: «Неизгладимый синдром Госплана — болезнь “красных глаз”. А “нахлобучить” — это не очень распространенный глагол, но смысл этого слова общеизвестные словари поясняют как “надвинутый на лоб или на глаза клобук”. Вот точно, чтобы не видеть двойной рост налоговых отчислений отрасли, конкурирующей на глобальном рынке. Не видеть, что сумма налогов в федеральный и региональные бюджеты уже превышает величину притязаний. Игнорировать значительный рост инвестиций в отрасли. Не считать важным, что только у металлургов несколько миллионов владельцев акций — физические лица, которые не получат рассчитываемые дивиденды… И при этом не замечать, что планирование и расчеты бюджетных строек на год отстают от начала строительства и изменившихся цен. Здесь уместно старое выражение: не чини то, что работает». Отраслевая ассоциация «Русская сталь» заявила: «Начиная с середины 2020 года произошло резкое увеличение цен на жилье. Участники ассоциации “Русская сталь” считают, что роль металлопродукции в этом процессе не была существенной и практически равна нулю… Рост цен в конце 2020 года произошел на фоне резкого повышения спроса, вызванного восстановлением темпов жилищного строительства, снижения складских запасов в период коронавирусных ограничений и образования временного дефицита. Также необходимо отметить, что рост цены на арматуру на 20% приводит к удорожанию квадратного метра жилья лишь на 1%, а в целом доля арматуры в стоимости квадратного метра составляет около 5%». Металлурги указывают, что получаемые ими прибыли сделали возможными значительные инвестиции в развитие отрасли. Доля истины тут есть. Всего за период 2001–2020 годов в отрасль было вложено 2,97 трлн рублей инвестиций, в том числе 300 млрд рублей — по итогам 2020 года (см. график 3). Благодаря инвестициям износ основных средств снизился с 53,5% в 2000 году до 42% в 2015-м и сохраняется на этом уровне.
Где же правда?
Однако более внимательный анализ заставляет усомниться в выдающихся достижениях металлургов по части инвестиционной активности. Суммарные вложения 15 крупнейших металлургических комплексов в России в 2019 году составили 559 млрд рублей, свидетельствуют данные последнего рейтинга инвестиционной активности журнала «Эксперт» (см. № 1 за 2021 год). Много это или мало? Маловато. Достаточно сказать, что это лишь 2,9% суммарных инвестиций в основной капитал в российской экономике и меньше, чем вложения РЖД (720 млрд рублей) или «Роснефти» (854 млрд). Да и на фоне 1,82 трлн рублей EBITDA, заработанных металлургами за год, и их выручки (почти 6 трлн рублей) сумма вложений действительно выглядит небольшой: в среднем по отрасли компании реинвестируют чуть более 30% операционного дохода в год и менее 10% выручки (см. таблицу 1), это существенно меньше среднего по 200 крупнейшим нефинансовым компаниям диапазона инвестиционной активности (годовые инвестиции составляют 40–70% EBITDA), не говоря уже о лидерах рейтинга, у которых соответствующий показатель превышает 70%, таких, например, как «Росатом» (75%), «Сибур холдинг» (75%), «Газпром» (84%), РЖД (93%). Таким образом, большинство крупнейших металлургических компаний демонстрируют невысокую инвестиционную активность. Хотя есть два исключения — «Русал» и Промышленнометаллургический холдинг (ПМХ).
Относительно зарабатываемой прибыли эти компании тратят много — 71 и 59% годовой EBITDA соответственно. Тем не менее, судя по динамике капитальных вложений, ПМХ, видимо, заканчивает свой инвестиционный цикл. Кроме того, в завершении цикла находились ТМК и «Норникель». «Норникель» хотя и является крупнейшим инвестором в отрасли: каждый пятый рубль, вложенный металлургами за последние пять лет, приходился на эту компанию, на фоне зарабатываемых прибылей инвестирует немного — лишь около 20% EBITDA. Хотя компания уже поплатилась за свою скупость. Результатом экономии стала крупнейшая техногенная катастрофа в 2020 году с разливом более 20 тыс. тонн дизельного топлива и рекордный выплаченный штраф в 146,2 млрд рублей, в 1,4 раза превышающий средние капитальные вложения компании за последнюю пятилетку. Но если говорить о действительно скупых компаниях, то это перегруженный долгами «Мечел», готовящийся к продаже ЧТПЗ и, как ни странно, «Металлоинвест» — все три холдинга тратят в год менее 20% EBITDA на обновление фондов. Классические черные металлурги — «Северсталь», ММК, НЛМК и «Евраз» — несут умеренную нагрузку, реинвестируя 20–35% EBITDA и при этом небольшими темпами наращивают свои вложения. Одновременно, как подсчитали отраслевые аналитики, металлургическая отрасль стала одним из лидеров по дивидендной доходности, а общий объем выплат акционерам в разы превышал капитальные затраты. В частности, из расчетов инвестиционного стратега «Арикапитала» Сергея Суверова выходит, что дивиденды акционерам «Металлоинвеста» превысили капитальные затраты в 3,8 раза, у НЛМК — в 1,8 раза, у «Северстали» — в 1,7 раза. «Уровень дивидендов по отношению к инвестициям у металлургического комплекса самый большой сейчас в экономике, — говорит Александр Широв из ИНП РАН. — Наши металлурги инвестировали в модернизацию производства в период с середины 2000-х до кризиса 2014–2015 годов. Сейчас у них естественным образом возникла инвестиционная пауза, когда мы наблюдаем рост дивидендов при относительно скромных инвестициях. Является ли это поводом для того, чтобы часть сверхдоходов у них забрать и перераспределить в пользу государства? Сложный вопрос. Мне кажется, предпочтительным вариантом было бы стимулировать их к активизации собственных инвестиций, может быть, в какие-то другие направления деятельности — например, связанные с налаживанием выпуска следующих переделов продукции, а также с повышением энергоэффективности и экологичности». Конечно, доходов много не бывает, но с точки зрения наполнения федерального бюджета, строго говоря, жесткой необходимости в дополнительных 100 млрд рублей сейчас нет. По итогам первого квартала 2021 года федеральный бюджет был исполнен с профицитом в 200 млрд рублей — за счет роста поступлений от НДС, 145 млрд рублей, которые заплатил за разлив топлива «Норникель», а также разового поступления части дохода от продажи пакета Сбербанка Банку России. При этом с 2020 года перешли 940 млрд рублей не использованных в прошлом году денег, и еще почти 740 млрд Минфин занял на рынке госдолга.
Фискальный перекос
Можно сколь угодно долго и под разными ракурсами оценивать, насколько разумно и дальновидно распределяют металлурги свою прибыль между дивидендами и инвестициями, но это невольно поднимает следующий вопрос: а откуда в принципе у металлургов столько свободных денег? В том же ТЭК львиная доля конъюнктурных ценовых доходов автоматически перераспределяется государству через рентный налог — НДПИ. С другой стороны, в обрабатывающих отраслях значительная доля доходов изымается в бюджет через налоги на труд. В результате выясняется интересная вещь: средний уровень фактической совокупной налоговой нагрузки на ряд промежуточных отраслей, а именно металлургию, химию и деревообработку, существенно ниже, чем для нефтегазового сектора и обрабатывающей промышленности. По расчетам ведущего эксперта ЦМАКП Владимира Сальникова, полная налоговая нагрузка в 2020 году в добыче полезных ископаемых составляла 56,4% валовой добавленной стоимости (ВДС), в производстве автотранспортных средств — 42,6% ВДС, тогда как в металлургии — 15,2%, в химии — 14,2%, в деревообработке 14,2% (см. таблицу 2). Такие диспропорции являются свидетельством несовершенства отечественной налоговой системы: часть рентного дохода в квазирентных отраслях не улавливается в бюджет. Прошлой осенью Минфин поставил вопрос об увеличении НДПИ для производителей удобрений, черных и цветных металлов, что и было сделано с 1 января нынешнего года: стал действовать так называемый рентный коэффициент (К-рента) в размере 3,5 к действующей ставке НДПИ на ряд твердых полезных ископаемых, в том числе калийных солей, апатит-нефелиновых, апатитовых и фосфоритовых руд, руд черных и редких металлов, нефелинов, бокситов, природной соли и чистого хлористого натрия, кондиционных руд цветных металлов (8%), а также многокомпонентной комплексной руды, содержащей медь, никель и платину и добываемой на территории Красноярского края. Бизнесу удалось добиться лишь пятилетней отсрочки на применение повышающего коэффициента для новых проектов по добыче, по которым заключены соглашения о защите и поощрении капиталовложений (СЗПК). Однако результирующий рост налоговой нагрузки, по крайней мере для металлургов, будет небольшим. Так, по оценке Goldman Sachs, повышение налога обойдется в 35 млрд рублей EBITDA в год «Норникелю» и не более чем в 2 млрд рублей остальным компаниям.
Перемирие
В ходе ПМЭФ Андрей Белоусов уточнил, что правительство рассмотрит разные инструменты стабилизации цен на металл для госпроектов. «Нет задачи отобрать деньги у металлургов, есть задача вписать госпрограммы и окологосударственные программы, — заявил первый вице-премьер. — Нужно найти системный механизм, который позволял бы демпфировать подобного рода скачки». Первого июня глава Минпромторга Денис Мантуров провел совещание с представителями металлургической отрасли, где предложил вернуться к обсуждению скидок на металл для государственных строек. Компании, занятые в госстроительстве, могут заключить с металлургами долгосрочные прямые контракты с демпфированием вероятного роста цен.
Отечественные компании, задействованные на госстройках, участвующие в возведении соцобъектов и реализации крупных инфраструктурных проектов, могут также рассчитывать на скидки на металлопродукцию. Металлурги согласились с таким предложением. Оно, собственно, мало чем отличается от того, что еще в феврале этого года предлагала «Русская сталь». Это, напомним, предложение перейти на среднесрочное планирование на горизонте одного-полутора лет и заключать с металлургами прямые долгосрочные договоры, это идея заключать с металлургическими комбинатами договоры take-or-pay, предусматривающие план-график поставки продукции и определение цены металлопродукции на весь срок строительства объекта, и это предложение организовать механизм консолидированного агрегирования данных с целью формирования заказов на металлопрокат для наиболее социально чувствительных проектов и для конкретных регионов. Согласно сообщению Минпромторга, в ходе совещания также достигнута договоренность об обеспечении исполнителей гособоронзаказа металлопродукцией по зафиксированной в контрактах цене. Рассматривается и возможность введения практики закупок металлопродукции в Росрезерв, чтобы в периоды высокого спроса интервенциями металла на рынках сбивать цену. Вопросы дополнительных налоговых изъятий из отрасли пока не рассматривались. Правда, из этой схемы выпадает как коммерческое строительство, так и машиностроение вне гособоронзаказа. Решать эту проблему тоже надо, но пока что фантазии Минпромторга хватило только на идею убрать из цепочки поставок посредников-трейдеров. Правда, как множество мелких игроков рынка будет функционировать без оптовиковметаллоторговцев на местах, в ведомстве не уточнили.
Китайская дубинка
«Единственное, что можно противопоставить негативному эффекту от всплеска цен на сталь на международных рынках, — усиление и развитие внутреннего спроса, то есть промышленного производства, в котором сталь является одним из ключевых сырьевых элементов. Другими словами, обеспечить значительное предложение и значительный спрос внутри экономики страны, не столь зависимые от внешних факторов. Демпфирующие механизмы регулирования цен — это искусственное влияние, которое будет иметь множество побочных эффектов», — резюмирует Алексей Матюхов из BMS Group.
Очевидно, существующая ситуация, когда металл, производимый в России из отечественного сырья, зависит от цен на внешних рынках, недопустима. Это, собственно говоря, и убивает потенциальные предпосылки для возрождения отечественной обрабатывающей промышленности в лице более низких издержек на сырье и материалы. А это значит, что адресных скидок для «наиболее значимых» слишком мало. Нужен переход к регулированию рынка на постоянной основе, с внутренними механизмами ценообразования. Нетбэк нам не нужен. Есть небезынтересный пример Китая. Скачок цен на металл заставил власти этой страны принять ряд стабилизирующих мер. В частности, были оперативно пресечены биржевые спекуляции, с руководством металлургических компаний проведена разъяснительная работа, с заявлением о необходимости обеспечить нормальный ценовой уровень выступил премьер-министр, а на уровне Национальной комиссии по развитию и реформам (NDRC) был анонсирован запуск системы ценового мониторинга и контроля для важнейших видов сырьевых и продовольственных ресурсов. Стали просачиваться сведения о готовящемся введении экспортных пошлин на стальную продукцию низкого передела (горячекатаный прокат, а также, вероятно, арматура и катанка). Наконец — а вот это уже сенсация — китайское правительство решилось на отмену с 1 мая текущего года возврата НДС (его ставка в КНР составляет 13%) при экспорте 146 из 166 категорий стальной продукции. Перечисленных мер хватило, чтобы переломить тренд роста цен на отдельно взятом китайском рынке.